Сравнительный анализ политических систем - Чарльз Эндрейн

Регрессивные британские расходы и налоги вызвали бурный рост неравенства в доходах в 80–х годах. С 1979 по 1988 г. доля ВПН, приходящаяся на 20% беднейших жителей страны, уменьшилась, а доля богатейших 20% — возросла. По сравнению со Швецией в Великобритании больший процент составляли люди, чьи реальные денежные доходы были меньше половины среднего уровня по стране. Беднейшими британцами стали безработные, пенсионеры, неполные или имеющие иждивенцев семьи. В Швеции зарплаты мужчин и женщин были более равными, чем в Великобритании. Так как равенство доходов не входило в число приоритетов тэтчеризма, такая политика не предполагала особых шагов по его сокращению. В 80–х годах были уменьшены правительственные ассигнования на жилье и образование, особенно университетское, политехническое, а также на гранты студентам. Снизился процент ВНП из расчета на душу населения, выделяемый на пособия по безработице. Ужесточились условия выдачи пособий. Заработная плата сотрудников частных фирм по сравнению с получаемой работниками государственных учреждений — например, учителями, младшим медперсоналом и промышленными рабочими — резко возросла. Регрессивные налоги увеличили разрыв между богатыми и бедными. Люди с высокими и средними доходами платили более низкий подоходный налог. Владельцы частных домов получали возможность исключать из налогооблагаемого дохода сумму выплачиваемых ими банковских процентов по ипотечной ссуде. Приобретавшим акции приватизированных предприятий дали право на налоговые скидки. Снизился налогооблагаемый доход и для независимых школ. Между тем ставки местных налогов, налог на добавленную стоимость и платежи в фонд социального страхования возросли.

В результате этой экономической политики британское общество разделилось на неимущих, имущих и «многоимущих». Проиграли безработные, неквалифицированные рабочие, арендаторы, бездомные, работники с неполной занятостью, работающие на маргинальных предприятиях сферы обслуживания, женщины, надомники, а также население Северо–Запада и Северной Ирландии. В число выигравших вошли владельцы собственных домов, высококвалифицированные рабочие, специалисты–компьютерщики, служащие оборонных предприятий, жители южных пригородов Лондона. Управляющие частными фирмами, менеджеры и финансисты, особенно банкиры, вошли в категорию «многоимущих». Как и следовало ожидать, наиболее обеспеченные слои населения активней всех поддерживали на выборах консервативную партию. Электорат тори состоял из владельцев частных домов, обладателей высоких зарплат и противников социалистической политики и социального обеспечения. Электорат лейбористов включал квартиросъемщиков, низкооплачиваемых работников и сторонников увеличения ассигнований на социальное обеспечение, считавших, что такая мера смягчила бы неравенство в доходах[76].

В начале 90–х годов Великобритания столкнулась с классовой дифференциацией и фрагментацией общества. Влияние интегрирующих институтов — коалиционных политических партий, гражданской службы, школ и судов — не было в этой стране таким сильным, как в Швеции. Конфликт взял верх над консенсусом. Дифференциация подавила интеграцию. И все же нельзя сказать, что Великобритания оказалась расколотой на «две нации». Скорее, дифференциация породила многополярность, которая как бы перекрывала линии раскола. Экономическое расслоение восстановило богатых против бедных, квалифицированных рабочих против неквалифицированных, высокооплачиваемый персонал частных фирм против низкооплачиваемых работников государственных предприятий, корпорации против профсоюзов, промышленный капитал против финансового. Региональная дифференциация разъединила жителей севера и юга. Африканцы и азиаты хотели иной, чем белое население, иммиграционной, образовательной политики, иного подхода в сфере занятости. Элитарные и массовые институты по–разному готовили молодежь к взрослому ролевому поведению. Эти взаимосвязанные общественные конфликты отражали политические разногласия между лейбористской и консервативной партиями[77].

Многоплановые конфликты породили в 90–х годах тягу к укреплению национальной интеграции Великобритании. К концу 1990 г. темпы экономического роста упали ниже 1%. Уровень безработицы возрос почти до 7,5%, потребительские цены выросли на 10%. Перед лицом экономической стагнации лидеры консервативной партии, представлявшие ее в палате общин, избрали более склонного к компромиссам премьер–министра, призванного сплотить нацию на пути к экономическому возрождению. Тэтчер ушла в отставку, ее место занял Джон Мейджор. В отличие от предшественницы консерватизм Мейджора стал более «заботливым, сострадательным». Его правительство отменило непопулярный регрессивный местный сбор (подушный налог) и провело снижение налогов для граждан с низкими доходами. Во внутренней политике он призывал к установлению партнерских отношений между бизнесом, трудом и государством ради того, чтобы Британия вышла из экономического застоя. Во внешней политике он выступал за более тесный финансовый союз с ЕС, чем Тэтчер. Премьер–министр Мейджор не ставил во главу угла необходимость приватизации сферы социальных услуг и восстановления рыночной конкуренции и провел избирательную кампанию 1992 г. под лозунгом «Богатство рука об руку с всеобщим благоденствием». Программные положения лейбористской партии тоже стали более умеренными. Отказавшись от таких социалистических требований, как национализация тяжелой промышленности, она выступила в поддержку денационализации не всех прежде национализированных предприятий, а только отвечающих за водоснабжение в масштабах всей страны. Во внутренней политике партия требовала большего социального обеспечения, финансируемого государством на основе прогрессивного подоходного налога. В области внешней политики лейбористы призывали к тесному взаимодействию Великобритании и ЕС. Парламентские выборы 1992 г. консервативная партия выиграла, получив 42% голосов избирателей и 52% мест в парламенте. Несмотря на растущий уровень безработицы, большинство из «избирателей–перебежчиков», отколовшихся от лейбористской партии в 1987 г., и в 1992 г. продолжали оставаться на стороне тори. Новые домовладельцы, акционеры и квалифицированные рабочие противостояли политике введения прогрессивного налога и эгалитарным финансовым программам, выдвигаемым лидерами лейбористов.

В общем, к концу XX в. согласительные системы Великобритании и Швеции мало чем отличаются друг от друга. Шведские социал–демократы осуществили ряд неолиберальных политических проектов в экономике. Премьер–министр из партии Союз умеренных Карл Бильдт, подобно Тэтчер, выступал за «культуру предпринимательства». Однако необходимость находить компромисс с другими политическими партиями в составе коалиционного правительства умерила его стремление радикально сократить расходы на социальные нужды; в 1992 г. основные политические преобразования свелись к сокращению дотаций на жилье, пособий по временной нетрудоспособности, а также налога на добавленную стоимость на продукты питания, размеров гостиничных и ресторанных счетов. Обе нации пережили рост безработицы — к началу 1993 г. он превысил 7% в Швеции и 10% в Великобритании. Столкнувшись с серьезными экономическими проблемами, премьер–министр Бильдт попытался наладить эффективное управление такой согласительной системой, которая учитывала бы самые разные интересы[78].

Заключение

Современные согласительные системы отличает ряд фундаментальных принципов, политических стилей и методов осуществления социальных преобразований. Суть согласительной системы заключается в поиске путей согласования различных интересов. Она проводит разделение между духовно–нравственными ценностями и материальными интересами. Государственная политика сосредоточена на предоставлении пособий различным социальным группам. В таких плюралистических обществах, общественные организации в значительной степени независимы от правительственного контроля. Коллегиальное руководство распределяет власть между правительственными учреждениями. Политики вместе с юристами — законодателями и судьями — увязывают между собой различные интересы, служат посредниками в заключении сделок, играют роль арбитров в политических дискуссиях и устанавливают правила политической игры. Отдельные индивиды удовлетворяют свои политические амбиции, активно участвуя в группах влияния, оказывающих давление на правительственных чиновников. Основные участники этой политической деятельности — децентрализованные правительственные учреждения, коалиционные партии, общественные объединения — устраивая торг друг с другом и оставаясь открытыми для самых разных информационных служб, способствуют осуществлению маргинальных социальных преобразований. Подчеркивая необходимость прагматических компромиссов, лидеры стремятся удовлетворить максимум притязаний на долю в политическом «пироге». Как показал анализ плюралистических демократий в Швеции и Великобритании, первая, особенно с 1950 по 1975 г., более эффективно функционировала в качестве согласительной системы; она достигла наибольшего равновесия между дифференциацией и интеграцией.