Большая охота - Андрей Мартьянов

Или же, как уверяет Франческо, замыслы Господни столь неисповедимы и прихотливы, что краткой человеческой жизни и скудного ума недостанет для их понимания?

К завтраку Мак-Лауд выйти не соизволил. Околачивавшегося под дверью Франческо, пришедшего извиниться еще раз, прогнала Изабель, сказав: негоже сыпать соль на открытую рану. Рыжая девица и мессир Бернардоне все утро спорили, но Гай не понял из перебранки ни единого слова – парочка взахлеб тараторила на простонародном итальянском. Похоже, мистрисс Уэстмор обвиняла своего подопечного, а тот оправдывался. В конце концов Изабель скрылась в своей комнате, на прощание прокричав из-за двери что-то явно нелестное.

Колокол на башне орденской церкви отбил полдень. Медленные, тягучие звуки текли над крышами зданий прецептории, над окрестными кварталами Безье, улетая к далеким горным склонам. Впавший в тоскливое настроение милорд Гисборн уныло размышлял о том, где сейчас могут находиться и что поделывать лондонские знакомцы, Мишель де Фармер и его странноватый германский оруженосец, благополучен ли их путь и далеко ли они добрались. Если не угодили в неприятности, то наверняка приближаются к Марселю. А может, уже пребывают в этом приморском городе. Или плывут по Средиземному морю, не то, что некоторые, застрявшие в каком-то лангедокском городишке. Бывавшие на Средиземноморье люди восторженно утверждали: вода там столь яркой лазури, что слепит глаза, и не поймешь, где кончается небо и начинается морской простор… Если вдуматься, Безье не так далеко от побережья – всего каких-то полсотни лиг.

Меланхолические размышления о дальних странствиях оборвались под скрип засовов и стук закрывающейся входной двери. В странноприимный дом явились посетители: прогрохотали по коридору, повозились в гостиной и, как ни странно, удалились. Почти сразу же раздался голос Изабель, с непривычной для нее вежливостью призывавшей: «Милорд Гай! Дугал! Феличите! Идите сюда!»

Единственный оставшийся визитер восседал в «гостиной» – пожилой, кряжистый, напоминающий выражением мрачноватой физиономии и повадками старого охотничьего пса. В отличие от вольнодумного магистра, этот служитель Ордена строго придерживался всех предписанных уложений: белый плащ, нашитый на левое плечо суконный крест, и, кажется, под хламидой поддета кольчуга – что-то еле слышно позвякивает и поскрипывает. Стало ясно, почему он пришел не в одиночестве: на столе перед ним лежали две сплетенные из мелких колец кольчуги, три белые суконные хламиды и скромный наряд в коричневых тонах, подходящий для небогатого горожанина. Отдельно покоился длинный кожаный сверток, перехваченный ремнями.

Изабель и примчавшийся на зов Франческо укрылись за широкой спиной Гая, словно за крепостной стеной. Мак-Лауд остановился в дверях, подпирая спиной косяк и взирая на пришлеца с сугубым неудовольствием.

– Я Сабортеза, – кратко представился храмовник, не уточняя, фамильное ли это имя или прозвище. – Его милость д'Альби велел передать: он обдумал все услышанное и сказанное. Вы уезжаете завтра. С вами отправляются полдюжины воинов Ордена, я над ними старшим. Дабы не вызывать лишних расспросов у стражи на городских воротах, вы двое, – он кивнул в сторону шотландца и Гая, – изобразите братьев Ордена. Вопиющее нарушение Устава, но раз уж магистр разрешил… Мальчик будет оруженосцем кого-то из вас. Даму можно переодеть служкой или писцом – вряд ли она способна прикинуться чем-то иным.

– Спасибо, хоть не личным пажом магистра, – невесело хмыкнула Изабель.

– Мы нашли следы вашего беглеца, Джейля, – суровый брат Ордена не обратил на дерзкую девицу ни малейшего внимания. – Он переночевал на постоялом дворе «Белый бык» и выехал оттуда ранним утром вчерашнего дня.

Мак-Лауд испустил приглушенное неразборчивое восклицание – разочарованное, судя по тону.

– Он бросил в Безье одного из своих людей, – продолжал мессир Сабортеза. – Бедолага внезапно тронулся умом. Джейль также передал хозяину «Быка» кое-какие вещи и пару коней – чтобы тот продал добро, а на вырученные деньги пристроил беднягу в хороший приют для скорбных рассудком. Наш брат, что осуществлял разыскания, выкупил оставленное. Магистр полагает, это недавно принадлежало вам, – кожаный лоскут развернулся, явив спрятанные внутри два меча и кинжал. – Лошади стоят на конюшне, можете их проведать. Серый и гнедой.

– А безумец? – осторожно спросил Франческо. – Что с ним будет?

– Заберем его к себе, у нас есть лечебница, – храмовник поднялся на ноги, добавив: – Можете выходить наружу, только не слишком удаляйтесь от странноприимного дома и старайтесь никому не попадаться на глаза – Бернар де Транкавель все еще наш гость. Утром я приду за вами – на рассвете, сразу после хвалитн. Будьте готовы отправляться в путь.

Стоило мессиру Сабортезе скрыться за дверью, англичанин немедля вцепился в сверток, убедившись – клинок, который он считал навсегда утраченным, вернулся обратно. Компанию ему составляла длинная, тяжелая клеймора в потертых ножнах, с выгравированной на полукруглой гарде фамильным именем владельца.

– Смотри-ка, Джейль побрезговал твоим ненаглядным чудовищем, – съязвил Гай. – А я-то думал, непременно прихватит с собой. В Византии, небось, таких никогда не видывали. Редкость неслыханная!

– Зато фибулу прибрал. Семейную ценность, между прочим, – раздраженно буркнул кельт, разъяснив: – Не побрезговал, а побоялся тащить с собой приметные вещи. Вдруг на воротах привяжутся, откуда у него такой меч да где он его достал?

Изабель брезгливо, двумя пальцами, приподняла невзрачный суконный камзол и поджала узкие губы:

– Помилуйте, мне нужно будет надеть вот это? На кого я стану похожа, кошмар! На нищего побирушку?

– Зато мы наконец увидим твое истинное лицо, – хмыкнул Дугал. Мистрисс Уэстмор не сразу нашлась с ответом, зато шотландец по случаю обретения утраченного имущества, похоже, был в ударе:

– Ба! Слушай, Гай, раз она будет парнем – то ее непременно надобно остричь! Иначе, представляешь, проезжаем мы тихо-мирно мимо ворот, а у нее из-под шапки коса вываливается! Что тогда скажут простецы о достойных рыцарях Храма?! Мало того, что по двое на одном коне приспособились, так еще и мужей женовидных привечают в Ордене! Нет, стричь, сейчас же стричь – эй, Сантино, ножницы сюда!

– Даже не думай! – Изабель, похоже, восприняла угрозу всерьез: попятилась, опасливо закрывая волосы руками. – Не подходи ко мне! Предупреждаю, еще шаг – и станешь бессмертным скопцом! Если приспичило кого остричь, так купи себе овцу и стриги, сколько влезет! Можешь даже развлечься с ней, как у вас заведено…

– А как у вас заведено, мессир Дугал? – невовремя полюбопытствовал Франческо.

Гай взвыл, хватаясь за голову, и поспешно встал между мгновенно побагровевшим шотландцем и злоязычной девицей.

– Нет! Только не это! Дугал, спокойно! Мистрисс Уэстмор, умоляю, молчите! Это же старая, непристой…

– …Как, Франческо, разве ты не знаешь, отчего кельты вместо обычных штанов носят эти свои смешные юбки-килты?! Очень просто: чтоб не возиться долго с завязками, когда подходишь к овце сзади… Ай!!!

От немедленной порки, или бритья наголо, или еще чего похуже невоздержанную на язык англичанку спасли отменная реакция, прочная дверь да еще вмешательство Гисборна, вовремя повисшего у шотландца на плечах. Стянув со стола ворох одежды, рыжая девица юркой лаской нырнула в свою комнату и накинула засов как раз в ту секунду, когда не на шутку рассвирепевший Дугал врезался в дверь плечом. Франческо, отскочив в безопасный угол, от смеха сгибался пополам.

– Ядовитое отродье гиены, чтоб тебе оплешиветь! – в сердцах рявкнул Мак-Лауд. Изабель Уэстмор из-за дубовой двери встретила сие пожелание презрительным улюлюканьем. – Попомнишь ты этих овечек, клянусь Богом! Видал я женщин, но такое… А, ладно. Посмотрим, что еще прислал нам магистр…

…Появлению Хорхе Сабортезы в странноприимном доме предшествовала краткая беседа, состоявшаяся в покоях мессира Эжена д'Альби. Присутствовали двое – сам магистр прецептории и его давний сотоварищ и соратник, коего злые языки за спиной втихаря именовали Могильщиком. Сие странное прозвище он получил за редкостную молчаливость и то немаловажное обстоятельство, что мессиру Сабортезе доверялись любые тайны: они погребались в его душе, как в могиле. Болтали, якобы этих хранимых секретов набралось уже на целое обширное кладбище.

– Пусть уезжают, – вынес решение магистр. Далось оно нелегко: ночью раздумий, взвешивания на незримых весах всех обстоятельств, размышлениями над вероятными поступками тех или иных людей… Более всего мессир д'Альби остерегался своего гостя, Бертрана де Транкавеля, но и тут судьба оказалась благосклоннее к монаху-воителю, нежели к светскому владыке. За минувший день подчиненные Бертрана разузнали то же самое, что и посланцы командора. Разыскиваемые мессиром Транкавелем люди останавливались на постоялом дворе «Белый бык», откуда бесследно исчезли. Бывший вместе с ними некий шевалье Джейль покинул город – его-то никто не приказывал задерживать. Значит, рассуждал его светлость, беглецы до сих пор скрываются в Безье.