Я вернусь через тысячу лет. Книга 3 - Исай Давыдов

— Сан! Сан!

И явно хотела по-девчоночьи попрыгать. Но не смогла. Боль и испуг отразились на заострившемся её лице, она согнулась и тихо ускользнула в боковой проход. Но быстро вышла оттуда с мыслеприёмником в руке, надела на голову и почти спокойно сказала:

— Я знала, что ты придёшь. Я всем говорила, что ты придёшь. А мне никто не верил.

— Почему не верили, Тили?

— Фор был у купов. Охотники были у купов. Все видели, что в твоей хижине живёт дочка вождя. Охотники сказали: «Ты не нужна ему!» А я ответила: «Он всё равно меня не забудет. Он придёт, даже если я не нужна!» И ты пришёл!

На балконе перед пещерой дымил небольшой костёр, и Тулю осторожно жарила рыбу на сучках. Рядом тоненький Виг отбивал кремнёвые наконечники для стрел — уже не другим камнем, а острым концом железного молотка. Поднялся в пещеру запыхавшийся Фор — видно, спешил откуда-то с другого берега реки, увидев мой вертолёт над селением.

Я расстелил на плите песчаника скатерть из плёнки и выложил главные подарки.

— Смотри, Тили! Я принёс чем рисовать и на чём рисовать. На этом рисуют сыны неба. Это — бумага! Хочешь, я нарисую плот? Смотри! Вот продольные брёвнышки, вот — поперечные… Вот ваша бухточка возле холма… Вот лиана привязывает плот к дереву…

— Как хорошо ты рисуешь, Сан!

— Ты нарисуешь лучше! Возьми эту палочку. Это фломастер. Вот коричневый — браун. Вот чёрный — блэк. Вот ваш тёплый красный — ай. Вот зелёный — грин. Попробуй! Рисуй, что хочешь! Вот тебе чистая бумага! Как чистая стена!

Вокруг собрались Фор, Тулю, Виг — и молчали. Я вручал им подарки из сумки. Фору — достойный вождя охотничий нож. Тулю — красивую коробку конфет и красивую пластмассовую посуду. (Научил-таки меня Натан Ренцел!) Вигу — набор мелкого слесарного инструмента — напильники, долота, молоточки. А Тили быстро рисовала — фломастерами на белой бумаге, и плакала от счастья. Лучшего подарка ей, наверное, нельзя было сделать.

Жаль, что так поздно привёз я его! Сколько пролежал он у меня в палатке, этот школьный набор, взятый в Нефти ещё в конце той сумасшедшей ночи, когда искал я по всему Материку исчезнувшую Розиту!.. Всё некогда, некогда, некогда… А привёз бы раньше — и раньше появились бы эти слёзы счастья на глазах осунувшейся девчонки.

Но что же рисует она фломастерами на фоне лихо заштрихованной зелёной травы? Догорающий костёр, чёрные угли, кости коричневые возле них, отрубленную голову — женскую, с очень длинными волосами, красные пятна на зелёной траве и на костях.

— Что ты нарисовала, Тили?

— То, что увидела. Хуры съели наших детей и женщину. Это увидели охотники. Потом туда пошли все.

— Те хуры, у которых ты была?

— Другие. Голые. Волосатые. Всё равно — хуры.

— Когда это было?

— Недавно. Я не считала дней.

— Десять дней назад, — вставил Фор.

Я и не заметил, откуда взял он мыслеприёмник, когда надел на голову…

— Вы их поймали? — спросил я.

— Поймали. Этих или других, не знаю. — Фор отвечал как-то растерянно. — Они все одинаковые. Мы пустили в лес другую женщину с ребёнком. И шли вокруг неё бесшумно. А она кричала, звала ребёнка. Выскочили из кустов три хура. Хотели её убить. Но мы успели убить их. Всех! А сейчас опять три хура бродят вокруг нашего холма. Может, другие, может, убитые вернулись из страны предков. Я запретил женщинам и детям выходить в лес. Но дети не слушаются вождя, убегают. Женщины идут их искать. Опять могут кого-нибудь сожрать…

— Есть такие звери, Фор, овчарки. Они живут вместе с людьми в пещерах. Хорошо знают всех своих. А чужих слышат издалека. Когда ты ещё не слышишь. И поднимают шум. Даже ночью разбудят. Они растут медленно, от разлива до разлива. Но живут долго. И становятся хорошими защитниками. Они любят и слушаются только своих. Лучших защитников сыны неба не знают.

— Где взять таких зверей, Сан?

— Я привезу. Детёнышей, маленьких. Через столько дней, сколько пальцев на десяти руках. Ты их вырастишь. Они будут совсем твои — ласковые, послушные, верные. Это у них в крови.

— И никого у нас не съедят?

— Никого! Рвут они только чужих.

— Привези. Буду ждать. Я всегда жду тебя. Тут всегда твой дом. Ты не забыл?

— Всё помню. Фор. Для племени я привёз новый инструмент. Старый ещё не поломался?

— Ломаются палки. Мы вставляем новые. А инструмент вечный. Только становится тупой.

— Его можно заточить. Ты не видел у купов, как работает старик Бир?

— Мне показывали старика, который что-то крутил.

— Он крутил наждак. А наждак затачивает инструменты. Если ты отпустишь Вига, он может научиться у Бира. А наждак я отдам свой. И Виг прямо здесь, в твоей пещере, будет затачивать любые инструменты.

— Для этого я отпустил бы Вига.

— Передай ему свою дугу.

Фор охотно передал сыну мыслеприёмник, и я спросил юношу:

— Хочешь ты научиться затачивать инструменты? И делать новые.

— Хочу, — тихо ответил Виг.

— Для этого тебе надо поучиться у купов. Они умеют. Если у них поживёшь, тоже научишься. Ты не боишься пожить у купов?

— Купы нам всегда помогали, — спокойно ответил Виг. — С купами мы вместе охотились. Я их никогда не боялся.

— Полетишь со мной?

— Полечу.

— Отдай дугу Фору.

Фор снова натянул мыслеприёмник, и я доложил ему:

— Виг согласен. Он полетит со мной.

На суровом лице Фора одновременно отразились и грусть и радость. Ему не хотелось расставаться с сыном. Но очень хотелось получить своего оружейника.

Ещё раз я убедился, что, родись Фор в другом обществе, стал бы неплохим артистом. Ведь ни слова не сказал, даже жеста не сделал, а сразу душу раскрыл. Настежь!

И невольно вспомнилось, как сегодня утром я обговаривал возможность такого приглашения с вождём купов. Почему-то особого восторга оно у Тора не вызвало. Он отводил взгляд. Но вроде и не возражал.

— Хочешь — приглашай, — сказал он. — Я ещё не понял, зачем. Но тебе верю.

— Если ту-пу будут сильней, то и купы будут сильней, — объяснил я. — Чтобы научить ту-пу, мне надо прожить в их пещерах немало дней. А кто в это время будет защищать купов?

— Я тоже так подумал, — не очень охотно согласился Тор. — Лучше пусть их охотник живёт здесь, чем ты там.

Так вот уклончиво вроде бы и договорились. Но я понял, что главного вождь не раскрыл. То ли опасался он, что неизвестный умелец слишком серьёзно увеличит силу соседнего племени… А кому хочется иметь под боком сильного соседа?.. То ли Тор не хотел, чтобы тесные связи с ту-пу привели в конце концов в мою хижину давно предназначенную мне дочку нового вождя того племени. То ли вообще допускал в душе, что я могу перенести в тамошние пещеры свою резиденцию. И что при этом будет с Лу-у?

В общем, не определил я для себя чётко сегодняшний ход его мыслей. Туман остался! В отличие от того, что мгновенно прочитал на лице Фора.

А Тили тем временем рисовала фломастерами на широком белом листе. И когда я поглядел на него, увидел до боли знакомую сцену бегства девчонки из плена: склонённые чёрные головы и плечи по нижнему краю — как выпуклые булыжники на речном перекате; крутой бок полосатого вертолёта с провисшей лопастью — справа, по краю листа; а слева, тоже по краю — схематичный ряд чёрных фигур. И летящую по головам и плечам к вертолёту тонконогую сплошь голубую девочку, которая вытянула руки вперёд, как перед броском в воду.

— Ты узнал, что это? — спросила Тили.

— Это ты убегаешь от хуров.

— Это ты спасаешь меня, — поправила она. — Это самое главное, что было в моей жизни.

— Тебе надо учиться! — У меня горло перехватило от жалости к этой изломанной жизнью девчонке. — Когда родишь сына и вырастишь его, я увезу тебя к сынам неба. Они научат тебя рисовать так, как рисуют боги.

— Когда выращу сына? — Глаза Тили были широко раскрыты. — Когда он станет охотником?

В её интонации мне послышался испуг. Она, видимо, хотела бы пораньше…

— Не так долго! — поправился я. — Когда его можно будет оставить на Тулю. Когда ты его выкормишь.

— Это будет не скоро. — Глаза Тили отчётливо погрустнели. А я вспомнил, что в племени купов младенцев кормят грудью по три-четыре разлива. А то и больше. Потому что другого молока, кроме материнского, для малышей нет.

Впрочем, будет ли молоко и для этого малыша? Грудь у Тили совсем детская, неразвитая. Молоко в ней может и не появиться. Тогда младенец обречён. Если, конечно, не отыщется в племени кормилица.

Так, мимоходом, проверилось в разговоре главное: от будущего младенца — плода насилия! — здесь и не думают избавляться. Его собираются растить так же, как и всякого иного.

Хотя в каком-нибудь другом племени его могли запросто сбросить в реку. Если уж на Таити и в «героической» Спарте отцы собственных детей уничтожали…