Кровь, слава и любовь - Жюльетта Бенцони

Сидевшая в своей постели, опираясь спиной о гору подушек, вдовствующая маркиза, чьи еще не поседевшие волосы покрывал высокий кружевной чепец, придававший ей одновременно грозный и несколько комичный вид, слушала Катрин. Дрожащий свет падал от свечи, стоящей рядом с толстой, переплетенной в черную кожу Библией на столике у изголовья постели. Тени подчеркивали глубокие складки на лице старой маркизы, которое от всего услышанного покрылось густым румянцем.

– Ты уверена в том, что все хорошо расслышала?

– Совершенно уверена, мадам. Могу поклясться на Священном Писании!

– Но если ты права, если этот человек действительно сейчас находится рядом с ней, – как он мог проникнуть в замок? Да еще и остаться незамеченным?

– Понятия не имею. Я было попыталась тихонько проверить, там ли он, но дверь оказалась запертой изнутри. Обычно такого не бывает…

– В самом деле, не бывает… Но все-таки я не понимаю…

Катрин Эвеск опустила глаза и принялась с интересом рассматривать свои толстые короткие руки, смиренно сложенные на коленях.

– Этот господин пришел сегодня в замок вместе с целой толпой гостей, чтобы засвидетельствовать свое почтение маркизе. Они угощались, играли в разные игры… Гости разошлись довольно поздно… Может быть, господин де Лессак где-то спрятался?

Недобрый огонек блеснул в глазах маркизы, в углах рта резче обозначились презрительные складки. Она живо откинула одеяла, соскользнув с постели, встала на ноги и закуталась в широкий меховой плащ. По замку гуляли страшные сквозняки.

– Я отправлюсь туда сама! – решительно сказала маркиза. – Постучу в дверь под каким-нибудь предлогом, ей придется открыть. Оставайся здесь.

Вдовствующая маркиза отсутствовала недолго. Четверть часа спустя она снова переступила порог своей спальни.

– Она одна. И в ее спальне нет ни одного уголка, куда бы мог спрятаться мужчина. Все шкафы и сундуки открыты нараспашку. Что же до самой моей невестки, я бы поклялась, что разбудила ее…

– Что ж, тогда, надо думать, она спала… – со вздохом признала Катрин. – Значит, и говорила во сне… Но, мадам, ее вину все равно можно считать доказанной…

Вдовствующая маркиза де Северак принялась шагать взад-вперед по комнате, заложив руки за спину и нахмурив брови. Потом остановилась перед служанкой.

– Пожалуй, ты права, Катрин. Во всяком случае, этого достаточно, чтобы я могла перейти в наступление. Даже если между ними ничего нет, даже если она грешит только в мыслях, измена очевидна! Эта женщина не имеет права и дальше бесчестить имя моего сына! Когда он вернется, я поговорю с ним.

Затем, успокоенная принятым решением, маркиза вернулась в постель. Довольная собой Катрин Эвеск, которой было дозволено входить в замок и выходить из него, когда ей заблагорассудится, отправилась наконец в деревню – к себе домой.

В конце марта Луи де Северак вернулся в свое поместье, надеясь отдохнуть там от тягот только что закончившейся кампании.

Но отдохнуть ему не пришлось. В замке его ждал полный крах всего его существования.

Верная своей тактике, вдовствующая маркиза не проронила ни словечка о подозрениях, павших на Глорианду. Она позволила ей жить, дожидаясь возвращения мужа, так, как та привыкла. Усилился лишь надзор со стороны Катрин Эвеск, буквально ходившей за Глориандой по пятам. Рассказ о словах, произнесенных Глориандой во сне, мог бы показаться ее мужу не слишком убедительным доказательством вины супруги. Но верной дуэнье удалось ловко стянуть записку от де Лессака, тон и выражения которой оказались поистине разоблачительными. Наверное, старая маркиза не решилась бы на подобный риск, если бы слова, подслушанные женой вигье, не придали ей уверенности в том, что теперь-то можно действовать наверняка.

Припрятав записку в кошелек, прикрепленный к поясу, она спокойно дожидалась возвращения маркиза.

Если приступы гнева у Луи д'Арпажона бывали ужасны, то и скрывать свой гнев в случае необходимости никто лучше его не умел. Он и бровью не повел, слушая мать и Катрин Эвеск. Его лицо с чертами настолько же твердыми, как скалы его родного Руэрга, как бы застыло, и даже намека на огонек не промелькнуло в его черных глазах.

– И сколько же времени, на ваш взгляд, продолжается это… это приключение? – холодно спросил он, когда мать умолкла.

Небрежным жестом он бросил на стол, поближе к ней, предъявленную ему во время рассказа записку. Маркиза пожала плечами.

– Кто же назовет вам день и час? Но могу поклясться, что задолго до рождения вашего сына.

В первый раз хоть какое-то чувство отразилось на лице маркиза: по застывшим чертам пробежала легкая судорога.

– Вы предполагаете, что Жан-Луи не мой сын?

– Как знать? Глорианда, конечно, могла бы прояснить ситуацию, но право же…

Произнеся это, старая маркиза удалилась, уводя с собой жену вигье, чьи опущенные ресницы скрывали взгляд. Ее лишенное всякого выражения лицо напоминало в эту минуту физиономию восковой фигуры.

Оставшись один, маркиз де Северак не шевельнулся. Могло показаться, что его пригвоздили к месту. Только взгляд его поочередно обращался то на злополучную, точно пропитанную ядом записку, то на лежащий рядом с ней на столе длинный охотничий нож. В нем проснулся чудовищный гнев. Желание все уничтожать, все разрушать вокруг себя овладело им с неистовой силой. Так раненый кабан мчится напролом по лесу, топча и круша все, что по неосторожности попадется ему на пути…

Может быть, именно для того, чтобы избежать искушения схватить этот нож и, ворвавшись к жене, погрузить смертоносное оружие в плоть, которую он считал безраздельно своей, он на мгновение закрыл глаза. А когда открыл их, приступ бешенства уже прошел, и маркиз вновь обрел способность обдумывать свои действия. И он составил план мести.

Вечером, встретившись с женой за обеденным столом, маркиз улыбался, шутил. Был весьма галантным с дамами и даже веселым на балу, который был дан на следующий день в честь его возвращения в замок. Все видели, как спокойно и дружелюбно он чокался с юным виконтом де Лессак. Кто же мог предположить, что за улыбающейся маской скрывается лицо человека, задумавшего чудовищную месть?

Несколько дней спустя молодого Лессака нашли мертвым на дороге, которая вела к его небольшому замку. Вся округа сочла его жертвой нападения разбойников – их, как говорили, водилось множество как на ближайших известняковых плато Косса, так и в глубоких ущельях. Версия звучала тем более убедительно, что молодой человек был ограблен. Глорианда де Северак, не дрогнув, выслушала ужасную новость. Алчные взгляды, следившие за каждым взмахом ее ресниц, не дождались ни слезинки, которую бы проронили эти ясные глаза… Такие ясные, что даже вода из окрестных родников не могла бы выдержать сравнения с ними… Такие ясные, что супругу маркизы приходилось постоянно бороться с непреодолимым желанием сделать все для того, чтобы они закрылись навеки. Но убийство, совершенное в замке… Нет, такое имело бы чересчур серьезные последствия! Хотя прошло уже несколько лет после того, как скончался маршал де Темин, отец Глорианды, семья его оставалась могущественной. Они были приближены ко двору, сам кардинал Ришелье благосклонно относился к ним. Севераку была хорошо известна суровость кардинала. До сих пор он прекрасно относился к маркизу, но это ничего не значило. Тяжелая рука обрушивалась на крупных феодалов при любом удобном случае. Самые высокие башни, самые толстые крепостные стены не могли защитить от посланных герцогом де Ришелье людей.