Оборона дурацкого замка. Том 6 - Макар Ютин

глядя на своего патрона, восприняли слова странного, пугающего подростка остальные присутствующие.

— Ты не посмеешь, ты…

— Я только что убрал яд. Не до конца, — С открытой жестокостью улыбнулся Саргон, — Любое касание моей Ци снова запустит порчу. Одно движение пальцев, два вдоха для касания потоком каждого в этом зале. Кто хочет опять выблевывать свой желудок, плакать на полу и ссать себе в штаны? — Задал риторический вопрос попаданец. Люди молчали.

— Молчание — знак согласия. Хорошо, специально для ссыкунов из второго, третьего и четвертого отрядов…

«Сперва надо вовлечь их в диалог. Заставить переживать за свою жизнь, заставить проявить инициативу».

— Я не хочу, господин!

— И я!

— И я!

— Умоляю!

Люди вокруг жалостливо запричитали, принялись ходить вокруг фигуры Саргона кругами: никто не мог понять, что им надлежит делать, подходить к парню ближе или бежать от него со всех ног. Попаданцу пришлось вбросить в толпу еще несколько таких фраз, но уже смягчая акценты. Теперь он как бы показывал, что людям за его спиной опасаться ничего не стоит.

И новобранцы начали тихо, понемногу стекаться к нему. Продемонстрированная сила пугала. Продемонстрированная жестокость и насмешка над чужими жизнями — пугала еще больше. А закрытое пространство герметизировало их страхи, заставляло принимать такие решения, на которые мало кто согласился бы в здравом уме. Например, поддержать мутного пацана из закрытого отряда против Старшего. Настоящее безумие!

Однако люди все еще хотели спастись. Каждый из них успел пережить страдания и боль, упасть с вершин триумфа в бездну безысходности. А потом выйти из нее с помощью хмурого и стального цвета, который хирургическим скальпелем выдрал угрозу из тела.

Ужас и благоговение крепли в них с каждой минутой. Саргон из простого пацана в богатой одежде превращался в некое божество. Даоса-небожителя, культиватора, вроде коменданта крепости, командира Лагеря Новичков или куратора Первого Отряда. Исчез образ избалованного мальчишки. Осталось — серебряное пламя, ощущение плавленной стали под кожей и облегчение от выжженной порчи.

Саргон ошибся. На этот раз в худшую сторону. Он не верил и не доверял людской благодарности. Презрительно смотрел на ведомых, не имеющих собственного мнения людей. Вот только большинство новобранцев поддакивало Цзяо лишь по инерции или из страха. Чем больше тот выражал неуверенности, чем сильнее падал его авторитет, тем больше народу со скрытой радостью переходили на сторону чужака.

Тот был слишком силен, слишком отстранен и непонятен. А потому — социально приемлем. Всегда проще пойти на поклон к сильному чужаку, чем признать власть соседа, с которым всегда соперничали. Теперь людское эго играло на стороне Саргона: он дал достаточно поводов для самоуспокоения. Поэтому люди переходили на его сторону и со скрытым злорадством наблюдали за унижением вчерашнего хозяина жизни.

Не меньшую роль играл страх. Нового повторения мучительной агонии спустя такой короткий срок не хотел никто. Все еще стояла в памяти пронзительная, вытравляющая нутро боль. Слишком сладким еще казалось ощущение здорового организма. Поэтому к новому центру силы перешли все, кто только мог себе это позволить. Ползли даже те, кто не мог ходить.

Колебались лишь только личные стражи десятников. Тем более, что их непосредственные начальники как назло оказались недоступны: Чжао и доходяга все еще мучились от яда, так как нахватали не слишком много и Саргон не стал их лечить. Здоровяк из четвертого слег от удара. Остался лишь сам Цзяо, да семь, нет, уже шесть бойцов.

Седьмой, пращник из числа телохранителей подошел к нему самым последним.

— Куда ты идешь, падаль⁈ — Взревел Старший. Боец вздрогнул, комично втянул голову в плечи, начал было разворачиваться… Пока Саргон одним небрежным броском камня не залепил десятнику прямо в лоб. Ослабленный и усталый, тот не мог никак увернуться даже от настолько примитивной атаки. Сознания Цзяо не потерял, зато приобрел внушительную шишку на лбу, да опустился на одно колено.

Разумеется, боец тут же перебежал на сторону Саргона. А шестеро оставшихся стражей окончательно приуныли.

— Ты жалок, гнусный выродок… Как там тебя? Сяо бяо цзы (маленькая шлюха)? Вставай на колени, если не хочешь протянуть ноги! Отбивай лбом поклоны, если не хочешь отбивать телом выступы в Провале.

— Ты-ы-ы! — Прорычал Цзяо, после чего закашлялся.

«И почему нарциссы, садисты, в общем все, кто любит безнаказанно унижать или причинять боль настолько беспомощны и уязвимы, когда оказываются в зеркальной ситуации? Тот же Акургаль или Камей в таком же положении уже обматерили бы меня по матери, плюнули в лицо, да еще и кучу здесь наложили. Чисто, чтобы враг от вони кривился».

Саргон, тем временем, вытащил кнут, лениво и демонстративно приблизился к своему противнику. Однако его целью оказался вовсе не сам Старший, который собирал всю сажу с пола собственным халатом. Нет, целью попаданца являлись все еще верные ему люди.

Бить едва отошедших от яда людей оказалось даже легче, чем попасть камнем в лоб их патрону. Причем оба этих действия вышли весьма недурными для спускания пара. По шкале приятных вещей, Саргон твердо поставил бы их рядом с: «поймать шалость Каня и обратить против него самого».

— Либо вы сейчас исполняете любой мой приказ, либо я забиваю вас до смерти, — Скучным голосом сказал им Саргон. Один из бойцов открыл рот, чтобы вякнуть очередную глупость, но попаданец добродушно перетянул ему кнутом поперек хребтины, после чего возражающие люди отозвали свои претензии.

— Сам Чжэнь лао сянь-шен обучает меня. Если я не буду убивать весь Лагерь Новобранцев, то на пару-тройку бесполезных ничтожеств гунцзы закроет глаза. А теперь, мусор, можете раскрывать свои шумные, бесполезные пасти и возражать мне по существу.

Возражений не нашлось. Ему удалось окончательно сломать веру людей в собственную защищенность. Да, своей фразой он подложил Форту неплохую такую свинью: и так низкое доверие упало куда-то в Бездну. К Ницше, героям Селина и средней зарплате в его старой стране. Зато теперь Саргону удалось-таки заставить людей воспринимать его серьезно.

«Добрым словом и пистолетом…», — Хмыкнул попаданец, — «Хотя кнут получился ничуть не менее эффективным. Понятно, как древние евреи смогли уйти от египтян. Просто Моисея не пороли в детстве этим чудесным изобретением. Иначе одна страна на побережье Красного Моря считалась бы еще более семитской, чем было на момент моей смерти».

— А теперь ты, ты и ты, — Палец тыкает в трех самых непокорных на вид, — Поставить его на колени, заломать руки, опустить голову.

Несчастные, болезненно зеленые бойцы бросились исполнять приказ. А возмущенные вопли Цзяо и его шокированный вид на грани обморока малиновым звоном отзывались в душе Саргона.

Глава 9

— А теперь ты, ты и ты, — Палец тыкает в трех самых непокорных на вид, — Поставить его на колени, заломать руки, опустить голову.

Несчастные, болезненно зеленые бойцы бросились исполнять приказ. А возмущенные вопли Цзяо и его шокированный вид на грани обморока малиновым звоном отозвались в душе Саргона.

— Я не оставлю этого просто так! — Цзяо рычал, рвался из рук своих невольных мучителей. Слабость быстро отступала назад. Он не мог пользоваться Ци в полной мере, однако его мощное тело и развитые мышцы все еще оставались при нем. Старший рвался так отчаянно, что Саргон приказал дать держащим строптивца людям копья.

С помощью деревянных наверший его окончательно зафиксировали в одном положении. Только шумный рот десятника продолжал изрыгать проклятия. Не в адрес попаданца: он понял всю бесперспективность запугивания жуткого ненормального демона в лице мальчишки. Нет, он призывал все кары Господни на голову бывших приспешников.

И это давало свои плоды.

Саргон с недовольством наблюдал, как бледнеют лица и начинают дрожать пальцы с коленями у людей вокруг него. Да, сейчас Цзяо представлял из себя весьма жалкое зрелище. Но не стоило забывать: он легитимный десятник, вдобавок Старший, пусть и формально, без соответствующих распоряжений Форта. Как только Первый Отряд покинет их казарму, сколько ему может потребоваться времени, чтобы вернуть себе власть?

Не так уж и много. А авторитет… Его можно поднять показательной расправой, например, над этими тремя бойцами. Которые его заломали. Сделать их козлами отпущения,