Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова - Юрий Дружников

К описанию подвигов Павлика Морозова были подключены десятки творческих работников в разных сферах искусства. Писать о нем начинали Демьян Бедный и Александр Твардовский. Что им помешало, мы не знаем. Большинство авторов использовало для своих сочинений о героическом ребенке публикации указанной четверки мифотворцев. Периодически между авторами вспыхивали ссоры.

В Архиве Соломеина сохранилась рукопись статьи "Творческий метод писателя Яковлева". "Странное дело, - писал Соломеин, - ни один автор не удосужился выехать на место происшествия, поговорить с героями, изучить быт жителей Герасимовки, нравы. Читаешь рассказы, повести и пьесы о Павлике и с грустью констатируешь, что тут больше вымысла, чем исторической правды". Соломеин перечислял жителей Герасимовки, которые выдуманы Яковлевым, приводил примеры: "Апрель, как всегда в Зауралье, стоял светлый. Вереницами летели на север гуси, утки, журавли. На озере Сатоково останавливались лебеди". Соломеин добавляет, что эти строки у любого жителя деревни вызвали бы смех: в апреле в Герасимовке нередки тридцатиградусные морозы. Соломеин потешался над тем, как Яковлев описывал Павлика Морозова, и делал вывод: "Это манекен, который только и говорит о колхозе и мировой революции. У него нет ни одной отрицательной черты". Сопоставляя абзацы из своей книги "В кулацком гнезде" и книги Яковлева, Соломеин обвинял Яковлева в плагиате.

Друзья Соломеина советовали воздержаться от скандала. В этом был резон: Соломеин и сам заимствовал целые абзацы у коллег. Его Павлик Морозов тоже в изрядной степени походил на манекен. А главное, конфликт невольно затрагивал официального героя, и это могло кончиться печально для его участников. Статья осталась неопубликованной, да и вряд ли ее разрешили бы напечатать. Но обиду Соломеина понять можно. Вынужденный умолкнуть после разгромной горьковской рецензии, Соломеин из глуши наблюдал, как предприимчивые столичные авторы наживали капитал на "его" герое.

Яковлев издал и переиздал книгу о Морозове, а затем написал пьесу. Смирнов издал книгу "Павлик Морозов. Жизнь и борьба отважного пионера". Губарев благодаря служебному положению (редактор центральной газеты) публиковал бесконечные варианты одной и той же повести о Морозове для детей младшего, среднего возраста, для семилетней школы, для нерусских школ, для дошкольников. Книга Губарева переиздавалась в десятках городов советской страны, а также неоднократно в Праге, Братиславе, Будапеште, Бухаресте, Софии. В театрах широко ставилась его пьеса.

Используя личные связи в верхах, Губарев пресек все возможности для Соломеина печататься в Москве, прекратил переиздание книг Яковлева и Смирнова и стал таким образом монополистом, поставив героя на конвейер: перечень изданий губаревского "Павлика Морозова" (под разными названиями) занимает несколько страниц. В последних книгах Губарев изображал себя в качестве следователя. Этот следователь очень напоминал барона Мюнхгаузена. Губарев в "Пионерской правде" писал: "Жизнь, борьба и смерть Павла Морозова займут славную страницу в истории". Начал он со страницы, а пришел к тысячам страниц, изданных миллионными тиражами. Павлик кормил писателя до смерти. Затем пробилась в печать новая книга Соломеина, издание пошло за изданием. На Урале в маленьком городишке мы зашли в книжный магазин. Там продавалась только одна книга, и ею были заставлены все полки. Это был соломеинский "Павка-коммунист".

Сопоставим теперь сведения о Морозове: каким он был в жизни и каким оказался в книгах. Другими словами, как создавали миф.

Когда пришло сообщение о смерти пионера Морозова, газетам потребовалась фотография. У матери таковой не нашлось, но у жителей деревни отыскали групповой снимок учеников, сделанный заезжим фотографом за два года до убийства детей. Как ни удивительно, именно этот единственный реальный портрет никогда до нашей книги не публиковался. В облике Павлика тут нет ничего героического, а слева от него стоит его официальный будущий убийца Данила с красным флагом в руке.

Изображение мальчика вырезали из общей фотографии и послали в редакцию. Там, как вспомнила тогдашняя сотрудница "Пионерской правды", решили, что это фотография трупа. Для большей убедительности ретушер соскоблил расстегнутую косоворотку и подрисовал голую шею. В номере от 15 октября 1932 года так и написали: "Убитый кулаками пионер Павлуша Морозов". На групповой фотографии Морозов совсем ребенок, хотя ему уже одиннадцать. В это время отец его еще не был арестован. Павлик в огромной отцовской фуражке. У него большие печальные глаза.

Вырезанная из школьного снимка голова Морозова начала самостоятельную жизнь. К ней пририсовали спортивную майку, воротник шинели, курчавые волосы, затем руку, держащую книгу с символическим названием "Новый путь". Во втором издании Большой советской энциклопедии Павлик уже в новой фуражке, белоснежной рубахе и пионерском галстуке - форме, введенной в школе по приказу Сталина после Второй мировой войны. Выражение лица улучшено в соответствии с мифической ролью главного пионера страны.

Любопытная фальшивая фотография выставлена в Тавдинском музее. На первый взгляд, это фрагмент известной школьной фотографии. Но сам Морозов старше, выражение лица из угрюмого стало оптимистически-целеустремленным, на шее пионерский галстук. Фальшивка в чистом виде.

Реальный Морозов не годился для мифа. Вот почему в редакциях подбирали изображения, которые казались более подходящими для образа героя. Например, через 35 лет, 27 августа 1967 года, газета "Тавдинская правда" под заголовком "Публикуется впервые" внесла свой вклад в миф: "Перед нами подлинная фотография Павлика Морозова. Семейный снимок, на котором запечатлен герой-пионер, был обнаружен в архивах свердловской фотохроники..." Учительница Кабина видела даже фальшивые фотографии судебного процесса над отцом, Трофимом Морозовым: "Мне присылали фото суда. Сидит учительница - липовая, и Павлик разоблачает отца - липовый. Просили подписать где кто. Но это была ложь".

Как же выглядел пионер 001? Павлик был сероглазый, глаза блестящие (Кабина в рассказе Соломеину, 1932 год), с темными глазами (Кабина в рассказе нам, 1981 год), черноглазый (Губарев, "Пионерская правда" 15 октября 1932 года), голубоглазый (тот же Губарев в той же газете 3 сентября), голубоглазый и черноглазый (на этот раз Соломеин в газете и в личных записях), кареглазый (писатель Коряков, предисловие к книге Соломеина "Павка-коммунист"). Имеются более общие описания: "Ясные, очень честные, очень смелые глаза". Все Морозовы были крупные, высокие, как вспоминают их знакомые. А Павел? Он был небольшого роста (Кабина), маленький и худенький от голода (Татьяна Морозова), высокий ростом (Соломеин), "костлявый да длинноногий - лучший бегун в деревне" (Губарев). "У Павлика было на правой щеке родимое пятно размером с ноготь", - вспоминает Морозова. Губарев для придания мужества нарисовал Павлику шрам над правой бровью.

В книгах и статьях находим множество разночтений, касающихся цвета волос, голоса, одежды героя. О Павлике написано, что он ходил в дядиной фуражке, отцовской размхайке, папахе, картузе с высокой тульей и шапке-ушанке - одно ухо оторвано. Запутываясь в выдуманных подробностях, авторы переходили к общим описаниям вроде: "Очень славный и вполне обыкновенный паренек" (писатель Коряков), или: "Каждый школьник чем-то на него похож" (поэт Дорошин). С годами источников для проверки мифа становилось все меньше. Многие, знавшие его, черпают подробности для воспоминаний из книг. "Учился Павлик хорошо, - пишет учительница Исакова в газете "Тавдинская правда" через тридцать пять лет. - К урокам относился серьезно. Был очень дисциплинированным. Он очень любил своих братьев. Павлик заботился о Феде, следил, чтобы он был тепло одет". Кабина, которая знала его лучше других, утверждала обратное: "Помогать в учебе он не помогал другим, он и школу-то посещал редко..."

В блокноте Соломеина читаем: "Любил хулиганить, драться, ссориться, петь песни нехорошие, курил". В печатном тексте проблема "курил ли Павлик" будет выглядеть так: "Бывало, соберемся вместе, кто-нибудь из ребят возьмет папироску, а Павлик теребит его за рукав: "Брось, не надо, куренье вредит здоровью".

На наш вопрос: "Как Павлик проводил досуг?" - учительница Кабина отвечала: "Любил играть в карты на деньги". А на вопрос: "Какие пел песни?" - "Всякие. С ребятами заворачивали блатные". Учительница вспоминала, что Павел любил дразнить, травить кого-либо: "Сколько ни уговаривай, отомстит, сделает по-своему. По злобе часто дрался, просто из склонности к ссорам". Родственник Морозовых Лазарь Байдаков, беседуя с нами, подвел итог так: "Павлик был просто хулиган. Ходил по деревне переросток-оборванец, всегда голодный, от этого злой, и искал где бы нашкодить. Вот все его и ненавидели".

Пионерская униформа, галстук, ботинки - все это миф. Морозов ходил в лаптях. "Пальто, - говорила Кабина, - рваное, старое, отцовское". "Павлика звали в деревне "срака драная" и "голодранец", - вспоминала мать Татьяна Морозова. "Если честно сказать, Павлик был самый грязный из всех в школе, не мылся, - говорила нам его одноклассница Матрена Королькова. - Дети в семье Морозовых, когда ссорились или просто развлекались, обычно мочились друг на друга и так шли в школу. От Павлика всегда нестерпимо воняло мочой. Губарев сочинил, что мы с Павликом мечтали пожениться. Вы только подумайте!"