Кирилл и Ян (сборник) - Сергей Дубянский

Поднявшись на этаж, Олеся остановилась, давая возможность позвонить в дверь; руки она держала за спиной, как настоящая арестантка, и, похоже, старлею это понравилось.

— Ты хоть сейчас объясни, зачем все это устроила? — спросил он ласково, как в кино, прикидываясь «добрым полицейским»; Олеся понимала это и не ответила.

Вздохнув, старлей нажал звонок, и тот откликнулся внутри квартиры. Послышались шаги — Олеся узнала шаркающую походку отчима и даже поняла, что тот не слишком пьян.

— Старший лейтенант Тимофеев, Центральный РОВД, — представился старлей, отвечая на еще не заданный вопрос, — откройте, пожалуйста.

— А у нас все в порядке, — испуганно сообщил отчим.

— У вас-то, может, и в порядке, а вот у Тихомировой Олеси Вадимовны, прописанной по данному адресу, нет.

Дверь опасливо открылась. Отчим стоял бледный, с дрожащими руками. Он выглядел таким жалким, что Олеся отвернулась.

— Вы что, пьяный? — старлей втянул носом воздух.

— Что вы, товарищ старший лейтенант! — глаза отчима забегали, а руки инстинктивно поднялись к груди, — это вчера… праздник у нас был… но у нас все тихо… — отчим старался дышать в сторону, зато смотрел на старлея с таким подобострастием, что Олеся даже усмехнулась. На нем были ужасные мятые брюки, падавшие с тощей фигуры без старого потрескавшегося ремня, и желтая майка с двухнедельным пятном кетчупа, — а что она, паршивка, натворила?

Улица Героев Летчиков не относилась к Центральному району, поэтому старлей не стал копать глубже, относительно происходящего в квартире.

— Уж натворила, — он совсем не грубо втолкнул девушку внутрь, — но люди оказались хорошие — не стали заявление писать. Она избила мужчину, причем не понятно, с чего и зачем… вы б показали ее психиатру, что ли.

— Я ей сейчас дам психиатра! — отчим протолкнул Олесю дальше по коридору, — спасибо за сигнал, товарищ старший лейтенант, — поспешно захлопнул дверь, и едва представители власти оказались по другую ее сторону, вновь почувствовал себя хозяином; больно схватив Олесю за ухо, он потащил ее в комнату.

— Что ж ты, сука, делаешь? Ментов нам только не хватает! Слышь, Любка!

Олеся увидела мать, безразлично сидевшую над пустым стаканом; почему-то она всегда умудрялась напиться именно тогда, когда дочери было плохо; сейчас, правда, она не спала, как в тот ужасный день, и по-дурацки сведя брови, погрозила пальцем.

— Дочь, ты на кого похожа? Пойди, немедленно умойся.

Смотреть на нее было еще противнее, чем на отчима, и Олеся с радостью скрылась в ванной; закрыв задвижку, подняла глаза к зеркалу — от слез весь великолепный макияж потек, превратив лицо в маску трагичного клоуна.

— Олеська, а ну, иди сюда! — раздалось под самой дверью, и Олеся услышала, как звякнула пряжка ремня, — снимай штаны, тварь! Сейчас у тебя глаза повылазят!

— Разбежался! У самого повылазят! — крикнула Олеся, скорее, по инерции, потому что ей было совершенно все равно, что будет дальше.

— Открывай, сучка! — дверь при этом дернулась, но задвижка устояла.

— Саш, не бей ее… — донесся из комнаты голос матери; он был совсем не агрессивным, и, наверное, это подстегнуло отчима.

— Ах, не бить?! — шаги, вместе с голосом, стали удаляться, — она ментов на хату наводит, а я спускать ей должен? Будут они тут копать — пьяный я или не пьяный!..

— Она ж… — мать громко икнула, — ребенок…

— Ты слышала, что мент сказал — она мужика избила! Она всех нас до зоны доведет! А ты, заступница, твою мать!.. Сейчас я тебя тоже проучу!..

Упал стул, послышался шум борьбы, треск рвущейся ткани и наконец характерные хлесткие удары; после каждого мать вскрикивала, а отчим повторял — Вот тебе!.. Вот тебе!..

…Так ей и надо… — равнодушно подумала Олеся. Взгляд остановился на серой коробочке с надписью «Gillette»; рука потянулась к ней сама, как вчера за висевшей на стуле сумкой, и вытащила тонкую блестящую пластину…

— Саша, меня-то за что?.. — мать уже пьяно рыдала в голос.

…А меня за что? — Олеся посмотрела на свою руку, — говорят, надо резать вдоль… Да что ж ты так орешь, дура? Тебя что, никогда не били?.. А ты привыкай — кого он будет лупить вместо меня?.. Она включила горячую воду, сунула под нее запястье. …Боже!.. К чему она вспомнила Его, неизвестно, но мысли запрыгали, словно шарики, — а ведь получается, что я все вернула — и телефон там остался, и деньги мент забрал… сумка!.. Как же с сумкой-то быть?.. Неужто все из-за нее?..

— Сашенька, пожалуйста, хватит!.. Больно же!..

…А мне?.. Олеся зажмурилась, но вместо мстительного Бога, не простившего ей сумку, перед глазами заплясали веселые цветные звезды. Наверное, просто вода была очень горячей, и она ничего не почувствовала; зато сделалось фантастически хорошо и спокойно — возможно, именно таким был мир на пресловутой Альфе Центавра…

КОНЕЦ

Заключенный 2862

— Валер, ты замечаешь, даже воздух другой становится, когда выходишь за эти чертовы ворота? Вроде, глупость — стена и стена, а дышится как-то свободнее.

— Воля, — Валера засмеялся, — воля, Коленька.

— Нет, правда. Никогда не думал, что это так зримо. Собственно, мы кто? Мы — наладчики, а не заключенные…

— Тут говорят — «осужденные».

— Какая разница! Я ж вольный человек, а как прошел эти пять дверей с кнопками, тоже стал чувствовать себя зеком. Ты не смейся, правда!.. Да пропади она пропадом такая жизнь!..

Они дошли до остановки, и Валера остановился, повернувшись спиной к ветру.

— Не, был я хулиганом… — продолжал Коля, — не то, чтоб «отморозок» какой, но сам знаешь, как выпьешь, на подвиги тянет — и морды бил, и в ментовку забирали пару раз, но теперь все! Чуть не в себе, сразу домой и на все засовы. Очень впечатлило. Я б сюда экскурсии устраивал…

— Ага, по линии молодежного туризма, — хитро прищурившись, Валера смотрел на напарника. Ему уже не раз приходилось бывать в подобных учреждениях, и он давно пришел к выводу, что ничего страшного в них нет — просто всем воздается по заслугам и подсознательно каждый понимает, на что может рассчитывать в конечном итоге. Не делай того, что не положено и можешь спокойно наблюдать все эти ужасы, как в кино, — ты еще не видел жилой зоны, — продолжал он подчеркнуто зловеще, — промзона — это так, показуха.

— Мне хватает.

Подошел автобус, и они успели занять сиденье рядом с двигателем, который хоть ревел и вибрировал, зато выдавал такой жар, что сразу хотелось расстегнуть куртку. Тепло пробуждало чувство усталости, ведь они лишь утром приехали в этот городок, протрясшись сутки в плацкартном вагоне.

— Черт, все-таки приятно видеть ондатровые шапки, лохматые головы!.. Валер, как думаешь, мы сюда надолго?

— Как пойдет. Сам прикинь, если хочешь.

— Как я прикину? Ты ж знаешь, у меня это первая поездка. Я ж только позавчера узнал, чем ползун от шатуна отличается.

— Бедолага ты мой, — Валера потрепал Колю по плечу с отеческой лаской. Ему нравился новый напарник — хотя тот и совершенно не разбирался в прессах, но все время спрашивал, а из людей любознательных получаются хорошие наладчики.

— Не переживай, хозяйство это я освою, — Коля словно угадал Валерины мысли, — уже понял — техника не архисложная, а я пришел сюда деньги зарабатывать; с неба они не падают, поэтому я не собираюсь тупо слоняться по Союзу и пропивать командировочные. Я ж не трахаю дочь миллионера и родственников в Штатах у меня нету…

— В Штатах родственники тоже бывают разные, — заметил Валера философски.

Его радовало, что они ушли от производственной темы — вновь говорить о прессах было так же неинтересно, как заново читать книгу, которую знаешь наизусть. Конечно, он все объяснит, но не сейчас, когда вместо лязгающих колес, шлангов и трубок змеями расползающихся по зеленой лужайке траверсы, перед глазами возникали и исчезали живые человеческие лица, а за окном уютно укрылся снегом абсолютно незнакомый городок со своими прелестями и нехитрыми искушениями.

— Может, зайдем в магазин? — предложил Валера, — а то яичница в их буфете меня как-то не впечатлила.

— Да и цены там о-го-го!.. Пошли, конечно.

Они выпрыгнули в снег, сотнями ног превращенный в безобразное месиво. Пронзительный ветер ударил в лицо, словно пытаясь остановить их.

— Зараза. Ну, и погодка. Лучше уж мороз, только чтоб без ветра, — Коля поежился.

— За морозами, это в Сибирь. Попал я как-то в минус сорок два — не самое приятное ощущение. А здесь вся зима такая — я эти края хорошо знаю.

— Не, сорок два тоже не хочу. Мне б градусов десять…

— А сала в шоколаде не хочешь? — Валера засмеялся.

— Не хочу. Водочки б выпил.

— Сейчас выпьем; в чем проблема?