Взрыв на макаронной фабрике - Фаина Раевская

Меня всегда умиляла и удивляла одновременно страсть наших пенсионеров помогать своим отпрыскам до самой смерти. Дети уже давно выросли, обзавелись собственными семьями, но их родители почему-то считают себя обязанными контролировать их жизнь и помогать материально. Вместо того чтобы, выйдя на заслуженный отдых, отправиться путешествовать по миру, как это происходит во всех цивилизованных странах, старички приступают к процессу накопления средств. Копят на все: на черный день, на похороны, на внуков, на детей… Покупают продукты впрок, со дня на день ожидая наступления голодных времен и конца света. Взрослые чада, по крайней мере, большинство, бессовестно пользуются добротой и любовью родителей, стреляя деньги из «запасников» то на жизнь, то на машину, то на шубку. Впрочем, детей тоже ругать нельзя: кто ж виноват, что нас воспитали в любви к социализму и коммунизму, а подсунули капитализм, к тому же какой-то бракованный, переделанный под российский менталитет?

Анна Тарасовна ступила на любимую стезю и снова заговорила о коммунистах, правительстве и очень эмоционально выражала свое отношение к современной действительности.

Я глянула на часы. Времени оставалось совсем немного, в аккурат чтобы навестить Витьку-сторожа, а по совместительству мужа моей собеседницы, и отправиться на встречу с господином Шульцем. Список экспонатов музея снова полетел на пол. Анна Тарасовна замол-чала.

– Я с вами полностью согласна! – воскликнула я, желая заполучить расположение старушки. – Коммунизм – это наше все. На выборах обязательно буду голосовать за КПСС. Или как там она сейчас называется? Так могу я поговорить с вашим мужем, Анна Тарасовна?

Старушка согласно затрясла головой:

– Конечно, деточка, конечно! Он сейчас дома. Выйдешь из музея, дорогу перейдешь, а возле водонапорной башни как раз и наш дом. Зелененький такой, деревянный. Он там один такой старый! Достался Виктору от матери. Квартиру предлагали, да на что нам квартира? Здесь и грядочки, и садик какой-никакой…

Анна Тарасовна затарахтела с прежней скоростью, только на этот раз уже о садово-огородных проблемах. Перебивать ее сейчас уже не было смысла, поэтому я поднялась, помахала тете ручкой и заторопилась к выходу.

Дом Анны Тарасовны и Виктора Петровича действительно нельзя было спутать с остальными. Одноэтажный, с покосившимся крылечком и облупившейся белой краской на оконных рамах. Его соседи выглядели куда более привлекательно: сайдинги, молдинги, два или все три этажа, массивные кирпичные стены заборов и металлические гаражные ворота. Из открытого окошка деревянного домика доносились звуки песни Леонида Утесова:

Только встанет над Москвою утро вешнее,Золотятся в синем небе облака…

Я легко открыла кривоватую калитку и решительно шагнула на тропинку, ведущую к дому.

Внутри двора возле грядок с неопознанной растительностью копошился пожилой мужчина в старой армейской майке, линялых брюках, модных на заре шестидесятых, и женской панаме с причудливым цветастым рисунком.

– Кхм, кхм, – откашлялась я, давая знать о своем присутствии.

Мужчина распрямился и повернулся ко мне. И ростом, и сморщенным лицом муж Анны Тарасовны напоминал гнома из сказки о Белоснежке. Смешная панамка, вероятно, принадлежавшая когда-то супруге, довершала это сходство.

– Вы ко мне? – поинтересовался гномик неожиданным басом, которому позавидовал бы сам Шаляпин.

Этот бас так не вязался с внешностью Виктора Петровича, что я даже немного растерялась.

– Да… Я от Анны Тарасовны. Из музея.

– Опять, что ли, спозиция какая едет? – ворчливо пробасил дедок. – Ни дня покою! Мотаются, мотаются эти спозиции, а толку-то? Ить почти никто и не ходит на энти выставки. Только человека от дела отрывают! А лучок, моркошку, картошку хто сажать будеть? И чего там сторожить, скажи-ка на милость?

Гномик неторопливо двинулся к дому. Я уныло поплелась за ним. Вопрос, по-моему, риторический. В глубине души я была согласна со сторожем, но дед ответа и не ожидал.

– Тута стой! – строго приказал он, когда мы очутились на просторной террасе. – Переодеваться буду!

Я негромко фыркнула: можно подумать, меня можно соблазнить святыми мощами! Однако времени у меня оставалось немного, поэтому я поспешила остановить порыв гнома:

– Виктор Петрович, никакая экспозиция к вам не едет. Я скоро уйду, и вы сможете вновь вернуться к сельскохозяйственным работам.

– Да? – подозрительно сощурился дедок. – А чего ж тогда Нюрка тебя прислала?

– Поговорить.

– Точно? – Петрович недоверчиво стрельнул в меня глазами. – И в музей иттить не надо?

– Не надо, – подтвердила я.

Сторож почесал указательным перстом панамку и впал в задумчивость.

– Ну, тогда топай в сад! – наконец решился он. – А я сейчас компотику тебе принесу. Там и поговорим…

В саду, как высокопарно обозвал дед участок, под молодой яблонькой обнаружилась небольшая скамеечка, врытая в землю, и такой же кукольный столик. Я уселась на скамейку и блаженно прикрыла глаза. Господи, хорошо-то как! Совсем не хотелось верить, что где-то рядом произошло два убийства и мне нужно их раскрыть. Легкий ветерок ласково касался лица и играл с волосами, какие-то пичуги беспокойно щебетали в ветвях деревьев. Состояние неги и неземного блаженства незаметно накрыло меня с головой, хотелось жить, любить и творить романтические глупости.

– Задремала? – раздался над ухом бас Петровича. – На-ка вот компотику попей! Самолично закрывал в прошлом годе. В этот-то раз такого урожая вишни уж не будет! А тогда укатал пятьдесят банок!

Я лениво приоткрыла глаза и увидела перед собой большую кружку вишневого компота. Внутри плавали ягодки.

– Спасибо большое! – с чувством поблагодарила я старичка и приложилась к емкости.

Компот оказался холодным и удивительно вкусным. Я залпом осушила половину кружки и пришла к выводу, что сегодня самый счастливый день в моей жизни.

– Ну, чего хотела-то? – довольным голосом поинтересовался Петрович, заметив, какое впечатление произвел на меня его чудо-напиток.

Нега, в которой я пребывала до этой минуты, рассыпалась с легким хрустальным звоном, возвращая меня в суровую действительность.

– Виктор Петрович, – вздохнув, начала я. – Несколько дней назад во дворе музея был обнаружен труп молодой женщины. Вернее, тяжелораненой. Умерла она позже. Мне бы хотелось знать…

– Так ты из милиции, что ли? – Благодушие старичка как ветром сдуло. – Ничего я не видел, ничего не знаю! И чего повадились к старому человеку? Никакого спокою нету!

– Вы меня не так поняли! – с жаром воскликнула я. – Я не из милиции. Я сестра Анастасии, то есть той женщины. На милицию я не рассчитываю, они совсем мышей не ловят. Хочу сама попробовать найти убийц сестры…

Петрович внимательно посмотрел на меня, словно пытался понять, правду ли я говорю. Судя по поспешности, с которой гном заявил о своем неведении, он явно что-то видел или слышал. То, что ничего не сказал ментам, тоже понятно: дедок либо не верил в силы органов правопорядка, как и большинство наших граждан, либо чего-то очень боялся.

– Ты? – недоверчиво произнес хозяин. – Хлипкая ты уж больно!

– Да вы тоже не великан! Зато, наверное, были передовиком производства в свое время! – польстила я ему, сделав вид, что обиделась.

Глаза Петровича затуманились воспоминаниями.

– Это да. Что было, то было! Я, между прочим, Днепрогэс строил! Грамоты имею. А однажды директор строительства лично наградил меня за ударный труд будильником. Вот это был подарок!

С историей я не в ладах и когда именно происходила великая стройка, как ни пыталась, вспомнить не могла. Но судя по внешнему виду, он еще в Куликовской битве участвовал.

– Вот видите! – воскликнула я. – Я хоть и хлипкая, но умная. А в этом деле природный ум и сообразительность гораздо важнее силы!

– Смекалка, она везде нужна! – наставительно произнес дед. – Ладно. Скажу тебе, чего никому не говорил, даже Нюрке своей. Ни к чему бабе знать лишнее. А тебе, может, и пригодится!

В тот вечер, когда произошло убийство, Виктор Петрович явился в музей, как обычно, за полчаса до закрытия. Попил чайку с работниками музея, поговорил, как водится, «за жизнь», а затем проводил их до дверей. Оставшись в одиночестве, сторож обошел дозором свои владения, тщательно запер все замки и удалился в подсобку. Там у него стоял маленький телевизор – подарок сына. До полуночи Петрович просидел перед голубым экраном. Прослушав сводку происшествий, как Петрович называл новости, он еще раз обошел музей, проверил замки и отправился домой. Следующий набег в хранилище древностей сторож планировал совершить часа в три ночи, а потом в шесть утра. Ночная проверка прошла спокойно: чучело древнего человека было на месте, каменный топор никто не стащил, а прялка-чесалка, похожая на молоток для отбивания мяса, по-прежнему пылилась в углу.