Темный мир - Андрей Лазарчук

Вот что-то подобное и развернулось вдруг на полгоризонта. Оно поджидало.

Шарп оглянулся и прокричал:

– Приготовьтесь! Ща болтанет!

И через пару десятков секунд, когда марево своим краем стало забираться под вертолет, – таки да, болтануло.

Я смотрел в тот момент на Маринку – и, честное слово, впервые в жизни видел, как у человека в буквальном смысле глаза выпрыгивают из орбит. То есть, конечно, это была иллюзия, галлюцинация или что там еще – но на миг глаза ее действительно сделались размером с яблоки и повисли перед лицом. Она вскрикнула и прижала их руками – и, наверное, вернула на места, потому что когда отняла руки, то никакого ужаса уже не было, все было нормально… ну, почти нормально. Безумные были глазки, если честно.

Я, наверное, так поражен был этим, что не заметил, как мир перевернулся. Вертолет летел теперь вверх поплавками под мерцающей дымкой, а внизу вдруг образовалась исполинская туманная воронка с черным отчетливым кругом в центре, и этот круг был бездной. Я вцепился одной рукой в край сиденья, а другой придерживал Маринку, потому что она, похоже, не понимала, что происходит, что может упасть и исчезнуть в бездонном полете, размахивая от счастья руками. Она хохотала, как от щекотки.

Потом верх и низ вернулись куда положено, но совершенно определенно поменялось правое с левым. Я раньше сидел слева, Маринка справа… а сейчас все было наоборот. Какой рукой я пишу? – Вот этой… или этой? Сердце… вообще не бьется. Замерло и дрожит, но где? – Точно посередине…

Шарп оглянулся. Лицо его было составлено из двух. Помните классический тест-картинку: кого вы видите, старуху или молодую девушку? Так вот, и здесь было то же самое. Только не старуха и девушка, а молодой романтик и усталый злодей. Романтик смотрел вперед и только краем глаза на меня, злодей уставился в упор. Я изобразил полуулыбку-полуоскал. Шарп оскалился ответно.

Вертолет наклонился и стал описывать круг. Потом еще и еще. Икка явно искала что-то. Нашла. Сбросила скорость, и вертолет медленно пошел вниз. Радужное марево вблизи стало тем, чем, наверное, и было изначально: туманом. В нем образовалась вмятина от струи ротора. Мы спускались. Вмятина превратилась в дыру с темной рябящей водой на дне. Потом туман сомкнулся над нами. Темнее не стало. Но стало… иначе. Не знаю как. Но иначе.

Мы приводнились.

Берег оказался неподалеку – каменистый, не подойти. Для Шарпа это не было препятствием: он вытащил из-под ног зеленый сверток, дернул за веревочку – и бросил сверток вниз, между поплавками. Тот быстро развернулся и превратился в приличных размеров лодку. Шарп спрыгнул в нее первым, потом велел мне спуститься и замереть на корме, потом принял Маринку. Бросил на дно небольшой рюкзачок. Места хватило бы еще на одного-двух пассажиров. Я думал, что сейчас откуда-нибудь появятся весла, но вместо весел Шарп вытащил из кармашка на борту лодки пульт с тянущимся проводом. Под дном почти неслышно заворчало, и лодка поплыла прочь, оставляя вертолетик покачиваться на волнах.

– А сесть на сушу мы не могли? – спросил я.

– Не-а. – Он покачал головой. – Тут такая суша… нога человека не ступала и не ступит. На ту сторону поплывем.

– Вертолет будет нас ждать?

– Как скажу, так и будет. С чего вдруг интерес прорезался?

– Не люблю зависеть от привходящих, – сказал я. – Как я понимаю, вы тоже тут… не хозяин. И далеко не заходили. А нам вернуться надо. Кровь из носу.

– Без меня Икка вас все равно не повезет. Шеф ей так и сказал. Поэтому на побег можете не рассчитывать. Вот без тебя, пацан, ей разрешено обратно лететь, а без меня или девушки – нет, никак. Шеф, он сквозь землю видит, его на кривой так не объедешь.

– Что же он – сквозь землю видит, а крипту не нашел? – спросила Маринка, не оборачиваясь.

– Уела, – сказал Шарп и довольно заухал.

Мы плыли около часа – по внутренним часам, которые могли вести себя как угодно, хоть отматывать время назад. Вокруг был туман – но не сплошная пелена, в которую мы погрузились с дедом Терхо, а с приличной видимостью – при таком тумане машины на шоссе даже скорость особо не снижают. Вода в озере была гладкой, но почему-то матовой. Я даже специально перегнулся через борт, чтобы увидеть свое отражение, – и не увидел.

Как Шарп ориентировался, я не знаю. Ни разу не видел, чтобы он посмотрел на компас или навигатор. Но приплыли мы, похоже, ровно туда, куда он целился, – на маленький песчаный пляжик между двумя мангровыми зарослями из гигантской осоки в воде и каких-то неимоверных, выкрученных во всех суставах, поросших мхом и мочалом ив по берегам.

Сразу запахло прелью. Не гнилью и не тиной, а именно прелью – как от кучи листьев, долго простоявшей под дождем. И еще немножко грибами.

– Ну вот, – сказал Шарп довольным голосом. – Теперь пешочком немного, и мы, можно сказать, у цели…

Мы выгрузились, Шарп затянул лодку на берег, перевернул и сунул под склонившиеся ветви. Она тут же слилась с фоном.

– Теперь, ребятки, слушайте дядю внимательно. – Он сцепил пальцы и качнулся с пяток на носки и обратно. – Мы на земле Весиалюэ, а это значит, что тут ничему нельзя верить. В первую очередь глазам. Поэтому идите строго за мной, желательно след в след, а прежде чем ступить ногой, пробуйте землю колом. На каждом шаге. Даже в том месте, куда перед вами двое уже наступили, и ничего. Это понятно? Идти будем медленно и солидно. Может быть такое, что вдруг накатит страх. Перед чем угодно. Еще может сильно поманить или поблазнить. Здесь главное – не дергаться, замереть сусликом и мне сказать. Ну или хотя бы пискнуть. Потому что если куда-то побежите… тут вам и хана.

– И как долго нам идти? – спросила Маринка с интонацией избалованной девчонки.

– Будет зависеть, – сказал Шарп, криво усмехнувшись. – Но рано или поздно придем.

– Вы здесь в который раз? – спросил я.

– В сто первый. Зачем это тебе?

– Просто. Грибочки собирали?

Невинный мой вопрос заставил Шарпа дернуться. Он не ответил, а я понял, что попал в цель или рядом с целью.

– Ну, все, – сказал он. – Бери рюкзак, студент. Треп окончен, перекура не будет, равнение мне в затылок – и шагом марш.

На краю пляжа мы подобрали валявшиеся там крепкие колья – толщиной в черенок лопаты и метра два с четвертью длиной. Мой был неоднократно пользованный, аж отполированный чьими-то руками…

Тропинка, по которой повел нас Шарп, была высыпана желтым песком.

Сначала мы шли через лес – частый, тонкий, неприятный, серый, больной, с чахлой травой и с деревьями почти без листвы. Какие-то птицы дрались и шумели вверху. Шарп вышагивал впереди, Маринка за ним, я замыкал. Как и велено было, я регулярно тыкал колом перед собой, убеждаясь, что земля по-прежнему твердая. Занятие это было тупое и пока что ненужное, но раз велено было делать – я делал.

Однажды я увидел шагах в десяти от тропинки гриб. Он возвышался над травой сантиметров на сорок – полусложенный зонтик. Цветом шляпка была точь-в-точь как куртка летчицы: серая, с отливом то фиолетовым, то зеленым. Мне показалось, что края шляпки тихонечко шевелятся.

Как бы услышав мои мысли, Шарп остановился и своим колом показал на гриб:

– Во, видел? Это маленький, а высушить такой взрослый и привезти в Амстердам – тридцать тонн евров в кармане. Понял, пацан? Но выходить на него надо, как на тигра…

– Кусается?

– Типа того. Ладно, пошли дальше. Может, на обратном пути… да и пусть подрастет. Злее будет.

Ну что ж. Я пополнил свою кладовую кусочком новой бесполезной информации.

Я говорил, что помню множество совершенно ненужных вещей? Нет, не говорил. Нормальные люди узнают что-то новое, используют – и благополучно забывают. Выбрасывают, как обертку от мороженого. Бесполезное забывают еще быстрее, чтобы не захламлять полезную площадь на чердаке. Хороший такой встроенный механизм «защиты от дурака». А у меня все застревает в башке. И не сказать что я эйдетик или там какой-нибудь человек-магнитофон или человек-фотоаппарат, – нет. Я запоминаю что-нибудь не лучше и не быстрее других. Мне так же, как и всем, приходится учить, повторять, зубрить… Просто я гораздо медленнее забываю. И все это незабытое беспорядочно ворочается внутри и время от времени вспоминается… потом отходит, уступая место другому, столь же ненужному… В общем, практической пользы от этого никакой, а противно временами бывает.

Буквально через двадцать шагов лес кончился, и Шарп провалился в болото.

21

Похоже, он просто сам на несколько секунд забыл о собственных наставлениях не только смотреть под ноги, но и тыкать колом… в общем, он единым шагом провалился по пояс – и замер, раскинув руки, будто боясь их испачкать.

Маринка от неожиданности присела, а я, пробуя дорогу колом – твердо… твердо… твердо… мягко… опять твердо… – обошел ее и встал чуть впереди и рядом.

Лес вокруг не то что исчез – все деревья остались на местах, – но изменился, будто на него взглянули под другим углом или при другом освещении. Кочки, гниловато-сочная трава, подозрительно ровные зеленые проплешины… Тропинка длилась, но пунктирно.