Время Перемен - Анвар Кураев

по комнате.

«Что же взять с собой? Эспаду? Да, непременно. Оружие? Сколько лошадей? Какую одежду? Кто из слуг поедет? Род? Да, конечно он. Кто ещё?»

Он лихорадочно составлял в голове список вещей, которые возьмёт с собой, так, будто собирался ехать уже сегодня.

— Род! — позвал граф, — Иди сюда, мы едем в Лемэс!

И тут же осёкся, вспомнив, чем сейчас занят слуга и два его конюха. Паршивые воспоминания утра и восторг от письма самого де Крюа боролись между собой. Жерар кипел внутри от избытка чувств.

«Нужно успокоиться».

— Астрид, подай вина, пожалуйста!

Расторопная служанка принесла бокал в гостиную. Она знала, что господин никогда не пьёт больше одного. Жерар сел за стол и сделал глоток, потом тяжело выдохнул.

«Хватит метаться, нужно разложить всё по полочкам. Итак, первое: не попрощавшись с матушкой, я никуда не поеду, так что торопиться до её возвращения не стоит. Второе: кого взять из слуг лучше решить с Родом. Третье: оружие точно стоит брать. Неизвестно, к какому полку меня прикомандируют и какое там будет снаряжение».

Мысли немного улеглись. Жерар подумывал пробежаться, или поупражняться с эспадой, чтобы прийти в норму, но со двора раздался крик:

— Графиня! Графиня едет!

В доме поднялась кутерьма, слуги спешили на двор встречать хозяйку. Молодой граф сбежал по лестнице и увидел толпу возле дома, окружившую карету. Все, кто был рядом, пришли встречать матушку. Дверь распахнулась, она чуть ли не бегом приблизилась к крыльцу, заключила его в объятия и прошептала:

— Я чувствовала, что-то произошло. Что-то важное для тебя.

* * *

— Нет, жена, я поеду в Лемэс с графом. Решение принято и уже не обсуждается.

Старый слуга сидел в их комнате за маленьким столиком и уплетал кашу с топлёным салом.

— Я чувствую, случится что-то нехорошее, — ответила Марта, — Останься, прошу тебя.

— Ты права, случится. Поэтому я еду.

Астрид поставила рядом стакан молока, не вмешиваясь в разговор взрослых.

— Мальчик уже вырос, ты не можешь всё время быть рядом, — возразила жена.

— Могу и буду. Сама знаешь, чем мы обязаны его отцу…

Жена не отвечала.

Род помнил всё как вчера. Хриплые стоны жены, рожавшей четырнадцать часов, но так и не разродившейся. Осунувшиеся, скорбные лица остальных людей, кто понимал: надежды не осталось, смерть заберёт и жену, и ребёнка, лишь хорошенько помучает прежде.

Собственное отчаяние, бездна горя, бессилие помочь чем-либо. Порыв самому остановить эти мучения, но рука не поднимается… Бегущий виноградарь и скачущий за ним древний в сером развевающемся плаще. Лицо его не выражает эмоций, голос бесцветный, как пасмурный осенний горизонт: «Ей можно помочь. Все останутся живы».

Вспыхнувшая за этим надежда, и сразу же угасшая, когда пришелец назвал сумму. Никогда не было и не будет у них таких денег. Род помнил, как слёзы сами покатились по щекам. Он и сейчас готов был расплакаться от нахлынувших чувств.

Господин. Кристоф. Тихо перешёптывается с древним. Тот спокойно кивает. Словно вчера это было, всё словно вчера…

Страшные маленькие ножи и целый таз крови. Род бывал в битвах до этого, но тогда не смог смотреть. Отвернулся. Следующее воспоминание — орущий младенец у него на руках. Астрид. И древний рядом, монотонным голосом перечисляющий, как ухаживать за женой. Он не слушал тогда. Слушала графиня.

Род помотал головой, отгоняя воспоминания. Рядом плакала жена. Наверное, она тоже помнила всё.

— Тогда мы поедем с тобой, папа, — улыбалась Астрид.

Ему всегда было трудно с ней спорить…

* * *

Валешка уже заснула, кутаясь в его плащ рядом. Ночи совсем недавно стали достаточно тёплыми, чтобы можно было спать на улице. Харт натянул покрывало повыше и опять вспомнил про кольцо того дворянчика. Его он приберёг не для Валешки: этой хватило пряников, сладостей, да платочка с ярмарки. То для дочери мельника, Берты. После такого кольца точно уступит. Мысли о Берте возбуждали, он подумал, не разбудить ли Валешку для ещё одного раза?

Вслед за мыслями о кольце и мельничихе, Харт буквально почувствовал, как вколачивает чекан. «Птух!», и молодой господин замолчал. «Птух!», и разлетелся череп на кровавые ошмётки! А он, Харт, вот он, стоит рядом, и ничего не может сказать ему молодой господин. «Птух!» — ни приказов, ни понуканий, ни недовольства. «Птух!» — ни крика, ни пренебрежения, ни сморщенного носа. «Птух!» — и монеты в кармане, и колечком разжился…

Харт пихнул Валешку в бок. Слегка, иначе ничего не получится. Эта боль не любит. Вот жена истопника — другое дело. Слухи ходят, ещё госпожа де Ларуск… Нужно бы проверить при случае.

Валешка не просыпалась.

Скоро в Лемэс ехать… Интересно, как там? Говорят, одни дома. Это ж ни на сеновале, ни в роще не спрятаться… Ничего, найдутся места. Охотливые бабы сами их находят. Одну оприходовать, а там уж слушок пойдёт. Чай, не прутик между ногами-то у него!

«Птух!» — и тихо. Лежит, благородненький, лицом вниз.

Он ещё раз пихнул Валешку. Пусть просыпается, засоня. Небось, он ей три кренделя купил, а не один. И платок ещё. Да, за платок тоже надо бы.

А старики молодцы — раз, раз и всё! Нет богатых слюнтяев. Не зря их на деревне все уважают — крепкие мужики. Да, с их роднёй краями надо как-то. Ни к чему своих обижать.

Он поднял плащ и шлёпнул Валешку по заднице, слегка колыхнувшейся от удара.

— Ай, что это?

— Рано ты заснула, не доиграли ещё.

— Чего-й то не доиграли? Всё ты мне показал, что хотел.

— Всё? Эко ты хватила! — он придвинул её к себе, — Смотри, ещё вот как можно…

Глава 5. Родина

Телега подпрыгнула, и боль отдалась в ногу, но уже терпимо. Три дня покоя принесли пользу. Жарко — Тром откинул покрывало и сел, обводя взглядом отряд. Бойко идут. У всех щиты, на поясах слева меч, справа топор. Одинаково, как положено. Глаз