Имперский рубеж - Андрей Ерпылев

— Буквально полчаса назад поручик Еланцев тоже пытался выдворить меня отсюда. И почти теми же словами.

— Ничего смешного, — пожал плечами медик. — В этом я с ним полностью согласен. И все равно, не советовал бы вам ему слишком доверять. Вы знаете, что он был штабс-капитаном, но разжалован в поручики и отправлен сюда за некий неблаговидный поступок?

— Нет… А что за поступок?

— Что-то связанное с женщиной… Но это не важно. Важен факт. Да и здесь мог бы уже раз десять вернуть себе чин и получить награду, но из-за своего характера… Короче говоря, сторонитесь его, Саша. Он опасен.

— И много здесь таких? — сменил юноша тему.

— Каких таких?

— Разжалованных.

— Да почитай, половина. Истины ради, нужно признать, что Еланцев еще сущий агнец в этом плане. Жербицкий, к примеру, из вашего полка — проиграл в карты казенные суммы, поручик Репин — его убили месяца два назад в перестрелке — был замешан в подлоге, а Нефедов — вообще политический.

— Нефедов?

— Ну да. Дружок вашего ненаглядного Еланцева. Симпатии к социалистам или что-то подобное. В мирное время все эти господа распрощались бы с погонами или, того хуже, — со свободой, но… Афганистан, юноша, — это новый Кавказ. А что может быть лучше, чем послать проштрафившегося офицера под пули? Так что романтиков вроде вас здесь — единицы. Еще раз повторяю вам…

В дверь деликатно постучали, и Иннокентий Порфирьевич оборвал себя на полуслове.

— Войдите!

В дверь просунулась симпатичная девичья головка в кокетливой шапочке, набекрень сидящей на пышных каштановых кудрях:

— С Рождеством Христовым, Иннокентий Порфирьевич! Празднуете?… Ой! Вы не одни?

— Чего вам, Никишина? — строго спросил медик, хмуря брови.

— Да Черемышу из пятнадцатой опять плохо.

— Черемышу? Прапорщику?

— Ага.

— Не «ага», а «так точно», Никишина. Когда я вас приучу к дисциплине, наконец?

Куда девался мирный и домашний Иннокентий Порфирьевич? Перед Александром был строгий полковник Седых — царь, бог и воинский начальник этого околотка.

— Вы посидите, Саша, — положил он руку на плечо собиравшегося встать юноши, тяжело поднимаясь из-за стола. — А я отлучусь минут на пять-десят. Вы тут пока ешьте, пейте… Телевизор можете включить. Книги вон на стеллаже… Только к окну, ради бога, не подходите. И жалюзи не подымайте — Рождество Рождеством, но мало ли чего…

8

— Не берите в голову, Саша, — Еланцев небрежно, всего двумя пальцами, крутил баранку, лихо выворачивая машину между заливающимися негодующими воплями клаксонов «бурбухайками», с таким же, как и у них, презрением к правилам уличного движения. — Если бы за каждый день, проведенный мной в своей жизни на «губе», мне платили по рублю — я давно был бы состоятельным человеком. Да и на Мещерякова я не в обиде — старик вспыльчив, но отходчив. Легко мог бы отправить обратно в Кандагар…

— Там опасно? — спросил Саша, вцепившийся в ручку на двери, будто клещ, и горько сожалеющий об отсутствии ремней безопасности.

— Тут везде опасно. Но в Кандагаре, ко всему прочему, еще и скучно…

— Как же может быть скучно, когда опасно? — не поверил юноша.

— Может… Вы уж мне поверьте на слово, мон шер. К опасности, когда она всегда рядом, легко привыкаешь. А вот когда каждый день вокруг видишь одни и те же опостылевшие рожи, когда главная достопримечательность — ворота двора, где твоя рота расквартирована, водки не достать ни за какие деньги, а из чтения, кроме Корана и бульварного романа на французском без начала и конца, ничего нет — тогда тоска. Коран — роман… Надо будет запомнить…

Александр честно попытался представить описанное поручиком и не смог.

— Добавьте сюда, что до ветру ходить приходится по двое, чтобы один караулил тебя с автоматом в руках, пока ты оправляешься, что в карты играть не имеет смысла, во-первых, потому, что они протерты до дыр и знакомы даже по «рубашкам» до мелочей, а во-вторых, все твои уловки, равно как и уловки твоих партнеров, хорошо известны… То же самое с шахматами… Знаете, какая игра там считается лучшей?

— Не знаю.

— Кости! Тривиальные тупые кости. Занятие, которым занимали свободное время, наверное, еще римские легионеры. Вы бы видели ритуал освидетельствования костей перед каждой игрой! А накал страстей… Однажды я проиграл за один вечер три своих месячных жалованья, пистолет и ботинки. Представляете? А в следующий — все вернул обратно, и с лихвой. Лучший индикатор удачи — уверяю вас… Куда прешь, дурак! — заорал поручик, потрясая перед лобовым стеклом кулаком: какой-то местный «бурбухай» не то от угодливости, не то из упрямства свернул туда же, куда и русское авто, и два автомобиля, повторив известный всем маневр, когда два человека не могут разминуться в дверях, едва не столкнулись лоб в лоб. При том что бампер у туземной «шайтан-арбы» отсутствовал напрочь.

— Видите, какие бестолочи? — развел руками Еланцев, пока его афганский визави пытался сдать назад, создавая безнадежную пробку. — Ладно, хоть мы почти приехали.

— Как же мы оставим машину? — забеспокоился Саша, озираясь.

— А Мухамедьярова мы с вами зачем, спрашивается, взяли? — кивнул поручик назад, на безмятежно дремавшего на заднем сиденье мордастого азиата. — Он и покараулит, и подгонит авто, когда затор рассосется.

— Я думал, что он будет переводить…

— Ха! Зачем нам переводчик? В дукане, друг мой, как и в любви, переводчик не требуется.

Поручик выбрался из-за руля, небрежно отмахнулся от требующего чего-то туземца и взял протянутый Мухамедьяровым с заднего сиденья автомат.

— А автомат-то зачем? — не понял Саша.

— О-о! Автомат в дукане — первое дело! — охотно пояснил Еланцев, закидывая оружие на плечо. — Аргумент, так сказать. И весьма весомый. Когда две высокие договаривающиеся стороны не приходят к единому мнению, в ход вступает последний довод королей. Вы знакомы с этим термином?

— Ну… Это пушки вроде бы…

— Примерно так. Но за неимением пушек сгодится и автомат.

— Вы будете стрелять в мирных людей?

— Мирные они точно так же, как и мы. Здесь любой человек мирный, пока не взял в руки оружие. Оно же — всегда под рукой. Но до стрельбы доходит очень редко. Мы же не грабить идем, а покупать. А покупатель с продавцом всегда могут найти общий язык. Они ведь не высокие договаривающиеся стороны.

— Понятно… — протянул Саша, так ничего и не понявший. Но кобуру, на всякий случай, передвинул на ремне поудобнее. — А где здесь дукан?

— Да везде, — широко обвел рукой улицу Еланцев. — Это торговый район, и здесь, почитай, каждый дом — магазин.

— Так много?

— Нормально. На Востоке война и торговля — два основных занятия.

— А где витрины? — с любопытством оглянулся Бежецкий, ожидая увидеть нечто привычное его взгляду, но, кроме аляповатых вывесок, намалеванных арабской вязью, латиницей и кое-где безграмотной кириллицей на фанере, жестяных листах, а то и просто на глинобитных стенах, ничего не увидел.

— Витрины — в европейском квартале, — пожал плечами поручик. — Там все чинно и бла-ародно. И витрины, и приказчики… Только сдерут с вас там, Саша, несусветно. Втрое, а то и впятеро против здешних цен. А ассортимент там — не чета здешнему.

— Да ну! — не поверил юноша, скептически оглядывая убогую «рекламу» магазинчиков.

— Вот вам и ну. Да пойдемте, чего стоять, сами и убедитесь. Что вы, кстати, хотите купить?

— Я?… Да так…

— Ну, вы даете! Я-то думал, что у вас определенная цель есть, а вы просто — посмотреть.

— Да у меня вроде бы все есть… А вы что хотите приобрести?

— Первым делом — патроны к пистолету…

— А вам разве не выдали?

Еланцев внимательно посмотрел на Сашу и вынул из кобуры пистолет совершенно незнакомой ему системы.

— Вы у нас на складе патроны калибра шесть — сорок пять видели?

— Н-нет…

— А наши к моей «беретте» не подходят.

— Что же вам мешает пользоваться нашим пистолетом?

— Качества его, — пожал плечами Еланцев, засовывая оружие обратно в кобуру. — К тому же это — дело вкуса. Вы вот имеете пристрастие к «федорову», я — к «беретте», Нефедов — к «вальтеру»… Тут у нас отношение к офицерскому оружию самое демократическое. Ну, разумеется, когда приезжают ревизоры, приходится предъявлять табельное, а посему — следить, чтобы по крайней мере скорпионы в стволе не поселились, а в обычное время… Но зарубите себе на носу — это касается только личного и офицерского оружия. Буде, гипотетические пока, ваши подчиненные начнут проявлять изысканность вкуса и следовать вашему примеру — пресекайте в зародыше. Все вооружение взвода должно быть е-ди-но-об-раз-но, — назидательно подняв палец, по складам проговорил поручик.