Павел и Авель - Андрей Баранов

Лесистратова вышла в поход по магазинам с твердым намерением купить разве что пару пустяков вроде перчаток или духов, или может быть какую-нибудь шляпку, и сама не заметила, как количество приобретенных вещей вылезло уже за всякие рамки, а кошель, полный золота, почти опустел. Платья и белье, походные щегольские сапожки, холсты, шкатулки, даже трубки и табак – словом, когда Лиза приказала местному азиату погрузить все накупленное в одну из лодочек, шнырявших туда-сюда по каналам, посудина глубоко просела под тяжестью добычи, а несколько хозяев вышли из дверей лавок и проводили ее отплытие затяжными аплодисментами, переходящими в овации.

Секрет заключался в том, что еще с раннего утра сыщица нанесла визит в Дом Вест-Индской кампании на улице Haarlemmerstraat, неподалеку от площади Дам, той самой компании, что уже успела основать в Америке город Нью-Амстердам, впоследствии более известный как Нью-Йорк. Бог весть о чем она там толковала с местными приказчиками, но только ее, как она называла, «приданое» тогда сильно возросло, а некоторые колониальные товары, вывозимые компанией со всех концов света, стали выбирать более северное направление.

Граф Г. несмотря на то, что голова его отчаянно болела, в утренние часы также не стал отсиживаться в гостинице, а в соответствии с намеченным планом двинулся в путь. Любуясь роскошными фасадами купеческих домов, наследников «Золотого века», он тем не менее не забывал о цели путешествия, желая во что бы то ни стало добраться до городской ратуши. Когда же он очутился там, то среди многих картин, украшавших помещение, взор его остановился на знаменитом полотне Рембрандта «Выступление стрелковой роты капитана Франса Баннинга Кока и лейтенанта Виллема ван Рейтенбурга», более известной потомкам как «Ночной дозор».

Полюбовавшись героическими фигурами на огромном холсте и подписью самого живописца «Fecit Rembrandt», то есть «работа Рембрандта», граф нашел, что она уж чересчур темновата, видимо дело было вечером или же копоть от непрерывно чадящего напротив камина уже успела въестся в полотно. Кроме того ему показалось что пропорции картины несколько нарушены – и неудивительно, ведь при переносе в ратушу из клуба стрелкового общества, где она висела ранее, компанию стрелков обрезали со всех сторон, выпилив половину от барабанщика. Правда барабанщик не числился в списках стрелковой роты, а был нанят Рембрандтом специально для композиции.

Полюбовавшись великими полотнами, граф вышел пройтись на городские улочки, и разумеется очутился на площади Дам, где и встретил совершенно неожиданно мадемуазель Лесистратову, уже успевшую к тому времени избавиться от своей ноши, и вернувшейся на торговую площадь за новыми впечатлениями от Нидерландов, выраженными в овеществленной форме. Тем кто бывал в европейских столицах не в диковину, что все дороги в них ведут на центральную площадь, также как все дороги Римской империи неизменно вели в Рим.

– Ах, вот и вы, граф Михайло! Какая приятная неожиданность, – промолвила Лиза несколько смутившись.

– Я тоже несказанно рад узреть вас, мадемуазедь! – галантно ответил граф. – Надеюсь с моей стороны не будет нескромным предложить вам далее пропутешествовать по улицам города вместе?

– Отчего же, буду счастлива сделать совместный променад… – отвечала мамзель Лесистратова. – Но куда же мы пойдем?

– Даже не знаю, сударыня, но я слышал, что тут есть знаменитый французский театр. Также здесь вдобавок дают оперы, итальянские, французские и даже немецкие…

– Ах, опера – это моя страсть! – ответила Лесистратова действительно страстно.

Однако вместо оперы наши герои попали на прославленный старинный голландский балет. Надо сказать, что Амстердам был очень культурным и даже театральным городом – первый театр возник здесь еще в тридцатые годы XVII века, вскоре там начали ставить балетные представления, а к описываемому времени появился и Французский театр. За сто лет до описываемых событий городская Палата Риторики уже устраивала состязания по читке поэтических и драматических произведений.

Словом, тут можно было наслаждаться искусством вовсю, однако же графу Г., не привыкшему к такому количеству прекрасного одновременно, почему-то стало весьма скучно разглядывать порхавших по сцене танцоров, зато он не без удовольствия оглядывал наряды симпатичных дам, сидевших среди публики. Мадемуазель Лесистратова также не оставила их без внимания, бросая взоры то на театральное действо, то на замысловатые прически, шляпки, платья самых модных фасонов, что можно было тут увидеть, впрочем многие показались ей чересчур смелыми.

Так незаметно пролетел вечер, и за светской беседой граф и Лиза вернулись в гостиницу, где к своему удивлению не обнаружили Морозявкина. Лесистратова предположила что он запил, граф подумал что тот предался пороку или же потерялся, и предложил прогуляться, дабы его найти, Лизонька взялась сопровождать его в этой прогулке, никак не желая отставать. И они отправились.

,Как мы отметили ранее, друг Вольдемар начал свое завершающее ознакомительное путешествие по городу греха с так называемого квартала Красных фонарей, существовавшего уже в то время. Тут много столетий процветали пивные и бордели, где изголодавшиеся по отсутствию развлечений моряки могли удовлетворить свои желания в полной мере. Красные фонари обозначали пристанища порока, и матросы плыли к ним, как на свет маяков. В XV веке власти города сдались и пустили жриц свободной любви в городские границы, выделив им отдельный район De Wallen. Правда женатым гражданам сюда заходить было нельзя, но на Морозявкина этот суровый запрет не распространялся. В текущем XVIII веке строгие нравы привели к тому, что добропорядочным горожанам уже запрещено было селиться в этих местах, так что для любителей эротических приключений тут цвели райские кущи.

Однако Вольдемар, попав сюда, не почувствовал вначале того несказанного восторга, на который надеялся. Несмотря на то, что по пути он уже успел пропустить стаканчик-другой горячительного в попутных кабачках, вид женщин, предлагавших свои прелести за стенами старинных домов с красными фонарями, ему решительно не понравился. Морозявкин был слишком избалован российскими столицами с их светскими дамами, да и в деревенской местности, в маленьких провинциальных городах иной раз попадались такие красотки, что замирало даже сердце, пока остальные части души и тела воспаряли к небесам. На Западе же все мужчины очевидно вынуждены были довольствоваться весьма серыми женщинами, напоминавшими скорее домашних мышей.

Морозявкин надеялся, что в портовых борделях, которыми был заполнен квартал, он найдет каких-нибудь удивительных красавиц, вроде заморских принцесс, когда-то проданных в турецкое рабство и вот теперь очутившихся здесь, где любой за скромную плату мог свести с ними короткое знакомство. Но вид полуобнаженных мрачных невыразительных дам поначалу отпугнул его, хотя он весьма соскучился по женскому обществу. Белые, черные, голландки, шведки, негритянки, славянки, они скорее напоминали ткачих или же валяльщиц валенок, чем продажных и развратных девок.

Вольдемар, подумав минутку и почесав в затылке, понял, что положение надо исправлять. К счастью он знал готовый рецепт, и немедленно пропустил в трактире еще несколько стаканчиков, памятуя что некрасивых девиц не бывает, а бывает лишь мало водки.

В результате сего дебелая голландка, чей фонарь на выходе оказался к нему ближе всех, осталась поражена его страстностью и щедростью. Она, познавшая за свой век множество разных самцов изо всех частей света от японцев до американский колонизаторов никогда не думала, что мужчина, вошедший в ее комнатку с красноватым отливом может подарить ей за свои же деньги любовь и страсть, вместо того, чтобы грязно и механически воспользоваться ее телом. Для ее карьеры знакомство с русским Вольдемаром окончилось трагично. После проведенного с ним часа любви, эта дама не смогла более работать под красным фонарем, причем по идейным соображениям, и ей пришлось переквалифицироваться в белошвейки.

– Ах, граф, но неужели мы вступим в это гнездо разврата? – с почти искренним ужасом вопросила Лесистратова, когда пресловутые фонари уже закачались перед их глазами. – Это совершенно не подобает порядочной девушке, каковой я являюсь с детства!

– Но сударыня, ежели мы не отыщем этого проходимца, завтра мы не сможем выступить в поход на Берлин, – ответствовал граф резонно.

– Да, пожалуй его нельзя бросать. Однако представьте что будет, если кто узнает, что я переступала чертог этого зловонного места. Поклянитесь, что наш визит сюда останется тайной!

– Клянусь! – легко ответил граф Г., и они перешли границу квартала Де Валлен.

Однако сколько путники ни рыскали взад и вперед, надеясь что утомленный любовными утехами Морозявкин вот-вот вылезет из дверей какого-нибудь краснофонарного заведения, все было напрасным. Его нигде не было. Лесистратова демонстративно ахала, поджимала губы и даже пыталась закрывать графу глаза веером и рукой в перчатке, когда тот слишком уж пялился на торчащие в окнах прелести рабынь эротического чертога. Наконец, когда они уже было вышли на какую-то неприметную улочку, собираясь возвращаться к себе на постоялый двор, в простенке мелькнула темная фигура, которая показалась им знакомой.