Одна из тридцати пяти - Елена Романова

— Советую вам остерегаться епископа Мотинье, леди, — шелестела рядом Мэг.

Рядом со мной возникли рыжие близняшки, которых, несмотря на скепсис, увлекли украшения.

— Рубин в подвеске принцессы Дивона! Ты должна это увидеть, Джина! — запищала Камилла, получив веером по плечу от сестры.

— Это рубин в подвеске императрицы, — поправила ее та.

— Какая кому разница, Сил. Это стоит видеть.

И они потянули меня к низкой софе, у которой собрались девушки.

Самой ярой любительницей драгоценностей оказалась, конечно же, Генриетта. Она восседала на софе, держа на коленях подушечку, на которой сверкал рубин, имеющий форму вытянутого ромба. Подвеска из желтого золота и столь феерично ограненного камня была триумфальной.

— Мило, — коротко, сухо с львиной долей сарказма.

Я улыбнулась, услышав эту фразу, этот низкий, рычащий голос.

— Лорд Берингер, — подняла голову Генриетта, — это все, что вы можете сказать, глядя на эту бесценную вещь?

Он пошел вперед, и все расступились, млея от его звериной энергетики.

— Позволите? — он протянул руку, и королева недоверчиво сощурила глаза, но все же любезно отдала украшение.

— И что вы намереваетесь сделать? — спросила она.

— Купить, — отозвался советник, делая кому-то жест.

Небрежно подцепив подвеску, Райт сжал рубин в кулаке, накрепко завладев. И в этот момент непонятно откуда взявшийся человек подоспел к растерянному торговцу, который еще некоторое время пытался утверждать, что рубин императрицы собственность Дивона.

— Ей невероятно повезло, — фыркнула тихо Камилла.

— Ей? — глухо переспросила я, оборачиваясь.

— Его супруге. Уверена, он осыплет ее драгоценностями, когда она вернется и кинется ему в ноги.

И, стоя между сестрами, я опять не уловила первых признаков конца света, решившего настигнуть именно меня. Хотя где-то на краю подсознания, я понимала, что рубин может достаться мне, как знак нашей с Берингером лже-симпатии. Я даже вообразила, что сейчас он подойдет, протянет мне украшение или же нет — наденет его мне на шею — и все вокруг сдохнут от зависти. Но момент истины затянулся — Райт передал подвеску своему помощнику, и тот торжественно покинул зал, оставив присутствующих корчиться в муках от банального любопытства.

Королева тоже была обескуражена. Представляю, как она возненавидела Райта за то, что он завладел вещью, которая оказалась ей по вкусу. В окружении фрейлин, Генриетта медленно поднялась с софы, плотно сжав тонкие губы.

— Лорд Берингер, стоимость этой покупки соизмерима со стоимостью одного из ваших замков в провинции, — вымолвила она тихо, но голос звенел от напряжения, — для чего столько жертв, если украшение никогда не попадет по назначению?

Знаете ли, в монастыре не носят рубиновых подвесок, подразумевала она.

Райт вдруг взглянул на меня, вынуждая мое сердце биться с невероятной скоростью. Если он заявит, что подарит рубин мне, пиши — пропало. Но этих ожидаемых слов никто так и не услышал. Хватило короткого, полного огня мужского взгляда, чтобы очевидность «назначения» подвески стала понятна каждому. Этим взглядом Берингер дал понять, кому именно принадлежит не только украшение, но и его сердце.

Тонко — ох, черт — и так пронзительно-романтично. Он купил это для меня. Он сказал всему миру о своих желаниях, но не проронил ни слова. Он признался мне в любви, но сохранил мою репутацию. И этот взгляд — пленяющий, влюбленный, жадный — этому взгляду покорилась бы любая женщина…

Королева удовлетворенно хмыкнула.

— Джина, — за моей спиной Камиллу разрывали эмоции, — ты видела, как он смотрел на тебя? Боже, да он же пожирал тебя глазами!

Да, он сделал все, как полагается. И я даже попала под его странное мужское обаяние. Если советник хотел, он хотел со страстью и… расчетом. Взаимоисключаемо? Ничуть, если мы говорим о Райте.

Протиснувшись между Сибиллой и Камиллой, которые шипели друг другу о невероятности поступка вечно хмурого лорда-начальника, я прошагала к столику с напитками. Услужливый лакей угостил меня пуншем.

— Как вам нравится сегодняшний вечер? — рядом со мной стоял епископ, Виктор де Мотинье с легкой полуулыбкой на губах.

Как мне этот вечер? Надеюсь, скоро закончится.

— Чудесно, ваше преосвященство, — вымолвила я.

— Как вам Хегей? — высокий, худощавый мужчина со светлыми волосами снова отхлебнул вина.

Хегей? О, здесь всегда что-то случается.

— Всегда мечтала побывать в столице.

— А дворец? Вам не чужды здешние нравы?

Я не позволяла себе хмуриться и кривиться из-за странных вопросов епископа. Светские беседы обязывают, знаете ли.

— Дворец прекрасен.

— А принц? Таков, каким вы представляли его? — улыбка изогнула краешек губ де Мотинье, будто он догадывался, какой ответ готов сорваться с моих губ.

— Даже лучше, — помрачнела я.

— Ваши шансы на трон весьма велики, — отстраненно заметил епископ, трансформируя эту ленивую беседу «ни о чем» во что-то весьма важное.

Однако он единственный, кто говорил ровно то, что думал.

— Полагаете? Я лишь тридцать вторая.

— Это не имеет никакого значения, дитя.

Ох, не знала я, что говорить с Виктором де Мотинье было делом нехорошим. Как не знала, что баланс сил во дворце разбит между королевой, Берингером и епископом, которые никогда и ни за что не уступят друг другу. Хотя, говоря откровенно, та беседа не была бы такой ужасающе опрометчивой, если бы не то, что случилось после. Всего несколько часов спустя…

— Вам понравился рубин? — этот вопрос вызвал прилив крови к моим щекам.

Епископ внимательно глядел на меня, а я на него. И, как ни старайся, я не смогла совладать с эмоциями.

— Супруге лорда Берингера он, несомненно, подойдет.

— Разве только ей? — его улыбка перестала быть мечтательно-холодной, превратившись в торжествующую. — А вам? Как считаете, вам подошла бы эта подвеска?

— Да, — слишком прямолинейно, но что поделать?

— А как вы находите лорда Берингера? Не слишком ли он суров и нелюдим?

— Слишком, — призналась я, — но это не умаляет его достоинств советника, как я слышала. Хотя об этом вам лучше уточнить у его высочества. Я, право слово, ничего не смыслю в политике, — и добавила улыбку: «еще вопросы?»

— Что ж, — протянул епископ, — для девицы это лишь достоинство.

На этом наша ничего незначащая беседа подошла к концу.

ГЛАВА 11

Значит, чудовище?

Суров и нелюдим.

Он один играет по правилам или невинная леди эль-Берссо действительно слишком далека от придворных интриг?