Руки, полные бури - "-Мэй-"

Опустившись перед ним на пол, прямо на колени, Макария протянула руку, чтобы коснуться, но в следующий момент Гадес понял, что цель у Луизы другая. Её пальцы дрогнули:

– Ему снятся плохие сны. В них вы все умираете. По его вине. Из-за его силы.

– Тебе не говорили, что подсматривать чужие сны невежливо?

Гадес хотел, чтобы его голос прозвучал спокойно, но вышло как-то сухо и грубовато. Макария отдёрнула руку и смутилась. Но посмотрела не на Гадеса, а на Нефтиду.

– Ты умеешь видеть чужие сны? – мягко спросила Неф.

– И менять. Блаженная смерть… часто приходит во сне.

Макария снова протянула руку, но коснулась даже не лица Анубиса, а волос. Кончиками пальцев, боясь потревожить. Гадес едва ощутил её силу, лишь запах ванили, далёкий перезвон колокольчиков. Анубис вздохнул во сне, складка между бровей разгладилась.

– Теперь он видит хорошие сны, – негромко сказала Макария.

Они уже выходили из комнаты, когда Гадес услышал негромкий голос Макарии. Она говорила Нефтиде:

– Продолжайте его звать. Даже если он не слышит сознанием, его божественная сущность откликается.

Клуб заполняли люди и боги. Силу, правда, приглушали. Гадес не знал, Сет воплотил в жизнь угрозу о новом правиле или сами боги решили, что в непростое время лучше не отсвечивать.

Звучала одна из песен «Металлики», в обработке, подходящей для клуба. Гадеса чуть не утянули на утопающий в огнях танцпол, он с трудом вырвался из хватки полуголой девицы и пробился к бару. К его удивлению, брат уже сидел здесь.

Аккуратный пиджак Зевс давно снял, а рукава белой рубашки закатал. Галстука тоже не наблюдалось, верхние пуговицы рубашки расстегнуты так небрежно, словно за них дёрнули.

Свободных мест вокруг не нашлось, так что Гадес чуть выпустил силу, позволил холодной мрачной смерти окутать мужчину справа от Зевса. Поёжившись, человек почувствовал себя неуютно и поторопился уйти. Гадес терпеть не мог так делать, но тут цель оправдывает средства.

Он поспешил занять место.

– Гадес! – Зевс широко улыбнулся и повернулся к бармену. – Эй! Дайте ещё две эти вот… как их, проклятье.

– Ты пьян.

Рюмка перед Зевсом стояла пустой, но Гадес не сомневался, что пил он не человеческий алкоголь.

Когда Сет заявил, что Зевс напивается в клубе, Гадес решил, что тот преувеличивает. Но сейчас видел, что всё совсем не так.

– Нам надо поговорить, – сухо сказал Гадес.

Он подхватил две рюмки, которые поставил бармен, и направился с ними к одному из столов, по пути выпуская силу, чтобы освободить место. Гадес не оглянулся, идёт ли за ним Зевс, но, усевшись, поставил рюмки и стал ждать. Зевс плюхнулся на соседнее место.

– О чём поговорить? – хмуро спросил он.

Гадес был одним из немногих, кто помнил Зевса разным. Не только лощёным политиком, профессионально улыбающимся, просящимся на агит-плакат: а ты присоединился к богам?

Зевс не притворялся, он действительно таким и был, особенно сейчас, ему очень нравилось нынешнее время. Но Гадес отлично помнил, как мать помогла Зевсу сбежать из той пещеры, где держал их Кронос. Как Зевс вернулся за братьями, собранный и твёрдый, с молниями, скользящими меж пальцев. Младший брат, который старательно пытался не показывать страх.

Они втроём восстали. Бок о бок исполнили пророчество, которого так боялся титан: быть повергнутым собственным сыном. Братья заключили его в Тартар посреди созданного Гадесом Подземного мира.

Гадес тогда предложил, чтобы Зевс стал главой пантеона. Это казалось справедливым, именно Зевс помог им выбраться, вытащил из той пещеры, повёл против Кроноса. Боги поддержали. Один Посейдон остался недоволен, и это привело его туда, куда привело.

Сет не любил Зевса, слишком они разные. Но чаще всего именно Сет говорил Гадесу встретиться с братом.

Зевс оставался для Гадеса сияющим лоском и молниями младшим, в чём-то очень наглым, самоуверенным, но в то же время сильным. Тем, кто выведет из темноты пещеры.

– Когда ты в последний раз напивался? – поинтересовался Гадес.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Дай подумать… после очередной мировой войны, кажется. Да ладно, у меня всё под контролем.

Гадес мгновенно понял, в этом и проблема: ничего не под контролем. Он перехватил рюмку, которую уже готовился опрокинуть в себя Зевс, вернул её на стол:

– Что ацтеки? Ты говорил с ними?

– Конечно. Заявляют, что могут противостоять хоть Кроносу, хоть кому. Говорят, если я не хочу уладить проблему с Анубисом и позволяю новые смерти, они больше не будут говорить с нами.

– А почему ты позволяешь? – насторожился Гадес.

– Потому что Анубис не моя проблема. Пусть Амон с ним разбирается. Я совсем не хочу становиться тираном и единым властителем. Не хочу превращаться в отца.

Зевс сидел мрачным, и Гадес невольно вспомнил ту пещеру, куда заточил их Кронос. Он считал себя вправе решать всё и за всех. И запирать. Кажется, именно он начал отправлять в сон чудовищ, с него это началось.

Зевс вздохнул, пытаясь собраться с мыслями, потёр руками виски:

– Гадес, всё катится в бездну. Я не владею ситуацией. Анубис передо мной убивал богов, а что я мог сделать? Или против Кроноса? Сначала скандинавы, потом ацтеки…

– Зевс, – чётко сказал Гадес, – если кто и может с этим справиться, так это ты. Боги не зря выбрали тебя сейчас главным.

Подняв голову, Зевс улыбнулся, но улыбка вышла очень печальной:

– Спасибо.

Он помолчал, хмыкнул:

– Гера заявила, что не приедет.

Гадеса это не удивило, у них часто бывали не очень гладкие отношения. Он вздохнул:

– Перестань пить, Зевс.

– Да уж. – Он поморщился, отодвинув так и не выпитую рюмку. – Ты прав. Я слишком стар для этого дерьма.

Гадес сидел на кухне Сета и крутил в руках телефон. Амон заставил весь стол новыми тарелками и блюдами, которые никто уже не мог есть. Сет говорил, что мясо в любом случае лучше, Нефтида голосовала за овощи, Амон же заявлял, что оба ничего не понимают.

Зевса Гадес оставил в гостиной: тому стоило проспаться, а оставлять его в клубе одного совершенно не хотелось. Не при Кроносе.

Все разговоры внезапно затихли, и Гадес поднял голову. В дверях кухни стоял Анубис, встрёпанный, едва проснувшийся. Он казался смущённым и опустил голову:

– Надеюсь, не помешал… я хотел…

Он запнулся, провёл рукой по волосам, выдохнул:

– Есть очень хочется.

Амон вскочил со своего места так быстро, что чуть не опрокинул стул, и засиял, одаряя всех вокруг тёплым потоком лучезарной силы.

10

Анубис сидит на полу, и плитки покрывает тонкий слой песка. Осирис редко бывает в этих комнатах дома, обращённых к пустынной части Дуата. Отец предпочитает усыпальницы, испещрённые древними символами, где живут бывшие фараоны. Исида любит поля, полнящиеся спелыми колосьями, и реки, наводнённые рыбой. Анубису уютно рядом с пустыней.

Исида хмурится:

– Лучше бы ты играл в другой части дома.

Ей не нравится любовь к песку, Анубис искренне не понимает почему. Он продолжает упрямо рисовать пальцем иероглифы, почти ощущая, как Исида злится. Она хочет, чтобы её слушались. Анубис наслаждается тем, как начинает её бесить.

– Иди в другую часть дома!

– Нет.

Её сила, ласкающая и полноводная, она не причиняет боли, но требует повиновения. Он подчиняться не любит. Его сила – это тёмный смерч, поднимающий песок с плиток, взвивающийся к потолку, оставляющий на нём отметины.

Тонкая, почти прозрачная ушебти жмётся к стене. Торопливо кланяется:

– Госпожа… господин зовёт сына.

Разговоры с отцом не сулят ничего хорошего, и Анубис успевает прикинуть, не мог ли Осирис узнать о парочке разрушенных колонн и сильно ли будет недоволен. Но Осирис говорит: