Пузырь в нос - Курьянчик

А как будто ты не знаешь!

НЭМС сказал, кто.

— Да-а (по имени-отчеству — это в первый-то раз за восемь лет после «приезда главкома»), ну вы просто флотский Левша! Не только дерзить, но и дерзать умеете. Надо поощрить.

«Все-таки окрысился, да? Если б не окрысился, сказал бы на „ты“, а то „уме-е-ете“! А надо попробовать, момент самый подходящий», — думал механик, все так же глядя вдаль. Ну — раз! два! три!

— Товарищ комдив, а подпишите перевод в учебный центр. А то прямо неудобно — лезет туда всякая шелупонь да зелень с придурью из других дивизий, а я тут всем дерзю. Как будто нет в нашей дивизии достойных представителей!..

— Центр — это кладбище мамонтов, это приют для калек, для сирых и убогих…

Ну, все! Писец представлению!

— …кулибины и макаровы нужны на действующем флоте!..

Да-а, комдивушка, Макаров был умный мужик, а погиб перед боем, ни за понюшку табаку… а ты будешь кувыркаться на действующем флоте до предельного возраста… и я с тобой…

— …подписать на вас представление у меня рука не поднимается, вы еще нужны флоту…

Ну вот — упирались, упирались…, твою мать! и все пошло прахом…

Не одни зубы съел…

Наставник сверкал белозубой улыбой звезды Голливуда. После окончания обучения на «большом круге» в Учебном Центре (Сосновый Бор) я давал отходную — частное представление по поводу своего убытия к новому месту службы своему учителю и наставнику, ведущему преподавтелю Центра. Весь экипаж уже разъехался по отпускам, и только несколько семей с детьми-школьниками гуляли отпуск без выезда. Возвращаться из отпуска нужно было уже на Камчатку.

Накрыли шикарный стол: водка, пиво, жене — вино. У наставника была вставная нижняя челюсть. После очередного дежурного тоста «за хозяйку» учитель чуть смущенно извинился, вынул челюсть и завернул ее в салфетку: подальше спрячешь — поближе возьмешь. Перед этим он с юмором рассказал, что уже «не одни зубы съел по пьяни», и что жена-врач потом добывала их посредством клизмы и унитаза — рожать легче.

— Ну, а потом дезинфекция и — снова в рот?

— Не… я их ломал и выбрасывал. Слишком противно в рот вставлять, когда знаешь, через что они прошли. Так что, лучше заранее вынуть. К тому же, «съедание зубов» — верный признак перепоя. Поэтому, помимо промывания желудка, еще и промывка мозгов…

Ясное дело, посидели хорошо, и прощались тепло. После посошка наставник начал искать челюсть. На столе… под столом… нет нигде! Пришлось в полночь сделать большую — даже генеральную! — приборку с пылесосом. Без толку — нету и все.

— Все, перепой, — констатировал вконец расстроенный наставник.

Назавтра поправили здоровье пивком. Учитель очень страдал — морально и физически. Вскоре я улетел на Камчатку.

Встретились через год.

— Привет, Саныч! Как дела? Зубы, гляжу, новые?

— Да нет, старые…

— Что, вымыли?

— Если бы. Неделю вымывали — нет. Рентген сделали — нет! Полгода не пил вообще…

— А где нашли-то?

— Хм… нашел, когда нужда заставила. Попал в ДТП. Для ремонта машины начал заначки изымать — я их по всем костюмам прячу. Чем лучше костюм — тем больше заначка… Вот туда-то и зубы запрятал — в самом дорогом костюме, в котором с тобой сидел… а тайник там — будь здоров! Сам делал.

У-у, коммунистка! или монголо-советский инцидент

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Большевистский лозунг

— Ну, твою мать, только этого мне не хватало на мою седую голову!

Командир кривил душой. За долгие годы подводной службы волосы начисто покинули командирскую голову, так и не успев поседеть. Правда, лысина слегка прикрывалась «вороньим гнездом» — этакой прической, где волосы для маскировки брались с висков и затылка. Командир экипажа атомной ПЛ возвращался в свой спальный вагон с пол-бутылкой водки, изъятой у матросов. Экипаж следовал на межпоходовую подготовку железнодорожным транспортом из Владивостока в Обнинск. Такое «счастье» свалилось на седую голову впервые. Обычно летали с Камчатки самолетом. А тут экипаж с головной лодки застрял в Приморье в Большом Камне. Наступил долгожданный отпуск, а за ним пришла директива, в которой вид транспорта смутно угадывался в лаконичной формулировке: «экипаж отправить в полном составе установленным путем… срок прибытия…» — поездом, короче.

Транссибирский экспресс «Россия» проносился по безлюдным Забайкальским просторам. Суматоха и неразбериха сборов, посадки и отправления позади. Подводники от души отметили отъезд, опохмелились и приутихли — пить больше нечего. Можно бы расслабиться и командиру — так нет, где-то в Улан-Удэ села в поезд (до Урала) женская делегация соцстран, возвращавшаяся из Монголии, и именно в тот СВ, где ехал командир. Расслабляйтесь, товарищ!

Отношение к женскому началу Инь у командира было достаточно своеобразным, что-то среднее между любовью и ненавистью. Причем, если первое чувство было несколько вынужденным, то второе — почти искренним. Слишком быстро взрослеющая дочь, Родина, Партия, жена, теща… все они постоянно требовали этой самой любви, заботы, внимания, долга и самоотдачи. С возрастом неумолимо наступал дефицит искренности, и чувства самопроизвольно превращались в прямо противоположные (закон единства и борьбы, помните?)

Командир был одет по форме — китель на тельняшку. Вызывал начальник поезда. Какая наглость! Наверняка там до этого успел побывать замполит и настучал о «слабостях» экипажа. А сам, как верный слуга партии — в кусты. Вот и пришлось выслушивать от этого паровозного извозчика о долге, чести, достоинстве и хороших манерах. Оказывается, эти бабы-коммунистки будут ходить в вагон-ресторан через вагоны с экипажем лодки. Потому надо принять меры… Тьфу.

Командир прошелся по вагонам и проинструктировал экипаж — всем сидеть в своих купе, носу не казать, не выглядывать даже. Нашел у матросов и изъял полбутылки водки, пригрозил арестом. Со смурным настроением и невеселыми мыслями вернулся в свое купе спального вагона. Ехал один.

В составе женской делегации были представительницы соцлагеря и стран социалистической ориентации — всего около пятнадцати единиц. Руководителем этой женской комсексбанды, естественно, была наша коммунистка — бой-баба лет сорока (коня на скаку остановит, в горящую избу…) Вынужденное соседство ее тоже озадачило. Знаем мы этих подводников! Как ни крути — мужики-то одни… А у нее контингент противоположного пола от тридцати до сорока, и тоже не железные пролетарки, из Монголии возвращаются, не откуда-нибудь. А ну как… соединятся?! Во избежание неожиданностей тоже сходила к начальнику поезда, познакомилась с подводницким замом и тоже проинструктировала своих комтеток. От такого сообщения азиатки — корейка, вьетнамка и камбоджийка-кампучийка только робко глаза опустили; у монголки в зрачках суженных застыли ужас и недоумение. А вот европейские «демократки» не испугались вовсе, и даже наоборот, оживленно галдя, начали краситься и ажурные колготки напяливать мол, ничто человеческое нам не чуждо… Вот ведь стервы!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});