Замок Бландинг - Вудхаус Пэлем Грэнвил

Спутник с любопытством взглянул на него. Молодой человек покраснел, он вообще был застенчив, да и думал уже, что зря затеял разговор.

– Простите, – сказал он тем не менее, – вы не лорд Икенхем?

– Он самый.

– Вот здорово!

Спутник его удивился.

– Я и сам этому рад, – признался он. – А вы почему радуетесь?

– Ну, это… – ответил младший, думая о том, какой был бы ужас, если бы он ошибся. – Понимаете, я с вами знаком… Был. Давно. Дружил с вашим племянником. Знаете – Мартышка? Ездил к вам играть в теннис. Вы мне дали пять шиллингов.

– Так деньги и уходят…

– Наверное, вы меня не помните. Я Билл Окшот.

– Что вы, что вы, мой дорогой! Как не помнить! – сердечно соврал лорд Икенхем. – Хотел бы я получать десять фунтов всякий раз, когда говорил жене: «Что там с нашим Биллом?»

– Нет, правда? – обрадовался Билл. – Вот здорово! Как поживает леди Икенхем?

– Спасибо, хорошо.

– Вот здорово! Она мне дала полкроны.

– Женщины бережливее мужчин. Что поделаешь, структура черепа! Да, моя дорогая жена – в превосходном состоянии. Я только что проводил ее. Уплыла в Вест-Индию.

– На Ямайку?

– Нет, по собственной воле.

Молодой человек помолчал, чуть не сказал «Здорово», но передумал и спросил о Мартышке.

– Мартышка, – ответил, лорд Икенхем, – в прекраснейшей форме. Попирает мир. Можно сказать смело, что Моав – его умывальная чаша и на что-то такое он поставил сапог свой. Получил солидное наследство от крестного из Америки, больше не боится портных. Скоро женится.

– Это здорово.

– Да, – согласился лорд Икенхем, восхищенный такой гибкостью стиля. – Он и сам доволен, а вот я – не очень. Быть может, вы заметили, Билл Окшот, что полного счастья не бывает. Одному – хорошо, другому – хуже. Скажем, А скачет от восторга, а Б хмурится, не говоря об Иксе и Игреке. Так и здесь. Я надеялся, что он изберет мою подопечную. Выросла на моих глазах, стала прелестной барышней, все есть – красота, очарование, характер и, кстати, ум, которого хватит на двоих. С Реджинальдом, иначе – Мартышкой, это необходимо. Так нет же! Однако посмотрим на светлую сторону. Посмотрим?

– Пожалуйста.

– Прекрасно. Итак, смотрим. Новую барышню я не видел, но вроде бы она ничего. А то этот лоботряс еще привел бы крашеную блондинку. Вероятно, вы помните, как склонен он к влюбленности?

– Мы не виделись с детства.

– Он и тогда порхал как мотылек. Дон Жуан танцкласса, Ловелас в костюме Фаунтлероя.

– Теперь он… э… изменится.

– Надеюсь. С другой стороны, возьмем леопарда. Может он измениться? А эфиоп? То-то и оно. Кстати, об эфиопах. Вас коптили?

Билл смущенно улыбнулся:

– Загорел, да? Я был в Бразилии. Еду домой.

– Вы из этих мест?

– Да, из Эшендена.

– Женаты?

– Нет. Я живу у дяди. То есть он живет у меня.

– В чем разница?

– Понимаете, дом – мой. Дядя его… э… опекает. Мне было шестнадцать лет, когда отец умер. Вот дядя и приехал, так и живет, распоряжается. Посмотреть на него, – припомнил Билл свои обиды, – он один хозяин. Лучшую комнату отвел под свой музей!

– У него музей?

– Да, африканские штуки. Да что там! Кто занял лучшую спальню? Я? Нет, дядя Эйлмер. Кто первым читает газету? Я? Нет, дядя Эйлмер. Кому достается яйцо без жидкого белка?

– Постойте, угадаю. Дяде Эйлмеру?

– Именно!

Лорд Икенхем погладил усы.

– Что-то подсказывает мне, – заметил он, – что дядя Эйлмер надоел вам. Я прав?

– Да.

– Почему же его не выгнать?

– Ну как это… – растерянно сказал Билл, копая пол огромной ногой. – Разве можно?..

– А что, нельзя?

– Ну, трудно.

– Так-так…

Лорд Икенхем догадался, что затронул больную тему, и деликатно отступил. Он вернулся к кроссворду, Билл Окшот стал смотреть на убегающие пейзажи.

Однако видел он не их, а прекрасное лицо Гермионы. Оно сияло перед ним, обещая, что скоро он узрит его не только взором воображения. Здесь, в Англии, можно смотреть в ее глаза, любоваться ее профилем…

Любоваться – и все? Или после Бразилии он решится сказать ей, что любит ее девять лет подряд? Может быть, но вряд ли.

Размышления эти прервал сосед, тронув его колено.

– Сейчас ваша станция, – напомнил лорд Икенхем. – Эшенден-Окшот.

– А? Да-да. Моя станция, – согласился Билл, встал и взял свои вещи. Но тут же вскрикнул, как бы не в силах поверить своим глазам, хотя они не лгали.

Обычно эта станция не очищает душу ни жалостью, ни страхом. Видеть тут нечего, кроме бакенбардов начальника, которые явно выросли в теплице; разве что вы уж очень тонки, и вас тронет то, как управляется хрупкий носильщик с тяжелыми бидонами. Так и тянет назвать станцию тихой.

Сегодня бы к этому не тянуло. От автомата в одном конце до навеса, под которым хранились метлы и ведра, стояли люди, человек сорок. Двое самых сильных и терпеливых держали плакат, на котором любящая рука начертала:

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, МИСТЕР УИЛЛЬМ!

Кроме того, тут были оркестр, полисмен, священник, бойскауты, сельские жители, что-то вроде младшего класса воскресной школы (с цветами) и величественный седоусый человек, руководивший всем этим.

Билл Окшот стоял у окна, словно герой сказки, зачарованный колдуном, и так явственно страдал, что спутник его все понял.

Перед ним, догадался он, застенчивый юноша, который бежит мирской славы, – а кто-то почему-то устроил ему пышную встречу. Естественно, он выглядит как загнанный лось.

Сам граф мирскую славу любил. Если бы его встречали бойскауты и оркестр, он не сплоховал бы и начал кланяться раньше, чем остановится поезд. Однако новый приятель другого склада, и надо ему помочь.

Добрый лорд предпочитал дела, а потому не ограничился сочувствием.

– Лезьте под сиденье, – сказал он.

Голос его показался Биллу гласом с неба, словно ангел-хранитель в час беды дал дельный совет. Нырнув под сиденье, он подождал, пока поезд не двинется снова. Когда же он вылез, отряхивая ладони, он увидел, что спутник с восторгом смотрит на него.

– Редкая ловкость, – сказал растроганный граф. – Дрессированный тюлень и то медленней ныряет за рыбкой. Тренировались? Нет? Поразительно! В жизни не видел такой опупелой толпы. Так и кажется, что стадо волков не обнаружило в санях русского крестьянина. Тяжело, ничего не скажешь. Волкам, конечно.

Билл Окшот еще дрожал, лепеча слова благодарности.

– Не за что, не за что, – отвечал лорд Икенхем. – Какой пустяк! Сладость и свет, вот мой девиз.

– Я никогда этого не забуду, – серьезно сказал его спутник. – Поймите, пришлось бы говорить речь, а может, и целовать этих гнусных деток! – Он вздрогнул. – Вы их видели? Миллион голов, и все с букетами.

– Видел, как не видеть! И понял, что со времени нашего знакомства вы заметно прославились. Деток с цветами соберут не для всякого. Вот я настоящий граф, не кто-нибудь, – а где цветы, где детки? Да… Чем же вы прославились, Билл Окшот?

– Так, знаете…

– Не крутите. Они встречали вас. Кому еще напишут «Мистер Уилльм»?

– Да, конечно.

– Это ваш дядя, с усами? Такой важный?

– Дядя.

– Итак, поройтесь в памяти. Что сделали вы достойного букетов и бойскаутов?

– На Амазонку вот ездил…

– Так-так-так. Экспедиция. Я сразу не понял. Думал, вы были в Бразилии по делу, скажем – орехи какие-нибудь. А почему вас туда понесло? Хотели забыть прекрасную деву?

Билл покраснел. И впрямь, он уехал от безнадежной любви, как оказалось – напрасно.

– В общем, да, – ответил он.

– Почему именно Бразилия? В мое время предпочитали Скалистые горы, там можно охотиться на медведей.

– Прочитал в газете, что майор Планк набирает людей. Пошел, записался.

– Так… Жаль, не знал. Я бы хвастался давней дружбой. Что ж, сейчас мы приедем в Бишопз-Икенхем. Вернетесь обратно? Или поедем ко мне, выпьем, и я вас отправлю на машине?

– Я вам не помешаю?

– Что вы, что вы! Очень рад. Итак, решено. Теперь подумаем, что сказать дяде.