Их новенькая - Наталья Семенова

Меня спасает то, что подошла наша очередь.

– Пожалуйста, опустите ребёнка с рук и проходите, – просит работник колеса. – Ваши билеты?

Никлаус вручает мужчине три билета, опускает сестру на ноги и перехватывает её за руку. Мы проходим к краю платформы, и Ник, отступив, намекает мне, чтобы я занимала место первой. Я прикрываю на секунду глаза, чтобы успокоить волнение в груди, и шагаю в приблизившуюся открытую кабинку. Сажусь на сидение с краю и сразу же протягиваю руку малышке, которую подталкивает вперёд Ник. Парень запрыгивает следом.

Молли выглядит немного напуганной, стискивая мои пальцы своими, но стоит Нику сесть напротив меня, она тут же одёргивает ручку и падает в его объятья. Он садит её рядом с собой и обнимает рукой за плечи. Две пары глаз вонзаются в моё лицо; одни смотрят, как обычно, насмешливо-изучающе, другие – подозрительно.

Волнение в моей груди разрастается, и я отворачиваюсь в сторону.

Сколько времени нужно нашей кабинке, чтобы сделать полный круг и освободить меня от столь негативно настроенного ко мне общества? Минут десять-пятнадцать? Выдержу ли я их? Не очень бы хотелось, если что, выпрыгивать из кабинки на ходу. Да ещё и с приличной высоты…

– Это шрам? – вдруг спрашивает Молли, и я смотрю на неё, чтобы понять к кому она обращается. Взгляд голубых, как раннее утро, глаз устремлён в район моих губ. Никлаус смотрит в том же направлении, отчего у меня сохнет в горле.

Я заставляю себя кивнуть и сглатываю сухость.

– Как он появился? – продолжает любознательно допытываться малышка.

– Да? – сужает глаза Ник. – Мне тоже давно не даёт покоя этот вопрос.

– Эм… Когда я была чуть младше тебя, Молли, мамин друг принёс в наш дом маленького и забавного щеночка. Я искренне считала, что мы с ним подружились, – непроизвольно улыбаюсь я, вспоминая свою детскую наивность. – Потому и полезла к нему с поцелуями. Тогда-то он меня и укусил. А шрам остался, как напоминание о том, что не каждый, кто показывает себя с хорошей стороны, однажды не сделает тебе больно.

Последним я намекаю Нику, что не позволю себя обмануть, как бы он не старался строить из себя хорошего человека в присутствии своей младшей сестры. Но парень воспринимает мои слова как-то иначе, потому что понимающе хмыкает и всматривается в меня ещё пристальней.

Я смущаюсь, и тут Молли неожиданно встаёт на ноги и делает шаг ко мне. Мы с Ником оба чуть не седеем от страха и хватаем её руками с двух сторон. Девочка отмахивается от рук брата и позволяет мне усадить её рядом с собой. Я облегчённо выдыхаю, потому что мы находимся достаточно высоко, а девочка осторожно спрашивает, её глаза горят сочувствуем и тревогой:

– Было сильно больно?

Я ей ласково улыбаюсь и отвечаю:

– Если честно, я уже не помню, но скорее всего, да.

– Мне жаль, – совсем по-взрослому сочувствует она и поднимает руку: – Можно?

– Конечно, – разрешаю я.

Я давно привыкла к этой белесой, вертикальной полоске над верхней губой, но помню, что поначалу, когда только-только решила, что хочу стать фотомоделью, жутко переживала из-за «дефекта» на лице. Позже я решила, что шрам будет не дефектом, а моей изюминкой, и перестала волноваться. Ведь всё зависит от угла зрения, который мы сами можем выбирать.

Маленький пальчик касается шрама и проводит им по всей его длине. Молли при этом так забавно хмурится, что у меня приятно сжимается сердце. А затем девочка удивляет меня ещё сильней. Она обнимает меня своими ручками за талию и прижимает свою кудрявую голову к моей груди:

– Если мы подружимся, Ани, я никогда тебя не укушу. Обещаю.

Я сконфуженно обнимаю её в ответ и недоумённо смотрю на Ника. Он отворачивается в сторону, пряча от меня улыбку.

Наша кабинка поднимается всё выше, и в какой-то момент Никлаус замечает:

– Пропустишь всё самое интересное, Кнопка.

С этого момента и начинается всё то, от чего мне невыносимо сильно хочется сбежать.

Мы с Молли сидим со стороны внешнего края, потому девочка разворачивается к спинкам лицом, цепляется пальчиками за железный поручень, опоясывающий кабинку по кругу, и садится на колени. Её круглое личико выражает полнейший восторг, а сама она то и дело подскакивает и указывает куда-нибудь пальчиком, звонко смеясь. Приходится повернуться к ней полубоком и удерживать на месте руками. Она делает это так часто, что Никлаус в конце концов пересаживается к ней с другой стороны и тоже пытается удерживать её на месте. Что занимательно, одна из его рук постоянно ложится поверх моей, сколько бы раз я её не передвигала. Как будто нарочно.

Его пальцы на моих меня тревожат, и мне это не нравится.

Я пытаюсь отвлечься на совершенно потрясающий вид раскинувшегося на много миль города, или же на восторг малышки, с чьими белокурыми кудряшками играет ветер, но нет-нет, да гляжу в сторону Никлауса. Он тоже широко улыбается, глядя на свою сестру. И вид этой улыбки меня от чего-то смущает.

Дальше – больше.

Мы достигаем пика высоты колеса, и Молли изъявляет желание теперь сидеть с другой стороны. Приходится пересесть и мне, потому что девочка не отпускает мою руку, пока я не опускаюсь на сидение рядом. Процесс полностью повторяется, малышка едва сидит на месте, рука Ника продолжает задевать мою…

Пару минут я неотрывно смотрю вдаль бесконечного океана, думая о том, что он может в себе хранить: какие тайны, или ещё не сделанные открытия? Так же я думаю о том, что океан беспощаден к тем, кто потерпел кораблекрушение далеко от берега, и ласков с теми, кто, наоборот, находится на берегу.

Океан – это бескрайняя мощь, обманчиво спокойная с высоты птичьего полёта.

Я чувствую на своём лице взгляд Ника и безрассудно смотрю в ответ.

Тёмный океан его глаз тоже умеет завораживать и, наверняка, хранит в себе столько же не раскрытых тайн. По крайней мере, для меня.

Но вот порыв ветра бросает мне в лицо мои же волосы, и наш напряжённый, зрительный контакт разрывается. Когда я смотрю на Ника вновь, он любуется сестрой.