Одна из тридцати пяти - Елена Романова

— Я свободна?

— Свободна? — переспросил он, ухмыляясь. — Нет. Измена королю и его семье карается…

— … смертью, — вымолвила я глухо. — Тогда сделайте одолжение, лорд Берингер, зачитайте, наконец, обвинение.

ГЛАВА 12

Я наблюдала, как советник с присущей ему надменностью, опускается в кресло, находящееся напротив моего. Нас разделял кованый столик, на котором стояла открытая бутылка вина и два бокала. Теперь все, что происходило ранее: темный подвал, пыточная, удушающий жаркий поцелуй, казалось чудовищным кошмаром. Разве это было? Хотя, признаюсь, я никогда не смогу забыть того, что сделал Райт.

— Ну что, Джина? — раздался его спокойный голос.

Страсть, которая его испепеляла, была сведена на «нет» колоссальными усилиями.

— Жду ваших обвинений.

Я понимала, насколько серьезна ситуация и критично мое положение. Я догадывалась, что у советника есть доказательства моей причастности к заговору против Эдмунда, но я не понимала, кто мог подставить меня. Может, Мэг, которая последнее время, оббивает порог моей комнаты?

— Попытка убийства наследника Хегея, — видимо, Берингер начал действовать без утаек. Да, пожалуй, так будет лучше для нас обоих.

Он облокотился на спинку кресла, склонил немного голову и приблизил бокал к губам. При этом его взгляд скользил по мне, как жгучий солнечный луч. И это было неудивительно, потому что выглядела я отвратительно. Впрочем, в этом была его вина.

— Доказательства? — спросила хрипло, зная, что они у советника есть.

— Переписка Мотинье с лордом эль-Берссо, двадцать пять тысяч лир, которые перешли во владения твоего отца после твоего отъезда, показания леди Эртон, твоей компаньонки, которые, поверь, не идут тебе на пользу, и шифровка от епископа. Что же еще? — он театрально почесал подбородок. — Ах, да, твое вездесущее поведение и снотворное в бутылке с вином, которое едва не угодило в руки принца. Но это мелочи. Настоящие доказательства я обязательно предоставлю тебе, моя дорогая, когда сюда привезут твоего отца.

— М…моего отца?

— Никак не могу обойтись без него, — усмехнулся Райт.

— Что его ждет? — выпалила я, сжимая подлокотники кресла.

Советник медленно отпил вина, издал шипящий вдох, когда алкоголь коснулся прокушенной губы. Эта метка давала нам обоим повод не забывать о случившемся.

— Его ждет встреча со мной, — коротко ответил он.

— А с мужчинами вы более словоохотливы, так ведь?

Глаза Берингера сощурились, в них снова полыхнули опасные искорки.

— Надеюсь, он тоже не прочь со мной поболтать, — произнес с сарказмом, — иначе мне придется его заставить.

— Знаете, что, — меня душил спазм страха, но я продолжала говорить: — когда вы выясните всю правду и поймете, насколько заблуждались, я уже никогда — слышите, никогда — не прощу вас.

Райта позабавили мои слова. И с какой стати я решила, что ему нужно мое прощение?

Мужчина снова наполнил бокал, устало облокотился на подлокотник, не спуская с меня глаз. И я спросила:

— Где моя компаньонка?

— Рад, что тебе это интересно. Если тебя устроит такой ответ, то она жива.

— Не устроит.

— Леди Эртон наслаждается видом одиночной камеры в темнице. За пособничество в преступлении против королевской семьи она отправиться на плаху.

Я нервно сглотнула. Мысли прокручивались в голове по кругу. Я искали зацепки, пыталась понять, когда все это началось и каким образом пришло к подобной развязке. Кому выгодно убрать меня из игры? Епископу?

— Когда вы узнали?

— После истории со снотворным я отправил своих людей в Хоупс, — увидев, как мое лицо изумленно вытянулось, Райт произнес с легкой улыбкой: — Я никому не доверяю на слово, милая. Так вот, мои люди прибыли несколько часов назад с соответствующим донесением.

— А как же Элина?

— С ней было сложнее. Шифровки от епископа и раньше попадали ко мне, но сейчас они стали более конкретными. Я приставил к тебе своих людей. В частности Мэг Ингрэм.

Я слушала молча, но каждое слово оставляло рану у меня на сердце.

— Твоя компаньонка созналась, — продолжал Берингер, — она оказалась куда умнее и не стала отрицать очевидное.

— Значит, теперь меня казнят? — тихо спросила я, опуская голову и глядя на свои сжатые в кулаки руки.

— Неизбежно.

— Вы доложите принцу?

— Да.

Может, тот, кто подставил меня, добивался именно этого. Хотя кто знает, что в головах у местных интриганов?

Я старалась не принимать на веру все, что было сказано Райтом. Потому как это было слишком болезненно. Я не могла поверить в то, что меня предала Элина, что мой отец продал меня за двадцать пять тысяч, что я стала разменной монетой в войне знати.

— Хорошо, — вдруг произнесла я, — и что теперь? Вернете меня обратно за решетку?

Кабинет Райта был просто райским оплотом по сравнению с темницей. Впрочем, я знала, что поднялись мы сюда ненадолго.

— У меня есть другие варианты? — мужчина взглянул на меня так, будто я должна была сказать: «Да, спаси меня, и я буду твоей навечно!» Чушь, конечно, просто показалось.

— Меня будут судить?

— Формально, да, — произнес он, опустошая второй бокал, — по факту, нет.

— А потом?

— Отсечение головы. Благородная смерть для аристократов.

Я дрожала. Но мое состояние сейчас играло последнюю роль.

— И здесь тоже без вариантов?

— Если только выпить яд. Но отсечение головы быстрее, и не так болезненно.

Его тон — хладнокровный, спокойный, выдержанный — стирает передо мной все грани терпения. Я готова рыдать снова, но лишь чудо удерживает меня от этого позора.

— Берингер, я ни в чем не виновата. Посмотрите на меня, — говоря это, я вскинула голову, и наши взгляды соприкоснулись, — дайте мне шанс.

— Поверить? — почти оскорбленно произнес он. — Милая, как только я увидел тебя, я понял, что тебе ни при каких обстоятельствах нельзя верить.

Я задыхалась от волнения, потому что хотела сказать:

— Я не такая, как Стелла.

— Ты именно такая. И в этом вся проблема, — отреагировал Райт деланно спокойно. — Не стоило затевать все это, Джина. Такие игры хорошо не заканчиваются.

Молча я потянулась к наполненному бокалу, зная, что советник внимательно смотрит. Сделав несколько больших глотков, я прикрыла веки, пытаясь совладать с дрожью и принять неизбежное: он меня ни отпустит, ни спасет, ни скажет что-то типа: «я постараюсь что-нибудь сделать», или «я что-нибудь придумаю». Берингер изначально был моим главным злейшим врагом, о котором я и не догадывалась, наивно ища в нем защитника, а может и друга. Но он не верил никому, никого не прощал, никогда ни о чем не сожалел. Он принимал решения. «Да» или «нет». И сейчас он принял очередное взвешенное решение, он однозначно и бесповоротно лишил меня всякой возможности выжить.