Записки актрисы - Нонна Мордюкова

– Иветта, говори, что надумала?

– Потом, потом! Я побегу насчет стола.

Слышу – знакомая музыка из фильма "Председатель". Зал загудел – это я в задранной ночной рубашке слезаю с печки. А чего? Кругом секс, свобода нравов. Шучу, конечно. Не гожусь я для порнографии. Колхозная коровушка да и только. Все равно аплодисменты. И фильм хороший, да и я там сыграла неплохо. Встык идет фрагмент из "Женитьбы Бальзаминова". Там богатая тетенька сильно любви хочет и мнет у забора бедного Мишеньку – Вицина.

– Мне бы домой,- мяукает он.

Но куда там! Попался!

За эту небольшую роль я была удостоена престижной премии – братьев Васильевых. Вместе показывать фрагменты из разных фильмов – это наша хитрость: дескать, видите, какие разные роли играю. Еще немаловажный сюрприз – мой выход на сцену. Аплодируя, жадно разглядывают и меня, и одежду мою, и лицо – ведь видят впервые. Мы умеем себя приукрасить для сцены, чтоб не быть похожими на то, что показано с экрана.

Вижу – несколько рядов занято спортсменами. Теперь пусть хоть съедят меня с солью – мне стало хорошо, тепло. Недовольства, раздражительности как не бывало. Сцена – наш лекарь и друг: я стала добрая, веселая, заводная и простодушная. Приятно думать, что трудилась на съемках на совесть, и теперь хоть какой фрагмент выбирай – не стыдно.

– Банкет, Нонна Викторовна.

– С этими пацанами – "иностранцами", спортсменами?

– Боже упаси! С ними вы познакомитесь завтра.

"Так,- думаю,- арестовали, как хотели!"

Иветта холодными пальцами жмет мой локоть и ведет на этаж выше.

Тут представители города. Рассаживаемся вокруг стола. Хочется есть, еда красочная и разнообразная. Ткацкой фабрике исполнилось аж восемьдесят лет. Рюмочку выпила. И сцена, и банкет вернули мне бодрость. Как на сцене ни старайся, второе отделение, застолье тоже на мне. Все ждут, что и как скажу, ждут каких-то особенных рассказов об особой, по их мнению, столичной жизни.

Глянешь на какую-нибудь хорошенькую "курочку" и позавидуешь: как ей легко – отдыхает в полном смысле этого слова – ест, пьет, кокетничает. Грянула танцевальная музыка. Вот хорошо, потанцуйте, дорогие, а я отдохну, расслаблюсь. Что это? Иветта уже стоит в шубе и держит в руках мою.

– Господа хорошие! Гуляйте до утра, а Нонна Викторовна устала.

Тем более ей завтра рано вставать.

Не успела оглянуться, как я у Иветты в гостях. На кухне за столом нас трое – хозяйка, ее сын Витя и я. Парень высокий, крепкий, с доброй улыбкой. Оказывается, у Иветты дело ко мне.

Вернее, дело не у Иветты, а у Виктора.

– Ну пусть он сам скажет.

– Он не только скажет, но и покатает на буере.

– На буере?

– Не пугайтесь. Послезавтра международные соревнования.

– А я при чем?

– Витя обещал пацанам покатать вас, чтобы все увидели кинозвезду на буере. Сфотографируйтесь с ними.

– Какой позор!

– Нонночка Викторовна, это честь, а не позор. Я вам все расскажу об этом виде спорта.

– Я в сто раз больше вам расскажу. У нас на Азовском море еще не такие буера.

– Они одинаковые,- вставил Витя.

– Почему тетка должна с пацанами кататься?!

Кончилось дело тем, что меня все же уговорили. Завели будильник.

А для меня раннее вставание во все времена было высшей мерой наказания: коленки дрожат, в глазах "песок", все идет наперекосяк. Напяливаю спортивное, буерное, обмундирование, Витя помогает, Иветта тоже. Я хохочу, и они за мной. Смех – мой спаситель, я приободрилась, повеселела, и мы почапали.

Идем, идем – никаких буеров и никакого льда.

– Ну и что же дальше?

– Сейчас, сейчас… Давайте, я вас возьму на руки,- предлагает

Виктор.

– Еще чего, ты совсем уж того!

И вдруг неожиданно за углом амбара открывается огромная театральная сцена: бесконечный, уходящий к горизонту лед, и на нем подковообразно застыли паруса и их капитаны. Все напоминало визит вежливости – молодежь улыбается и торжественно ждет. Я видела этих ребят вчера со сцены. Подтянулась, спину выпрямила.

Витин буер стоял у берега в центре. Он предложил мне

"засунуться" или "вставиться" так, чтоб только голова торчала.

Бесцеремонно дергает меня за плечи, поправляет что-то на мне, укрывает как следует, закрывает шалью лоб.

– Голову не поднимать!- с улыбкой командует и демонстрирует, как от движения паруса перекладина может сильно ударить.

– Может быть, не надо? Ну его к черту, Витя! Я боюсь.

– Все будет о'кей!

Смотрю, остальные паруса как корова слизала – мы одни. Он что-то сделал, и мы полетели, как в самолете. Скорость очень большая.

Сердце замерло сперва от страха, а потом от наслаждения. Вдруг откуда-то брызги с шумом.

– Это полынья,- пояснил Витя.

Парус, а значит, и перекладина мотались перед моим лицом влево, вправо…

– Не холодно?

– Нет, хорошо, Витя! Хорошо! А другие где?

– Они за нами.

– Едут?

– Идут… Как надоест – скажите.

– Гоняй, Витя, сколько влезет. Хорошо!

Он хохотнул, мы замолчали, как-то дружно, ладно замолчали, каждый думал, конечно, о своем. И все же мы были рядом. Капитан правил, а я наслаждалась неописуемым полетом. Размечталась, стала философствовать. То всплакнуть хотелось, то радоваться.

Вспомнился чеховский рассказ о том, как вез дед на телеге свою бабку в больницу и стало ему жаль ее, потому что жили они плохо, неласково. Решил, что, если даст Бог и она поправится, все будет по-другому, и он готов был купить ей даже новый гребешок. Пока он мечтал, погоняя лошадь, бабка умерла, и голова ее билась о перекладину телеги. Я перекинула на себя эту историю. Такая уже немолодая тетя, умученная работой, ответственностью за все, не умеющая отдыхать, заботиться о себе, лежу в этом летящем по льду сооружении… Романтика! А голова моя, хоть и мягко, периодически касается стенок буера…

Однако, глядя в синее небо, решительно подумала: надо взяться за себя. Буду ездить отдыхать, бывать на природе. Буду жить и жить…

Морозец накалил мое лицо. Щеки огнем загорелись. Спасибо, Витя,

Иветта…

Спасибо зрителям, что не дают мне сиднем сидеть. Зрители – это моя жизнь.

ТУДА, СЮДА И ОБРАТНО

Лежим на дне баркаса и помалкиваем – подозрительная тучка появилась. Не жди от нее добра, если комочком она висит в небе перед закатом солнца, такая хорошенькая, но пугающая всех тучка…

К третьему курсу института стала я печалиться, тосковать по своему хутору, по маме, скучать в чужой Москве по дому. Что делать? Уже и фильм "Молодая гвардия" снимали вовсю, и хвалят всех, и мысли нет бросить начатое дело. Боже сохрани! Ко мне будто какой-то датчик подключили – киноактриса навек. Но по дому, по хутору крепко тоскую, все вспоминаю, как в детстве заснешь на теплой земле и сквозь сон слышишь: купальщики в реке плещутся. А тут и мама проведет ладонью по плечам: "Это кто на закате солнца спит? Нельзя, голова будет болеть. Вставай, дочка, пойдем вареничков с вишнями поедим".

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});