Как я съел асфальт - Алексей Швецов

Саша не понимал такое искусство. Не понимал и не хотел понимать. А еще точнее, не воспринимал. «Зачем? Зачем, – спрашивал он, – рисовать машину, когда и так понятно, что это машина?» Работа художника должна вдохновлять на раздумье. Мозг в голове должен вскипать от напряжения. От напряжения, вызванного попытками вникнуть в замысел художника.

Саша видел своего земляка. Видел издали, с радостной улыбкой раздававшего автографы и отвечавшего на вопросы журналистов. Но Саша не подходил к нему. Не хотел подходить.

– Ну, как тебе? Понравилось? – восхищенно спросил стоявший поблизости Паша, неотрывно разглядывал картину с группой обнаженных укладчиц асфальта.

Вместо ответа Саша махнул рукой и скривил нос.

– Мазня! – добавил он после своей пантомимы. – В работах явно не хватает жизни, экспрессии, ракурса…

– Да ты с ума сошел?! – взмолился Паша. – Посмотри, какой ракурс!

Паша за рукав подтащил друга к полотну, на котором пышнотелая дама, сильно нагнувшись, стирала в тазике белье.

– Это ли не ракурс?! Посмотри, как все точно и четко подмечено! Тут тебе и ракурс, и жизнь, и экспрессия.

Пашины восторженные отзывы были прерваны появлением Антоши.

– Ну, как вам выставка? – поинтересовался Антоша у Паши.

Паша представил мужчин друг другу и затем высказался. Высказался о работах Сашиного земляка в тех же восторженных фразах, что и до прихода Антоши.

– А мне кажется, что художник одержим одной идеей. Четко прослеживается его неудовлетворенность и озабоченность.

Антоша сразу же завоевал сердце Саши, в том смысле что он ему понравился. Мало того что он умел хорошо одеваться и одевался, сразу было видно, что это человек далеко не глупый, если его мнение совпадало с Сашиным.

Как и сказал Паша, Антоша был связан с литературой. Он был главным редактором известного литературного журнала.

– Друзья, пойдемте-ка отсюда, – предложил Антоша и заговорщицки подмигнул Саше и Паше. – Я здесь неподалеку знаю одно местечко… один очень даже приличный клуб.

Предложению Антоши почему-то больше всех обрадовался Паша. Хотя Паша не пил. Сейчас не пил. Точнее, в настоящий период. А еще Паша радовался тому, что он не напивается ни от радости, ни от горя. А напиться он мог. Пьяный он был очень буйный. Но он об этом знал, то есть о своем буйстве. Знал и старался сдерживаться.

Тогда Саша вспомнил период, когда Паша пил. А пил он крепко и даже сильно мог напиться. Друзья долго обсуждали, как помочь другу. Всякие кодировки Паше не помогали. Точнее, помогали, но только ровно на тот период, когда он находился непосредственно у врача. А как только Паша покидал стены лечебницы, кодировка прекращала оказывать на него сколько-нибудь заметное влияние и Паша напивался. Разговоры и душеспасительные беседы тоже не очень-то помогали. Паша кивал головой, с умным видом ругал себя последними словами. «Какая же я свинья!» – вопил он, колотя свою голову кулаками, когда ему рассказывали о вчерашней выходке в пьяном виде. Но стоило ему только посмотреть в глаза «зеленому змию» через бутылочное стекло, как вся его самокритичность улетучивалась. «Да ладно вам, что я… алкаш, что ли?» – говорил он. А еще он говорил, что может бросить пить когда угодно. Но не бросал. Точнее, не мог бросить.

А тогда Саша с товарищами решили помочь Паше. Когда тот сильно напился, его друзья привезли к нему на квартиру колоритнейшую «красавицу» с Казанского вокзала. Бомжиха эта в далеком и забытом детстве мечтала о сцене, о премьерных спектаклях. И вот ей выпал шанс блеснуть талантом. Она охотно согласилась сыграть в небольшой дружеской театральной постановке, а обещанная бутылка водки – гонорар за антрепризу – подняла ее актерские данные на недосягаемую высоту.

Паша тогда очень сильно перебрал. Точнее, он был буквально никакой. Утро вползло тогда постепенно, но очень жестко. Его словно включили. Сопутствующий похмелью сушняк казался всего лишь досадным недоразумением. Тошнота и дичайшая головная боль были поистине тошнотой и головной болью, точнее, геморроем, а еще точнее, настоящим «гемором». Позывы поделиться с унитазом вчерашним ужином стали просто невыносимы. Только слабость во всем теле и раскалывающаяся голова не давали ему возможности подняться.

Паша осторожно приоткрыл один глаз, второй не открывался. Совсем не открывался. Он, глаз Паши, не мог открыться – Паша случайно облился вином, и вот ресницы приклеились к лицу, точнее, к Пашиной опухшей коже на том месте, где у нормального человека случается лицо. Одним своим глазом Паша обозрел край подушки, медленно перевел взгляд еще дальше. В углу притаился стол. Его стол. Его, Пашин, письменный стол стоял в углу. Это четко означало, что он дома. У себя дома, и это было очень обнадеживающе. А еще письменный стол был завален. Но завален он был не письменными принадлежностями, а ощетинился бутылками и стаканами.

Собрав в кулак всю свою волю, Паша подтянул руки и принял положение «наизготовку». Тошнота усилилась. Позывы сделались нестерпимыми. Паша решил перевернуться и аккуратно сползти с кровати задом…

Отчетливый силуэт лежавшего рядом человека бросился в глаза, точнее, в один открытый глаз Паши. Он осторожно дотронулся пальцем до закутанной спины соседа по кровати. Тело, неопознанное тело, пришло в движение, и сначала сильный, очень сильный и неприятный запах ударил в нос Паше. Затем нечесаная голова показалась из-под одеяла, а потом лицо… Беззубый рот существа, лежавшего рядом, ласково улыбнулся. Улыбнулся счастливой улыбкой. И женский голос сладко произнес:

– Доброе утро, милый. Ты просто душка!

До унитаза Паша добежать тогда не успел. Совсем не успел.

Правда, бомжихе пришлось доплатить за испорченную одежду и «прическу». Пришлось доплатить еще два пузыря, но дело того стоило.

С той поры Паша не пьет. Точнее, он, конечно, пьет, но вот уже четыре месяца ограничивается только соками и какими-то страшно полезными зелеными чаями.

И вот Паша очень обрадовался словам Антоши, который сказал, что устал от такого количества людей и что ему хочется тишины и спокойствия. А в том клубе как раз хорошо и тихо.

Антоша и Паша были с девушками. А Саша был тогда один. Но он сказал, что это не проблема и что он с успехом обходится один. И они все вместе поехали в клуб. А пока они ехали, Саша понял, отчетливо понял, что Антоша ему нравится. Он много шутил, и Саша смеялся его шуткам. А еще Антоша сказал, что скоро они уже приедут, а то ему ужасно хочется отлить. Тогда Саша решил, твердо решил, что подарит Антоше один из своих маленьких туалетов, точнее, макет туалета. Он подумал, что Антоше обязательно понравится такой подарок.

В клубе, куда они наконец туда прибыли, совершенно не было тихо, а людей там было даже больше, чем на выставке. Тем не менее Антоша спросил:

– Правда, тут хорошо? Хорошо и тихо?

Точнее, Антоша спросил, но из-за шума, из-за оглушительной музыки Саша совершенно ничего не расслышал. Он скорее догадался о том, что говорил Антоша.

– Да, тут хорошо, – закивал головой Саша. – Только не очень тихо. Точнее, совсем не тихо, а даже наоборот, как-то громко тут.

– Что? – заорал ему в самое ухо Антоша.

– Говорю, что громко музыка играет. Слишком громко.

– Да-да, – обрадовался Антоша, – тонко! Здесь все тонко продумано.

– Только шумно, – повторил Саша.

– Ты прав, старик, – довольно заулыбался Антоша. – Дизайн продуман очень умно. Все здорово. Здесь можно и от людей отдохнуть, а еще здесь тихо.

Саша тогда промолчал, потому что в таком адском шуме разговаривать было бессмысленно.

До полуночи друзья просидели в этом клубе, а потом Паша предложил перебраться куда-нибудь, где действительно тихо. Его все поддержали и перебрались в тихое заведение напротив.

Там разговор, прерванный в клубе, возобновился. Антоша, блистая остроумием, рассказывал о своем журнале. Рассказывал о том, как две девицы пытались пристроить свои любовные романы.

– Они даже согласились забеременеть от меня, чтобы только я пустил их в номер, – смеялся Антоша.

Сашу тогда очень заинтересовало все, что было связано с издательством книг и журналов. Он очень внимательно слушал каждое слово, которое произносил Антоша.

– Они были так настойчивы, – возводил глаза к небу Антоша, – что пришлось два раза…

– Переспать? – нетерпеливо перебил Саша.

– Нет, что ты… пришлось два раза указать им на дверь. Сначала одной, потом, после аналогичного предложения, другой. А другой журнал напечатал эти бездарные вещи. Наверное, им удалось уговорить главного редактора.

А еще Антоша сказал, что он знает этого редактора.

– У него зрение минус шесть, поэтому эти страшные… эти страшно бездарные девицы смогли сойти за очаровашек.

Сашу безумно заинтересовал этот рассказ. Ему было приятно слушать Антошу. Приятно и интересно. А еще ему нравился Антоша. Но не так, как понравился бомж руководителю предприятия в его, Сашином, замысле, а так, как нравятся мужчины друг другу, когда им есть о чем поговорить и даже выпить. Саша хотел говорить, говорить о творчестве, но что-то сдерживало его изнутри. Он никак не мог решиться. И разговор как-то сам собой скользил по разным темам. А еще разговор зашел о профессиях. А Саша хотел говорить о творчестве. Выпитый алкоголь и внимание Антоши помогли Саше раскрепоститься. И он произнес целую речь.