Кононов Варвар - Михаил Ахманов

У Трикси было девяносто семь инклинов, и, облетая Землю по шестидесятой параллели, он отстрелил первый из них над Северной Европой. В какой конкретно точке, он не знал; подобные мелочи не фиксировались, ибо инклин являлся продолжением его сознания, таким же неотъемлемым и ясно ощущаемым, как, предположим, конечность или палец человека. Кроме того, излученная частица сущности была структурой автономной, способной выбирать партнера и путешествовать от одного носителя к другому, разыскивая самый оптимальный вариант: существо контактное, без глупых предрассудков и наделенное высоким интеллектом. Поиск всегда начинался с крупных городов, с центров цивилизации, если такие имели место быть, и Трикси полагал, что его инклин находится либо в Хельсинки, либо в Петербурге. Столица Финляндии, впрочем, уже отпадала; Трикси провел там больше года, но не добился ровным счетом ничего.

– Если я правильно понимаю, – сказал Кононов, – ты потерял телепатическую связь с инклином и ринулся вниз со своего транспундера, чтоб отыскать пропажу и разобраться в ситуации. Но если связи нет, если мы резистентны к слабым излучениям инклина и даже блокируем их, как ты его найдешь?

«Подобно слепцу, который ищет монетку на пляже, усыпанном галькой, – сообщил пришелец. – Если глаза не видят, что можно сделать? Лишь положиться на осязание».

Челюсть у Кима отвисла.

– Это что же получается? Выходит, ты перещупал в Хельсинки полмиллиона финнов и финнок?

«Нет, разумеется, нет. Сравнение с тактильным чувством лишь аналогия. Ментальные волны блокировать полностью невозможно, и я способен их улавливать как от любого человека, так и от инклина. К несчастью, только на небольшом расстоянии».

– Каком?

«Тридцать-сорок метров, максимум – пятьдесят. Если двигаться вдоль здания в двенадцать этажей, причем не очень быстро, я просканирую его от крыши до подвала».

Челюсть у Кима отвисла еще больше.

– Ты хочешь сказать, что мне придется обойти все городские здания? Да их тут десять или двадцать тысяч! Здесь, мой экзоплазменный друг, не Хельсинки, здесь Петербург! Здесь зданий и людей не меньше, чем во всей Финляндии!

«К сожалению, других вариантов нет», – грустно отозвался Трикси.

– Есть! Плюнуть, сесть в транспундер и поскорее делать ноги! Ты не думай, я тебя не гоню… Но какой смысл в поисках? Было у тебя девяносто семь инклинов, осталось девяносто шесть… компания вполне приличная… Может, со временем новый инклин отрастишь…

«Не получится. Число инклинов, то есть мою способность к расщеплению сознания, определяет индивидуальный генетический код, и тут ничего не убавишь и не прибавишь. А без инклина я – неполноценная личность, инвалид… Это конец карьеры, Ким! Да что там карьера – я даже не смогу размножаться!»

Трикси испустил ментальный стон и начал сетовать на жизнь-злодейку, на бедственную свою судьбу, крах карьеры и неминуемую импотенцию. Этого Ким вынести не мог. Глаза его увлажнились, сердце дрогнуло, душа преисполнилась сочувствия; он погладил себя по макушке (под которой, надо думать, и скрывался Трикси), затем произнес:

– Ну, ну, не делай из неудачи трагедию… Найдем мы твой инклин, найдем! Но без торопливости и спешки. Мне ведь роман надо закончить. Не позже двадцатого!

«Закончишь. Я помогу», – пообещал пришелец, тотчас прекратив рыдания и стоны.

В дружном единении они покинули кухню, переместились к столу с компьютером, включили его, нашли необходимый файл, и тут Ким на мгновение отрубился. То есть ему показалось, что на мгновение, – когда он очнулся, за окном уже плыла серебряная ночь, лес по другую сторону улицы стоял темный и тихий, а на мониторе мерцали последние фразы главы о зингарском корабле. Ким перечитал их и довольно хмыкнул.

«Его секира поднималась и падала, поднималась и падала, словно серп, срезающий стебли тростника. Стоны, крики и предсмертный хрип огласили корабль…»

«Очень динамично и экспрессивно, – подал голос Трикси. – Что дальше?»

– Дальше? Дальше Идрайн плывет в Кордаву, столицу Зингары, сходит на берег, находит коня и мчится вслед за Конаном на север, в Пиктские Пустоши. Дайома с големом в телепатическом контакте, а у Небсехта есть волшебное зеркало, чтобы следить за всеми, кто подбирается к его печенке.

«А Конан и светловолосая Зийна? Где они сейчас?»

– В стране пиктов. Сидят в дремучей чащобе у костра, и девушка рассказывает Конану свою историю. Она из Пуантена – есть в Хайбории такое графство между Зингарой и Аквилонией. Из благородной семьи – отец ее дворянин, вассал графа Троцеро, а мать – немедийка, и от нее Зийне достались голубые глаза и светлые волосы… Росла она в отцовской усадьбе на берегу Алиманы, но в один несчастный день спустились с Рабирийских гор разбойники, прикончили людей, сожгли усадьбу, унесли добро и прихватили пригожую дочку старого рыцаря. Ее изнасиловал главарь бандитов, а после, через третьи руки, продал на кордавском рынке Гирдеро, местному нобилю. Перекупщик уверял, что белокурая красавица сохранила девственность, но истина обнаружилась в первую же ночь. И стала Зийна не просто наложницей Гирдеро, а презренной подстилкой, о которую вытирают ноги…

«Превосходно! – одобрил Трикси. – Я бы сказал, очень реалистично и современно. У вас ведь до сих пор насилуют?»

– Еще бы! В полный рост! – откликнулся Ким. Пальцы его с небывалой резвостью плясали по клавишам, с каждым словом история Зийны двигалась вперед, и он уже сомневался, кто у него главная героиня, то ли Дайома, то ли красавица из Пуантена, которую он породил на улице Зины Портновой. Непраздный вопрос! Как все, имевшее отношение к Дарье Романовне… Ким предпочел бы, чтобы по облику она была Дайомой, а по характеру – Зийной, столь же заботливой, самоотверженной и нежной… «А вдруг она такая в самом деле?..» – мелькнула мысль. Нашла ведь его в больнице… не просто нашла, а притащила пудовую сумку с деликатесами… Небось Кузьмич их сейчас подъедает!

Трикси опять пробудился:

«История рассказана, костер погас, и девушка уснула. Конан встает, обходит лагерь и смотрит, не затаились ли во тьме враги… Так?»

– Не так. Мой издатель заявил бы, что герои скисли, а сюжет провис. Не хватает важной сцены.

«Какой? Чтобы не скиснуть, им надо поесть?»

– Нет, позаниматься любовью, – объяснил Ким. – Но в романтичном и скромном изображении, чтобы читали бабушки, дочки и малолетние внучки. И все были довольны.

Прищурившись, он поразмыслил пару секунд, потом написал:

«Руки Зийны крепко обнимали шею Конана, трепещущая грудь прижималась к его плечу, шелковистые волосы душистой волной прикрывали губы; он вдыхал их аромат, медленно пропуская невесомые прядки меж пальцев. Эта голубоглазая пуантенка нравилась ему, ибо сердце Зийны было столь же самоотверженным и преданным, как у Белит, королевы Черного Побережья, его погибшей возлюбленной. „Сколь различны эти женщины обликом и сколь схожи душой“, – лениво размышлял он, прижимая к себе покорное девичье тело; теперь, после трехдневных странствий по пиктским чащобам, он не сомневался, что Зийна – как некогда Белит – отдаст за него жизнь».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});