Вороний парламент - Джек Кертис

Ступеньки, выбитые в склоне, были скользкими. Прежде чем, преодолев 150 футов, они добрались до дома, она три раза падала и четыре останавливалась, чтобы перевести дух. Когда оставалось всего двадцать футов, Рейчел снова упала. Она лежала и смеялась, покрытая толстым слоем снега.

– Ну, теперь я вижу, – говорила она сквозь смех, – до чего ты эксцентричен.

Герни заметил, как она лепит снежок, чтобы запустить в него. Она вела себя вполне естественно, как если бы приехала просто провести время в деревне, взобраться на гору, поваляться в сугробах, посмотреть дом, который так ее интересовал, и даже попросить бренди, чтобы согреться. Герни давно знал, что женщина готова на любой обман, только бы взять от жизни все, что можно, и не задумываясь продаст того, с кем наслаждалась в постели. Причем без малейших угрызений совести. Это всегда пугало Герни.

Когда он был уже у дверей, в коробку, стоявшую у него на плече, полетел снежок.

– Промахнулась! – крикнул он, входя в дом.

Рейчел прошла за ним на кухню и стала рыться в коробке.

– Там все, что нужно, – сказал Герни. – В холодильнике бифштексы и всякая всячина. В общем, с голоду не умрем.

– Здорово. А бренди есть?

Он кивнул в сторону гостиной.

– Бутылка на столике, возле камина. Принеси мне тоже.

Она вернулась с рюмкой бренди и наблюдала, как он раскладывает свертки.

– Какой большой дом, Саймон. А ты не боишься оставлять картины, когда уезжаешь?

– Сюда никто не приходит.

Она сняла куртку и повесила на спинку стула. Джинсы ее промокли, на свитере тоже проступили мокрые пятна.

– Пойди в ванную переоденься. Она за гостиной, рядом со спальней, вода постоянно горячая.

– Прекрасно, – сказала Рейчел, залпом осушив рюмку. Минут через пять она появилась, облаченная в его халат. – А знаешь...

Он вопросительно посмотрел на нее.

– Я оставила сумку в машине, на заднем сиденье.

Он улыбнулся и пошел к двери. Надевая пальто, сказал:

– Прими душ, – и вышел наружу.

Он не спешил, водя фонариком из стороны в сторону. Она нарочно сказала про сумку, ведь позвонить по телефону дело двух-трех минут. А пока он вернется, пройдет не меньше десяти. Он решил не спешить. Достав из машины багаж, Герни проверил запасные ключи к машине, привязанные под сиденьем водителя. Но дверцу запирать не стал, только захлопнул. Потом смахнул снег с лобового стекла и накрыл тряпкой.

* * *

Взобравшись наверх, он осмотрелся. Не похоже, чтобы кто-нибудь следил за ними от самого Тонтона. Впрочем, преследователи могли заехать вперед. Между деревьями намело сугробы, лес, казалось, замер под снегопадом. Тишину вокруг нарушал только свист ветра да шуршание снега, падавшего с отяжеленных ветвей. Герни обошел дом, заглянул в каждое окно. Дом казался пустым. В кухне стоял стол и собачья корзинка. На миг Герни вспомнил свой сон, отражавшееся в стекле лицо Дэвида Паскини, его рот, что-то говоривший, напряженное лицо. Потом видение исчезло, но запечатлелось на сетчатке глаз, словно яркий свет лампы, на который долго смотришь.

Бросив сумку на кровать, Герни постоял с минуту, слушая, как Рейчел напевает в ванной.

– Саймон! – крикнула она, когда Герни прислонился к двери.

– Нет, – ответил он, – это домовой.

Из-за клеенчатой занавески показалась рука со щеткой.

– Потри мне спину.

Он взял щетку и отодвинул занавеску. Она запрокинула голову, и вода из душа стекала прямо ей на лицо. Он тер ей спину круговыми движениями, потом стал растирать ягодицы, пока они не порозовели. Она повернулась и передала ему мыло.

Герни намылил руки, и они заскользили по ее телу. Тогда она взяла его руки в свои и стала медленно водить ими: сначала вверх от ребер к груди, потом к талии, бедрам, затем к ягодицам. Наконец, потеряв равновесие, она упала на него, обвив его шею руками. С ее волос текли струйки воды прямо ему на рубашку. Рука его скользнула между ее ног. Она уткнулась ему лицом в шею и слегка покусывала ее. Так они стояли некоторое время. Наконец Рейчел выпрямилась, расстегнув ему джинсы, опустилась на колени и прильнула губами к его плоти. Он смотрел на ее мокрые волосы, на скользкое от мыла тело и думал: «Кто же ты на самом деле?»

Три часа ночи. Время волков. Время смертей. Время отлива.

И вот тогда выходят на охоту нью-йоркские волки, хищники, пожиратели падали в Бронксе, на Восьмой авеню и Таймс-сквер, в Гарлеме, на безлюдных окраинах Ист-Виллиджа. Они кружат в парке прямо под окнами. Кэролайн стояла у окна, с бутылкой в одной руке и полным стаканом – в другой. Казалось, она сходит с ума. На память пришли словно в тумане стихотворные строки про что-то гибкое и кошачье, впившееся в свою жертву когтями. Она знала, что за окном бродят воры, насильники и убийцы, хотя не видела их. Впервые Кэролайн поняла, что не только ей уготованы в этом мире страдания, что она также несчастна, как и эти доведенные до отчаяния люди. Словом, в ней проснулся инстинкт стадности.

Все в этой комнате казалось ей до банальности искусственным. Телевизор, журналы, газеты, изящные лампы, дорогая мебель, даже тепло. Кэролайн выпила еще и, пошатываясь, пошла в спальню. Фотографии, словно иконы, светились в полутьме. Она разглядывала их одну за другой, словно они могли дать ей какую-то информацию.

Дэвид – младенец. Дэвид – первоклассник. Дэвид и Чезаре играют в бейсбол. Дэвид на детской горке в Вермонте. Дэвид в Диснейленде. Дэвид – в нью-йоркском метро с Анет. Дэвид – в Венеции, Флоренции, Риме и Париже. Дэвид на празднике в День благодарения (смеющийся, голова запрокинута), задувающий свечи на именинном пироге в день шестнадцатилетия. Дэвид – на побережье в Греции, в Калифорнии, в Бретани. Каждое воспоминание вызывало у нее гримасу боли. Изредка она слегка поворачивала голову и смотрела на фотографию искоса, словно прямой взгляд был более мучительным. Кэролайн внимательно рассматривала каждую фотографию, шепча при этом имя сына, вслух вспоминая, когда и где они были сделаны.

Наконец она добралась до постели со стаканом и бутылкой в руках. Стоило ей лечь, как стены ходуном заходили перед глазами. Кэролайн дважды поднимала трубку, пытаясь набрать номер, но тотчас же опускала ее на рычаг. Проспала она около часа и видела во сне Вудсток. Дэвид был там, но она не могла его найти и ходила из комнаты в комнату, заглядывая в каждый уголок. Дом превратился в лабиринт. Непоседливость сына ее раздражала, но винить его в этом, она знала, нельзя. С этим чувством она и проснулась. Бутылка выпала из рук, и покрывало стало мокрым от виски. Кэролайн вылила остатки в стакан и пошла к стене с фотографиями, чтобы опять вознести молитву.

* * *

Они ели, сидя в креслах у камина и балансируя подносами на коленях. На Рейчел был все тот же халат Герни, влажные волосы собраны сзади в «хвостик» и схвачены резинкой.

– Великолепно, – говорила она, отправляя в рот кусочки бифштекса и макая в соус картофель. – Просто здорово!

Герни разлил по бокалам вино.

– Ты говорила, что есть кое-что новенькое, – сказал он.

– Да, кое-что есть. Дом на Чейни-Уок. Ты был там?

Герни кивнул.

– Я тебе уже говорила, что это – бордель и хранилище героина, поступающего вместе с обычными продуктами Паскини. Но интереснее всего то, что этот дом иногда служит тюрьмой.

– Он ваш или наш?

– И ваш, и наш, я думаю. Я не допытывалась... Один вашингтонский коллега сказал мне об этом доме, даже не подозревая, что проговорился. Он был уверен, что я в курсе дела. Ну, я и не стала расспрашивать.

Поразмыслив, Герни спросил:

– Ну и?..

– Речь идет о самом Паскини. Он исчез. Дом его заперт, там только охранники. Самого «рыбака» не могут найти. Все очень странно. Я пыталась разузнать, в чем дело, но безуспешно, – сказала Рейчел и после паузы спросила: – Что бы это могло значить?

Герни покачал головой:

– А ты как думаешь?

– Не знаю.

Рейчел отодвинула поднос с пустой тарелкой и отпила из бокала вина.

– Вот и вся информация, Саймон.

Он отнес посуду на кухню и посмотрел на видневшийся за окном холм. Снег не прекращался, напротив, даже усилился. Дул холодный ветер. Сосны заиндевели. Мороз был градусов пять, а может быть, десять. Все вокруг замело снегом.

Рейчел опустилась на пол возле камина. Герни подбросил поленьев, сел в кресло, стоявшее у нее за спиной, и положил руки ей на грудь. Она хмыкнула и, заерзав на месте, стала придвигаться к нему. Он спустил с ее плеч халат. Она высвободила руки из рукавов и, повернувшись к нему, подставила губы для поцелуя.

– Минутку, – пробормотал он, вставая, взял пустую бутылку и сделал вид, будто собирается отнести ее на кухню. В холле он снял с крючка собачью привязь и возвратился в гостиную. Рейчел сидела у огня, вытянув ноги и глядя на пламя. Он подошел сзади и быстро надел ей и застегнул двойной ошейник.

– В чем дело? – встрепенулась она и, увидев привязь в его руках, улыбнулась: – Так-так, что-то новенькое.