Рассказы - Виктор Колупаев

Сорвал Непрушин важное дело, да еще под аплодисменты комиссии, хотя теперь всем стало ясно, что план КБ по Знакам качества будет определенно завален. Ничего в КБ не нашли предложить комиссии взамен.

И на экране, и в зале Непрушину сочувствовали, симпатизировали. И тот, экранный Петр Петрович, кажется, черпал в этом сочувствии новые силы. Раза два Непрушин экранный внимательно посмотрел на Непрушина, сидящего в зале, так что зрители даже начали привставать с мест, чтобы увидеть, кого он там разглядывает.

В миг, в час, конечно, не переродишься. Экранный Непрушин иногда все же срывался на свое прежнее, особенно, если ему противостояли уверенные наглецы.

И когда он чуть ли не в конце фильма пришел домой и увидел нахально развалившегося в кресле Цельнопустова, что-то оборвалось у него внутри. Нет, этого ничем не прошибешь. Так и будет он всю жизнь носить непрушинскую пижаму и носки, освежаться чужим одеколоном, пользоваться безопасной бритвой, никогда не вытирая ее после бритья.

- Отец, - сказал сын. Порядочный, надо заметить, пацан уже вырос. - Отец, почему он в твоей пижаме ходит?

- Пусть, - еле слышно ответил Непрушин. - Пусть. Не могу я с ним бороться. Сил нет.

- Давай, отец, спустим его с лестницы, - предложил сын.

- Нельзя. Засудит.

- Нельзя, - уверенно подтвердил Цельнопустов. - По судам затаскаю.

А Варвара добавила:

- И без пижамы проживешь...

Лениво, лениво сказала она это.

Непрушин на экране повернулся и вышел из квартиры.

- Ну уж нет! - закричал Непрушин в зале. Закричал так громко, так протестующе и грозно, что в зале ахнули, а Цельнопустов на экране испуганно привстал.

Не помня себя от гнева и ненависти, Непрушин вскочил со своего места на первом ряду с самого краю, и билетерша не успела его удержать, может, впрочем, и не хотела, рванулся по ступенькам на сцену перед экраном, и с ходу, с лету, с разбегу долбанул чуть пригнутой головой Цельнопустова в живот. Не совсем, правда, в живот, чуть пониже, потому что фигуры на экране в этот момент были побольше размером, чем обыкновенные люди, да и фильм был широкоэкранным. Как бы там ни было, а Цельнопустов согнулся от боли и взревел благим матом.

- Так его и надо! - кричали в зале.

- Не будет ходить, куда не звали!

- Давай, Непрушин! Дави его, подлеца!

Но Непрушин не хотел убивать Цельнопустова. Да и успокоился он почему-то после своего удара.

- Давай, отец за руки, - посоветовал сын.

- Давай, - согласился Петр Петрович.

И они, подхватив обмякшего, что-то нечленораздельно мычавшего Цельнопустова под мышки, деловито и толково вывели незваного друга семьи на лестничную площадку, легонько придали ему не очень, впрочем, значительное ускорение и, даже не посмотрев, что там у них получилось, вернулись в квартиру.

- Как ты смел! - встретила их Варвара, обращаясь только к мужу. - Что ты значишь по сравнению с Цельнопустовым! Ты хоть представляешь, что он с тобой сделает?!

- Ничего он не сделает, - сказал сын.

- Ты вот что, Варвара, ты это... как его... не нужна мне. А я, кажется, тебе давным-давно. Так что уходим мы с сыном. А Цельнопустов, когда очухается, пусть прописывается здесь на постоянное местожительство. Мы с сыном себе место в жизни найдем. Правда?

- Правда, отец. Прощай, мать...

- Да как же это? - впервые за весь кинофильм заволновалась Варвара, даже вся лень с нее слетела. - Да как же... Жили бы вчетвером... Тихо-мирно...

- Хватит! - отрубил Непрушин.

В зале его бурно поддержали.

Непрушин оглянулся, посмотрел на то место, где он только что сидел. Его место было пусто. А рядом сидела билетерша и трогала платочком щеки.

Входная дверь квартиры со скрипом отворилась, и в комнату вошел начальник КБ, волоча за собой тело Цельнопустова. Момент очень походил на сцены из "Тита Андроника" Шекспира.

- Непрушин, - сказал начальник КБ с угрозой, - ты становишься поперек нашей дороги.

- Да, да, - подхватила Варвара. - Ненормальный он, ненормальный! Жили бы впятером... тихо... мирно...

Так они и стояли. Непрушин с сыном по одну сторону, баррикады, принявшие твердое решение и уверенные в своей правоте, а Варвара, Цельнопустов, немного очухавшийся, и начальник КБ - по другую, морально разбитые, дискредитированные в глазах зрителей, но еще не сдавшиеся. Тут было ясно, что борьбы хватит еще серии на пять.

Но кинофильм был односерийным.

Зазвучала финальная тема музыкального сопровождения. Вот-вот должен был зажечься свет.

Непрушин уже почувствовал, как его закрывает огромная буква "К", дернул сына за руку, и оба они вывалились на пыльную сцену, но не ушиблись. А те трое, наверное, так бы и растворились в белизне экрана, особенно Цельнопустов, в данный момент морально совершенно несостоятельный, но начальник КБ толкнул его из экрана, толкнул сильно, нерасчетливо, схватил за руку Варвару, дернул и ее. И они оба успели выскочить из экрана в самое последнее мгновение. Аппарат уже не стрекотал, а плафоны в потолке наливались светом.

Непрушин нагнулся и поднял Цельнопустова.

Свет в это время зажегся в полную силу.

Зал ревел и стонал от восторга. На сцену лезли за автографами. Из дальней двери пробивался директор кинотеатра, которому только что сообщили, что после сеанса началась встреча с киноартистами. Откуда? Ну откуда встреча? Никто не предупреждал. Никаких наценок на билеты не было. И вообще...

Но на сцене действительно стояли артисты. Один так прямо в пижаме.

- Смотри, Непрушин, - кривя рот, зло прошептал начальник КБ. - Не на того ты напал!.. Да кланяйся же, идиот, кланяйся!

И сам премило поклонился. Поклонился и Непрушин, раз, другой. Цельнопустов при этом тоже как-то нелепо складывался пополам.

- Продолжения! - кричали в зале.

- Многосерийку!

- Сериал!

- Что делается, - пробормотал директор, пробиваясь к сцене. - Вчера ни одного человека, а сегодня - столпотворение. На два зала надо пустить... От имени я по поручению! - торжественно пожал он руки киноартистам. - Прошу прощения, не предупредили. Но встречу организуем. После выступления сразу прошу ко мне в кабинет. То да се...

Непрушин чувствовал в груди непонятное воодушевление.

- Вторую серию будем играть, - сказал он. - В голубом зале. Здесь - первая, а в голубом - вторая. Кончать с этим делом надо.

- Правильно, отец, - поддержал его сын.

- Сейчас сил нету, - запротестовал Цельнопустов. - Нечестно без передышки.

- Ничего, ничего. Отдохнешь, подлечишься. Мы тебя со средины второй серии. А в начале будет крупный разговор с начальником КБ.

На Варвару Непрушин даже не глядел.

- И еще вот что, - это относилось уже к директору. - Надежда Ивановна, билетерша вашего кинотеатра, тоже будет играть во второй серии. И не возражайте, пожалуйста. Так требует логика развития кинофильма.

В зал уже рвались зрители.

Непрушин пристально оглядел ряды. Нет, быть киноартистом он не собирался. Довести только начатое дело до конца. Хватит ли сил? Ну да зрители, Надежда Ивановна... помогут.

Ведь сорок, сорок лет убито! Выкинуто! Зачеркнуто!.. И никто особенно не заставлял, не вынуждал... Сам, сам, только сам. А много ли осталось впереди?

Около кинотеатра "Октябрь" в этот вечер, промозглый, нудный, противный, было очень многолюдно. Даже трамваи и троллейбусы то и дело останавливались в неположенном месте, чтобы выпустить куда-то спешащих пассажиров.

Улыбка

1

Началось все с простой шутки. Мне до смерти надоели глубокомысленные нравоучения филателистов и нумизматов о большой познавательной ценности марок и монет, о том, что, к примеру, нумизматика расширяет кругозор человека. Когда я ближе познакомился с этими все-таки по-своему интересными людьми, то узнал, что их волнует только приобретение какой-нибудь редчайшей марки или монеты. А все остальное является лишь длинной прелюдией к этому. Позже я узнал, что есть люди, коллекционирующие спичечные коробки, давно вышедшие из пользования, и, жалея их бесполезный труд, повинуясь какому-то внутреннему порыву или просто из чувства противоречия, заявил, что буду коллекционировать улыбки.

Это вызвало безобидные, хотя и продолжительные насмешки окружающих. Постепенно друзья и знакомые забыли об этой моей нелепой выходке. Забыл и я.

Прошло несколько лет, и однажды, это было на выпускном балу в политехническом институте, я увидел Энн... Увидел совершенно другими глазами, хотя знал ее уже лет десять. Ее болезненно нервное выражение черных глаз, хрупкую мальчишескую фигуру, так и не развившуюся в фигуру девушки.

- Сашка, - сказала она, как всегда, просто, - хочешь, я тебе что-то подарю?

- Хочу, - ответил я глупо и беззаботно, словно мне предлагали яблоко.

- Хочешь, я подарю тебе улыбку?

- Что? - Я даже рассмеялся идиотским смехом ничего не понимающего человека. - Улыбку?