Кика - женщина с изюминкой. Любовные успехи и неудачи разведенной журналистки - Кика Салви

Несколькими днями позже я стояла в ванной и готовилась пойти спать. Я почистила зубы и стала приводить в порядок свою «маленькую подружку», прежде чем пойти сказать всем спокойной ночи. Папа зашел в ванную (во времена нашего детства дверь в ванную не запиралась, пока мы не повзрослели), увидел, сколько бумаги я отмотала, чтобы вытереться, и остановил меня. Он отобрал у меня бумажную ленту, оторвал половину и протянул мне со словами: «Слишком много бумаги для такой маленькой писюли. Вот этого вполне хватит».

После этих трех, почти женоненавистнических, выступлений папы я пришла к следующему выводу: «моя подружка» неприятно пахнет, нельзя касаться ее руками; ее всегда надо хорошо прятать, она недостойна заботы и внимания и даже не заслуживает лишнего клочка бумажки.

Моя мучительная поездка наконец-то подошла к концу, и я взяла такси, чтобы доехать до Гейнца. Была уже ночь, и легкий ветер обдувал мои истерзанные волосы. Я больше не потела и не хотела пить, но моя вагинальная чесотка приняла неконтролируемые масштабы. На заднем сиденье машины я пыталась незаметно почесаться, и первое, что я сделала, когда зашла в квартиру, – уселась на лед.

Гейнц слишком скромно описал свой дом в письме. На деле это был настоящий дворец. Дворец площадью почти в тысячу квадратных метров, на Атлантическом проспекте, с видом на море. Это было выше всех моих понятий о роскоши. Моя комната была большая и удобная, а чтобы отыскать кухню, нужна была карта.

Гейнц был обходителен и внимателен ко мне. Я сказала, что у меня назначен ужин с другом, поблагодарив его за приглашение поужинать вместе.

Я приняла потрясающую холодную ванну и положила кубики льда на жгущий участок тела. В общем, я чувствовала себя лучше и отправилась на встречу с Аролдо, который оставил мне адрес и ждал меня дома, «чтобы выпить что-нибудь перед ужином». Жил он в Бутафого, на улице для средних слоев населения, в квартире, в которой не было и десятой части той роскоши, в какую окунулась я у Гейнца. На заднем сиденье такси я прилагала все усилия для того, чтобы водитель не заметил моих попыток успокоить остаточный зуд.

Лифт остановился на седьмом этаже, и вместе с ним остановилось мое сердце. Сделав три шага по направлению к квартире, я замерла и подумала вернуться, чтобы покончить с клоунадой. В одно мгновение мне на ум пришли все самые разные предположения: а что если он маньяк, если он изнасилует меня или запрет в комнате и откроет дверь, только когда захочет воплотить все свои самые грязные фантазии. Если меня никто больше никогда не увидит, если он убьет меня и выбросит мое искалеченное неопознаваемое тело в канаву? Я снова нажала кнопку вызова лифта, и пока ждала его, вспомнила о нашей переписке, о том, какой он был забавный, о его заметках и о нашей встрече в трамвае. Я поняла, что было бы глупо отказаться теперь от встречи и что в худшем случае я скажу «нет» на его посягательства. В конце концов, вдруг он окажется главной любовью моей жизни, и я потеряю ее, трусливо сбежав? Нет, я не упущу такой шанс! Я поправила грудь в лифчике (которая всегда должна быть высокой), взглянула на дверь и нажала на звонок.

Через несколько секунд я услышала шаркающие шаги (неужели он в тапках?!), и дверь открылась, но не полностью, а на цепочке. Зловещий голос из детских сказок повелел мне протянуть руку к высунувшейся руке. «Дай-ка сюда свой пальчик», – сказал голос и нервно засмеялся. «Позволь мне взглянуть, пухлый он или нет», – проговорил злой голос, и у меня по спине забегали мурашки. Нет, это не было проявлением большой любви, и мне пора было свинчивать. Причем, срочно.

После того, как все мои пальцы были изучены, дверь открылась, и Аролдо крепко обнял меня, будто это была встреча влюбленных после разлуки. Это был настоящий Серый Волк, душащий Красную Шапочку. У меня чуть не случился инфаркт. Он предложил мне сесть после быстрого ознакомления с квартирой (отделанной совершенно безвкусно, тесной и захламленной). Я в оцепенении уселась на краешек дивана, ясно давая понять, что далеко не так решительно настроена, как он. Играл диск Кассии Эллер, которая мне нравилась, но я была не в силах оторвать взгляд от него, будто заложница, наблюдающая за каждым движением своего похитителя.

Он все наступал, я отходила, он наступал, я отходила – до тех пор, пока у меня уже не осталось пути для отступления. Он был очень хитер, этот тип, и стало совершенно очевидным, что из этого не выйдет никакой большой любви, и уже через минуту мне захотелось уйти. Поскольку он продолжал демонстрировать мне свое расположение, мне пришлось подняться с дивана, и, чтобы избавиться от дальнейшей неопределенности, я спросила, куда мы пойдем. Теперь я уже не понимала, что я у него делаю. С одной стороны, мои мечты о нем мешали мне отказаться от него. В этих мечтах он был обворожительным, приятным, уравновешенным, нежным и мог меня защищать. Но с другой стороны, реальность слишком сильно отличалась от мечты. В жизни он был женоподобным, без намека на элегантность, совершенно непривлекательным и бестактным. Он был почти груб. Я упала духом и чувствовала себя неуютно. Но как бы разочарована я не была, я знала, что не могу осуждать его за то, что он не был похож на мою мечту. И уж тем более не должна быть с ним грубой.

Я сказала, что голодна как волк, и мы пошли «ужинать», оба совершенно опущенные. Мы добрели до порта. Ночь стояла светлая и жаркая. Он сказал, что я смогу попробовать бутерброды с окорочком и ананасами (а я-то ждала фуагра[22] ).

Как только мы зашли в местечко, где я должна была полакомиться деликатесами, мы встретили целую компанию его друзей в обнимку с потрясающими девушками. И он в ту же секунду выступил вперед, спрятав меня за собой, хотя до этого держал меня за руку. Некоторые пытались получше меня разглядеть за Аролдо, но он быстро упомянул про «подругу из Сан-Паулу» и погасил костер любопытства в своих друзьях. Светлокожая жительница Сан-Паулу впала в оцепенение, окруженная шумом и запахом жареного ананаса, в отличие от своего неотесанного дружка, который был более чем оживлен. Даже сегодня не могу сказать, стеснялся ли он того, что я белая, или просто состоял в связи с какой-то женщиной и не хотел, чтобы его видели с другой. Что бы там ни было, но его желание скрыть мое присутствие было таким очевидным, что все, естественно, обратили на меня внимание.

Наша встреча катилась ко всем чертям, но я хотя бы чувствовала себя в безопасности. Я была заметно раздражена тем, что меня игнорируют, и еще больше – наличием ананасов в любом бутерброде из меню. Чтобы сделать все наоборот и ответить «нет» на его упрямые рекомендации, я полностью сменила свой выбор: отказалась от окорочка и ананасов, взяв хлеб с сыром.

Мы мало разговаривали за ужином, и наш пир закончился в считанные минуты. Он вытер о скатерть послюнявленные пальцы и попросил счет. Когда его принесли, он бросил десять реалов на стол и стал ковырять в зубах зубочисткой. Я, в остолбенении, достала десять реалов из своего кошелька, чтобы заплатить за свою часть, и мы покинули заведение. Пришлось сесть на автобус, так как я была совершенно не в состоянии идти пешком, а он нашел стоимость такси безумной. Мы вышли на одной из остановок, он удалился, а я взяла такси до Копакабаны, сгорая со стыда, что была такой дурой со своей мечтой.

Я ни в чем не виню его, в этом смысле – никаких претензий. Он не знал, что делать, потому что с самого начала я оценила в нем именно его неотесанность. Никто не мог предположить (даже я), что я вдруг захочу увидеть благородного, обходительного лорда, который бы угостил меня фуагра и открыл бы дверь «Мерседеса», предлагая свою руку, чтобы я смогла выйти из него.

Какое счастье, что я была журналисткой. Потому что лучшей разрядкой было написать очередную хронику.

Больше не хочу связываться с деревенщинами

Единственный способ перестать летать в облаках – хорошая доза реальности

Итак, вы, должно быть, помните о моих каникулах в Рио-де-Жанейро, во время которых я встретила крутого паренька в трамвае в Святой Терезе. Того самого, которого я хотела превратить в торговца наркотиками, но который оказался всего-навсего журналистом с исключительными способностями к писательству, изданию, бла-бла-бла (для всего не хватит места). Короче говоря, это тот самый.

Что ж, все обожают вспоминать о своих путешествиях. В памяти все становится гораздо изящнее и красивее: от сенегальского зноя остается только легкий ветерок, обдувающий кожу, от ожидания таможенной проверки – лишь портрет красавчика, который стоял рядом, от ужаса во время полета – лишь холодок в животе. Помнить неприятности и разочарования – значит очернять нашу автобиографию. Поэтому достойны храниться в памяти лишь те несколько минут беседы в трамвайчике: первые взгляды, робкие улыбки, душевность и любезность – все было запечатлено в деталях для описания на этих страницах.