Сердце Дракона. Предпоследний том. Часть 1 - Кирилл Сергеевич Клеванский

вид Эваалела, тот в нем легко угадывался земляк Харлима.

Наверное то, что в стране бессмертных мог обитать целый Дом, верхушка которого из числа пустынников не так уж и удивительно. Если верить легендам, многие эпохи тому назад Море Песка обладало куда большим количеством оазисов и в нем процветала целая цивилизация магов и адептов. Отсюда и выбор локации для создания Летающего Города.

Хаджар сделал привычный для пустынников знак, коснувшись губ и сердца, после чего опустился на пуфики. Эваалел едва заметно дернул уголком губ, а затем кивком пригласил и Харлима.

— Вижу, вы хорошо помните обычаи нашего народа, — произнес глава Золотого Неба, попутно разливая по пиалам терпкий, густой напиток. Сродни земному кофе, только куда более горький и в какой-то степени дурманящий. — Но раз уж к делу, то к делу. Для начала — что вы знаете о состязании вознесения.

Хаджар бросил быстрый взгляд на плечо, где обычно сидел Хельмер, но демон опять скрылся.

— Практически ничего, — ответил генерал.

— Что же, это вполне понятно — не думаю, что среди смертных это сколько-нибудь известная история, — Эваалел отпил немного темной жижи и поставил пиалу обратно, жестом приказав Харлиму налить еще. Видеть то, как когда-то прообраз могущества, бессмертный Харлим, лебезит собачонкой едва хвостом не виляя — воистину открывающее глаза зрелище. — Для начала стоит объяснить вам, доблестный генерал, что не каждый, кто достиг первого ранга Божественного Воителя способен вознестись на Седьмое Небо и стать младшим богом.

— Закон, — вспомнил Хаджар. — для этого требуется обладать Законом.

— И Законом тоже, — согласился Эваалел. — но, опять же, генерал, мне известны, как минимум, почти шесть с половиной десятков обладателей силы Божественного Воителя первого ранга, среди которых наберется двадцать, может двадцать два тех, кто владеет Законом.

Хаджар сделал в памяти очередную зарубку. Учитывая, что во всей стране бессмертных проживало несколько миллионов этих самых бессмертных, то тот факт, что среди них набралось всего около шестидесяти тех, кто находился на пике силы — все это делало данный регион даже более концентрированным, чем чужие земли.

Не говоря уже о том, что постигших Закон «всего» два десятка. Да уж, сперва Хаджар, будучи жителем Земли, долгое время привыкал к масштабам Безымянного Мира — его бескрайним просторам и бесчисленным миллиардам тех, кто населял регионы смертных. Теперь же ему было никак не привыкнуть к, в какой-то степени, миниатюрным размерам Страны Бессмертных.

Вот такой вот парадокс.

— И ни один из них, — продолжил глава Золотого Дома. — пока еще не вознесся на Седьмое Небо, хотя половина была бы не прочь.

— Только половина?

— Не каждому интересно становиться, так сказать, — Эваалел посмотрел на склонившего голову Харлима. — слугой. Особенно это не интересно, после того как ты десятки эпох находился на вершине пищевой цепи, вершил судьбы и повелевал иными адептами.

Звучало более чем логично. Причем для любого из регионов. Те, кто решал остаться на достигнутой ступени и почивать на лаврах, обитали как в количествах, так и в империях, да и в Чужих Землях их было более чем достаточно.

Чего уж говорить про страну бессмертных. Добраться сюда, пройдя через моря крови и океаны пота — уже свершение, достойное песен. А чтобы подняться выше… Хаджар не мог бы ответить искренне на вопрос, отважился ли бы он сам на такой подвиг, если бы не необходимость.

Да его уж там… если бы не та самая необходимость, он бы и сюда не пришел. Смертный регион Безымянного Мира был так велик, что даже эпохи не хватит, чтобы весь его пересечь и увидеть все красоты и таинства, познакомиться с множеством культур и народов.

Мечта маленького, глупого принца. Бегать, чувствуя ветер, наперегонки с облаками и увидеть все то, что прежде было от него сокрыто за стенами больничной палаты.

Хаджар схватился за голову.

Опять заболела…

* * *

Он сидел на холме с которого открывался вид на долину. Постепенно сбрасывая покрова ночи, мир начинал пробуждаться под ласковым прикосновением рассвета. Первые утренние отсветы пробились над горизонтом, осторожно проглядывая сквозь пелену темноты, словно не желая пробуждать мир от дремоты. Солнечные лучи, нежные и золотистые, заиграли на фоне пейзажа, освещая бескрайние просторы лугов, простиравшихся до самого горизонта.

Холмы, укрытые пышным зеленым ковром, мерцали под лучами нового света, и каждая травинка нежилась в рассветном сияние. Это мягкое свечение, успокаивающее, сродни материнской колыбельной, согревало землю своей нежной лаской. Едва заметное прикосновение Ирмарила вдохнуло жизнь в долину, озарив ее сиянием, от которого холмы казались сложенными из бесчисленных изумрудных драгоценных камней.

Среди зелени, щедро разбросанной мазками кисти природы, поднимали к небу свои очи полевые цветы, греясь в солнечных поцелуях. Роса, прежде украшавшая их всю ночь, сверкала маленькими кристаллами. Она, будто игривый ребенок, выхватывала солнечный свет и преломляла его в хороводе ярких оттенков. Маки, лютики и акониты мягко колыхались на утреннем ветерке, а их яркие краски искрами пылали на фоне зелени. Похожие на драгоценные камни, беспорядочно разбросанные таинственной волшебницей, и каждый из них пел свою песнь о мимолетной красоте природы.

И чем выше рассветное солнце поднималось по небосводу, заливая мир своим лучезарным сиянием, изумрудные холмы словно оживали. Полевые цветы все пылче танцевали в такт крепнущему ветру, отрадно приветствуя утреннее солнце. Капли росы засверкали в лучах солнца, озаряя холмы уже не искрами, а небольшими пожарами сияний.

— Красиво?

Он провел ладонью по траве, поймал на ветру листочек березы, вдохнул его аромат и слегка зажмурился.

— Красиво — это просто слово, — ответил он. — А все, что я вижу… это то, где красота рождается.

Старик, сидевший рядом с ним, перебирающий узловатыми пальцами струны Ронг’Жа, первого своего рода, присвистнул и от его свиста по холмам и долинам пронесся особо ретивый бриз.

— Никогда бы не подумал, что в доспехах Черного Генерала прячется поэт.

Он посмотрел на Борея, пришедшего к нему держать слово, а затем отвернулся и обратил взор на рассвет.

Он промолчал. Не стал ни спорить, ни убеждать в чем-то своего дядюшку. Какой в этом смысл. Время слов прошло. Наступало время крови.

— Зачем, генерал, к чему все эти разрушения, вся эта боль и гнев, разве не лучше просто сидеть и наслаждаться рассветом?

— Рассветом… — повторил генерал и снова прикрыл глаза, наслаждаясь робким теплом застенчивого утра. — Ты знаешь, старик, когда-то давно, когда я стоял посреди мертвой земли, а мои сухие ветви изнывали под зноем, я видел сны.

— И о чем были эти сны

— Не знаю, — так и не открыв глаз ответил он. — но хочу узнать.

— И ты думаешь, что тебе откроется истина, если ты уничтожишь этот мир?

— Не знаю, — повторил генерал. — но, если подумать, то когда твоя явь — это сон, то может быть сны, что ты видишь — стоны яви, зовущей тебя на помощь?

Борей засмеялся и от его смеха на западе вспенились темные тучи, и веселая летняя гроза засверкала подмигивающими вспышками молний.

— Я говорю со своим племянником, прославленным воином, запечатавшим Врата Грани или с мудрецом Ляо Фенем⁈

Они замолчали на какое-то время, а Ирмарил продолжал свой путь по небосводу, одаривая светом все новые и новые дали.

— Ты думаешь, что та явь, что таится за этим сном, окажется лучше?

— Не знаю, — в третий раз повторил Черный Генерал. — Но…

— Но иногда, — перебил Борей. — Сладкая ложь лучше горькой правды, племянник.

Он посмотрел на старика, а затем повернулся обратно.

— Ты никогда не хотел узнать, что там, — кивнул он в сторону горизонта. — за границей всего сущего? Под покровом всех этих иллюзий.

— То, что ты называешь иллюзией, для бесчисленных душ, которые ты собираешься погубить, и есть реальность.

— Такая же, как для куклы — её сцена, на потеху гогочущим зрителям.

Борей вздохнул и качнулись верхушки лесов, и задрожали ледяные шапки гор.

— Я не могу поддержать тебя, племянник. Только не в войне против всего мира.

— Даже после того, как я рассказал тебе что видел за Вратами?

— Даже после этого, — подтвердил Борей.

— Ты не веришь моим словам?

— Я верю в то, что Черный Генерал честный и доблестный воин и он бы не стал осквернять свое имя словами лжи