Лесной фронт. Задача - выжить - Алексей Замковой

Взяв трофейное мыло, я направился на поиски реки из которой партизаны брали воду. Участь таскать воду меня, как я уже говорил, за время моего пребывания в лагере, миновала и где эта река находится я представлял довольно смутно. В конце концов я просто пристроился за бойцом, уходящим куда-то в лес с пустыми ведрами. До реки мы шли минут десять. За это время я успел познакомиться со своим проводником, который, угостившись сигаретой, сразу сделался очень разговорчивым.

— И правильно командир этих шлепнул! — говорил он на ходу, выражая эмоции взмахами ведер. — Я так думаю — всех их, предателей, к стенке надо!

Я затянулся сигаретой и что-то промычал в ответ. Восприняв это как знак согласия, боец, кстати, его звали Сережей, продолжил поносить предателей Родины.

— Вот оборону, помню, нас поставили держать на высотке одной. Лежу я в ячейке, тишина вокруг такая… Вдруг фашисты с пушек лупить как начали! — боец остановился и ловко затушил малюсенький остаток сигареты, сунув бычок себе в карман. — Вокруг сплошной гром стоит и землей меня почти засыпало. Ничего не слышу, в глазах песок… Продрал я глаза, смотрю — немец уже метрах в двухстах. Идут так, цепью, значит. Мы стрелять начали, а их будто пуля и не берет. Нет, падал, конечно, кто-то, но на его месте сразу другой вырастал…

Да, читал я об этой тактике немцев, но до конца все равно не верил. Помню, нашел как-то в интернете сборник боевых документов РККА. Приказы штабов разных уровней, боевые и разведывательные донесения… И были среди них, по 1941 году, интересные донесения, в которых говорилось, что на некоторых участках противник действительно наступал цепями. В полный рост, да на пулеметы. И потери в наступающих таким образом немецких частях, судя по донесениям, достигали ста процентов. Глупо, да? Но, на самом деле, это был довольно действенный психологический прием. Наступать они начинали издалека. Наши сразу открывали огонь, но, из-за расстояния, в основном не попадали. А если попадали — разрыв в цепи сразу закрывался. Вот и казалось обороняющимся, что враг на них идет чуть ли не бессмертный. И сдавали нервы…

— …а потом патроны закончились, — продолжал тем временем Сережа, — и мы в штыковую пошли. Там меня и оглушили. Очнулся, а надо мной фашист стоит и смеется. Так вот я в плен попал. А через два дня бежал и ходил по лесам, пока на отряд, вот, не набрел.

Впереди появился просвет между деревьями и, через минуту, мы вышли к реке. С первого взгляда я понял, что помыться здесь будет проблематично. Водная гладь медленно текла под заросшим кустами и ивами двухметровым обрывом. Противоположный берег был такой же обрывистый и ничего похожего на пляж нигде не было. Не видно было, так же, и какого-то спуска к воде. Как же они воду здесь набирают? Ответ пришел довольно быстро. Через нависающую над водой ветвь дерева была перекинута веревка, на одном конце которой было привязано ведро, а другой конец — привязан к дереву. Сережа поставил ведра на землю и отвязал веревку от дерева. Ведро с тихим всплеском ушло под воду и боец, быстро перебирая веревку руками, поднял его снова наверх, обмотал веревку вокруг толстого сука того же дерева. Потом Сережа подобрал валявшуюся тут же длинную палку и, зацепив веревку возле ведра сучком, подтащил его к себе.

Я смотрел на все эти манипуляции и тихо изумлялся. Это кто ж выдумал такую конструкцию? А, с другой стороны, как можно было сделать иначе? Как-то, наверно, можно, но здесь была именно такая конструкция. Сережа таким образом наполнил свои ведра и, стрельнув у меня еще одну сигарету, отправился обратно. Я еще раз осмотрелся в поисках спуска к воде и, не найдя ничего подобного, бросил ведро в воду. Самым сложным оказалось подтащить его к себе так, что б не расплескать большую часть воды. В конце концов мне это удалось. Я с наслаждением умыл лицо, почистил мылом зубы. Впрочем, чистить зубы мылом — мало приятного. После умывания я, осмотревшись по сторонам — свидетелей не было, сбросил с себя одежду и, затаив дыхание, вылил воду из ведра себе на голову. Вода показалось ледяной. Тело тут же покрылось 'гусиной кожей' и не заорал я только после очень большого усилия воли. Быстро намылился и снова бросил ведро в воду. Здесь мне в голову пришло, что новую порцию воды надо было набирать до того как я намылился. Пока вытаскивал ведро, перебирая скользкими от мыла руками веревку, пока снова подцепил его палкой — мыло успело подсохнуть. Я снова принял холодный душ, впрочем, показавшийся уже не таким холодным. Снова набрал воды и вылил на себя. Немного подумав, решил повторить процедуру, но на этот раз воды что б смыть мыло набрал заранее.

Наконец-то вымывшись, я почувствовал себя гораздо лучше. Конечно, это не горячая ванна и даже не душ, но в данных обстоятельствах… Для полного счастья не хватало только бритвы. Блаженно щурясь под лучами летнего солнца, приятно согревающими после холодной воды, я направился к сложенной неподалеку одежде. И сразу же наткнулся на выходящую из леса Олю. После секундной немой сцены она, пискнув, бросилась обратно в лес. Я, кое-как прикрывшись, принялся быстро натягивать штаны. Получилось далеко не сразу.

— Можешь выходить! — крикнул я в лес.

Через минуту снова появилась Оля. Глаза на пунцово-красном от смущения лице смотрели куда угодно — только не на меня.

— Извини, — сказал я, надевая гимнастерку. — Я тут мылся…

— Меня Феликс Натанович за водой отправил… — тихо произнесла девушка и, будто в качестве доказательства, качнула пустым ведром.

Я молча взял у Оли ведро и повторил процедуру добывания воды. Когда ведро было наполнено, девушка попыталась было его взять, но я подхватил ведро быстрее и пошел к лагерю. Оле ничего не оставалось, как пойти за мной.

— Ну и как тебе в лазарете работается? — после минутной ходьбы в молчании спросил я.

— Ничего работается. Феликс Натанович — хороший. — ответила девушка. — Не загружает сильно. Вчера вот мне спать приказал идти, а сам всю ночь над раненным просидел.

Мы прошли молча еще немного.

— И следит что б не обижал никто. — добавила вдруг Оля. — На третий день, как сюда попали, один за мной ходить начал. Так Феликс Натанович с ним поговорил и больше я того вообще не видела.

— Молодец! — сказал я, хотя где-то глубоко внутри было немного обидно, что девушке помог не я, а врач. — А вообще как? Не обижают?

— Нет! — Оля помотала головой. — Никто не обижает!

— Леша, ты где ходишь! — окрик некстати прервал наш разговор.

Мы как раз входили в лагерь. Обернувшись на голос, я увидел старшину, который махал мне рукой.

— Извини, Оля. Надо бежать… — сказал я, ставя ведро на землю и направился к старшине.

— Мылся я, товарищ старшина. К речке ходил. — доложился я подойдя к Трепову.

— Мылся — это хорошо… — протянул он. — Поделишься мылом? А то тоже надо бы.

В ответ я просто протянул старшине кусок мыла.

— О как! — обрадовался Трепов. — Ну, раз такое дело, ты отдохни еще маленько, а я пойду тоже помоюсь.

Старшина убежал к реке, а я направился к кухне. Как мало надо человеку для счастья, думал я поглощая выданный мне на завтрак кусок хлеба с колбасой, привезенных вчера группой Трофимова. Еда есть, помылся, убить никто не пытается… Видимо все те лишения, которые я перенес попав в прошлое, сильно снизили планку моих представлений о хорошей жизни. Ведь там, в будущем, постоянно было какое-то недовольство. Хотелось ведь всего и побольше. И новый телефон, хотя старый вполне нормально работал, и машину, что б за город покопать ездить, и новый компьютер, телевизор и кучу еще всего. Про деньги вообще промолчу. А зачем все это? Ну, машину — это еще понятно, хотя можно и на маршрутке поехать, да потом пешком пару километров. А остальное? Без нового телефона и телевизора прожить что ли нельзя? Или это от того, что у кого-то оно все есть, а у меня нет? Или постоянной рекламой мне мозги так промыли? Ведь пишут же статьи про общество потребления. Похоже, в них таки доля правды есть. Просто навязывают нам товары, без которых вполне можно прожить. Формируют у человека стереотип: без новейшего крутого сенсорного телефона та — лузер! Ну да, по телевизору, вот, реклама постоянная, в транспорте все светят новыми игрушками. Поневоле чувствуешь себя неполноценным. И это притом, что большинству людей девяносто процентов функций этого телефона и не нужны вовсе. Им достаточно что б экран цветной, да музыку можно было слушать. Так нет же, достанешь в том же транспорте простенький телефон и так и чувствуешь косые взгляды и ухмылки окружающих. Или обувь, например. Никак не могу понять, почему красивые, но абсолютно непрактичные ботинки, имени какого-нибудь знаменитого дизайнера, которые рвутся и разваливаются даже если ходить в них по ровному асфальту, стоят в несколько раз дороже добротных армейских или туристических ботинок, которым не страшно никакое бездорожье? Но воспринимаются эти ботинки людьми с точностью до наоборот — придешь в офис в армейских ботинках и, снова, косые взгляды, если не выговор. Это ведь глупо! Вас бы, избалованных достатком, переходящим в избыток, сюда, в этот лес сорок первого года. Да заставить идти километры по бездорожью в вашей брендовой обуви, дизайнерской одежде, да без макдональдса через каждые пару километров. Готов спорить, что через полдня с радостью поменяли бы свои стильные фирменные туфли, точнее — то, что от них бы осталось, на самые старые, затертые, но крепкие сапоги. Только кому здесь, в лесу, ваши туфли нужны?