Уважаемый господин дурак - Сюсаку Эндо

Гастон ничего не ответил.

— Ты что, не собираешься отвечать?

— Некоторое время назад.

— Когда точно?

— Когда Эндо-сан в машине переодевался в европейскую одежду, — всхлипывая, ответил Гастон, вытирая кровь, потекшую из носа.

Стоило гангстеру пошевельнуться, испуганный Гастон ежился, ожидая нового удара.

— Ты хочешь убежать?

— Non, non.

Эндо будто впервые внимательно присмотрелся к этому большому неуклюжему увальню. Он трусливее бродячей собаки, а если с ним по-доброму, на его лошадином лице сразу вспыхнет дружеская улыбка. Его можно принимать за идиота, но он сумел вытащить патроны из револьвера. Ему не хватает самоуважения, чтобы не плакать, когда его бьют. Но недооценивать его было нельзя.

— Когда ты держал мой плащ? — Эндо вспомнил, как передал ему плащ с револьвером в кармане. Но как он сумел так быстро разрядить его? Где этот тупоголовый иностранец приобрел такой навык? Лучи солнца прямо падали на его лицо, и кровь под носом ярко вспыхивала. Наблюдая за Гастоном, Эндо вдруг почувствовал в нем что-то сверхъестественное.

— Что ты вообще за человек? Откуда ты взялся?

— Из Франции.

Его ответы были такими же идиотскими, как и весь его облик.

— Почему ты приехал в Японию?

— На корабле. — Гастон, видимо, понял вопрос иначе.

— Дурак. Я спрашиваю, с какой целью ты приехал в Японию? — Француз улыбнулся, как будто ему было трудно ответить, и промолчал. — Ты случайно не артист?

Да, видимо, так и есть. Этот человек притворяется дураком, а на самом деле он очень умный и отлично соображает, что происходит вокруг. Эндо неожиданно пришел именно к такому выводу. Он еще раз внимательно и с подозрением взглянул на Гастона, сплюнул и пошел к выходу.

Шум на строительной площадке не утихал. Эндо обернулся и увидел, что Гастон нерешительно следует за ним.

— Почему ты идешь за мной?

Тот ничего не ответил.

— Я спросил, почему ты идешь за мной? Ты не хочешь убежать?

— Я не убегу, Эндо-сан. — Дружелюбная улыбка, уже такая знакомая, появилась на его разбитых губах, и он покачал головой. — Вы и я — друзья.

— Друзья? Ты шутишь. Ты мне больше не нужен. Исчезни и оставь меня.

По первоначальному плану Гастон должен был оказать ему помощь в побеге с места убийства. Многие японцы мягко относятся к иностранцам, как это уже доказали полицейские, которые не решились задержать машину, когда увидели в ней иностранца. И Канаи вряд ли так легко поверил бы Эндо, если бы с ним не было Гастона. Даже такого лопуха, как Гастон, если он иностранец, можно выгодно использовать.

Но сейчас... Обстоятельства несколько изменились. Хоть и маловероятно, но Канаи может обратиться в полицию и в таком случае Гастонможет сильно помешать. Если Эндо увидят в компании высокого иностранца, полиция быстро его схватит — на всех станциях будут расставлены посты.

— Чего ты ждешь? Убирайся. — Эндо открыл дверцу со стройплощадки, и показал на улицу. — Тебе повезло, что ты остался жив. Я, вероятно, потом убил бы и тебя.

Киллер сказал это почти угрожающе, но шуткой это не звучало. Несколько раз после ухода из Санъя Эндо всерьез думал, что, если Гастон его предаст, он убьет его, как бездомную собаку.

— Я сказал — уходи, Гас.

— Вы... куда идете? — грустно спросил Гастон.

— Куда?.. Куда бы ни пошел, это мое дело.

— Куда вы идете?

— Не приставай ко мне.

— Я пойду вместе с Эндо-сан.

— Вместе?.. Со мной?.. — Эндо с удивлением поднял голову. Ему говоришь: уходи, а он отвечает, что хочет идти вместе. При этом, похоже, считает это вполне естественным. — Так ты хочешь знать, куда я пойду? Я скажу тебе. Я собираюсь расправиться с другим парнем, который ложно обвинил моего брата. И ты хочешь пойти со мной и опять мне все испортить.

— Если вы пойдете, я пойду с вами.

— Почему?

— Потому, что мне нравится Эндо-сан и я хочу помочь.

— Помочь? Ты хочешь сказать, помочь расправиться с еще одним человеком?

— Нет, не это. — Гастон скривился, переживая, что не способен отыскать подходящие японские слова, чтобы выразить свои чувства. — Эндо-сан совсем один. Раз совсем один, ему нужен друг.

Внезапно глаза Эндо засверкали резкой ненавистью, и он уставился на Гастона.

— Убирайся отсюда, подонок. Я больше всего ненавижу сентиментальность. — И он поднял руку, будто намереваясь снова ударить Гастона. Тот отскочил на несколько шагов. Оказавшись в относительной безопасности, француз тихо, как бы самому себе, опять прошептал:

— Я пойду с вами.

— Уходи. Ты хочешь, чтобы я тебя избил?..

— Нет, я не хочу быть избитым. Это больно.

— Если знаешь, что это больно, — исчезни.

— Я пойду вместе с вами.

Терпению Эндо пришел конец. Он выхватил револьвер и бросился на Гастона, чтобы ударить его рукояткой. Глаза француза наполнились страхом. Он закрыл лицо руками.

— Тогда уходи.

— О, non, non.

— Почему ты не уходишь? Я спрашиваю, почему ты не уходишь?

— Это мое решение. — Тихий голос Гастона прозвучал сквозь пальцы, которыми он загораживал лицо от удара. Нахмурившись, как смотрит ребенок, когда его ругают родители, он выглянул из-под руки.

— Решение? Что это еще за решение?

— Не покидать вас... Идти вместе с вами.

Он сказал это так тихо, словно пискнул комар, однако Эндо без труда расслышал его. «Не покидать вас... Идти вместе с вами». Для киллера, закалившего себя против любого человеческого чувства и сентиментальности, не могло быть более оскорбительных слов. Сжимая в одной руке револьвер, он схватил Гастона за воротник.

— Послушай, Гас. Я верю только в одно чувство — ненависть.

— Это ложь.

— Ложь? Почему? — Эндо еще сильнее сдавил шею Гастона — так, что французу стало трудно дышать. — Ну что, Гас, тебе тяжело? Больно?

— Больно.

— Если больно, слушай. Таких как ты, я не люблю больше всего. Более того, я их ненавижу.

— Вы мне делаете больно.

— Тогда перестань разыгрывать добродетель. Меня не обманешь. Доброй воли в мире больше нет. «Любовь», «доверие» — слова, который каждый использует для своего удобства... Сейчас я стал умнее, и меня больше не обманешь.

— Мне больно.

— Сделай хоть шаг за мной — точно убью.

С этими словами он отпустил Гастона и двинулся прочь. Но когда, обернувшись, увидел, что Гастон тащится за ним вдоль стены, Эндо бросился к нему и со всей силой ударил его в висок рукояткой револьвера. Звук был такой, будто на землю упала железная балка. Гастон волчком повернулся вокруг и рухнул, словно подрубленное дерево.

***

Хотя весна постепенно отступала перед летом, вечерний воздух был еще влажен. Два колокольчика, которые Томоэ только что купила на Гиндзе, иногда звенели от дуновений легкого ветерка, а затем снова замолкали.

Такамори в этот вечер вернулся домой необычно рано. Он сидел на веранде и с аппетитом поедал сладкий рисовый пирог — гостинец, который Томоэ тоже принесла домой.

— Посмотри, ты испачкал свое кимоно вареньем, — заметила Томоэ.

— Извини.

— Извинения мало. Это свежее кимоно. Мама его только что выстирала.

— Ах вот как. Тогда я еще больше сожалею.

Однако он, как всегда, пропустил ее замечание мимо ушей и продолжал вытирать запачканные вареньем пальцы о чистое кимоно.

— Такамори.

— В чем дело?

— Мне жаль твою будущую жену.

— В этом нет необходимости, — ответил он, вытирая пальцы куском газеты.

— Отсюда ты выглядишь как ребенок-переросток.

— Мне кажется, в жалости нуждается как раз мужчина, за которого ты выйдешь замуж... Ты придираешься к человеку даже за едой.

Такамори достал пачку сигарет.

— А где же спички?

— Рядом с тобой. И постарайся стряхивать пепел в пепельницу. Мама утром снова жаловалась на тебя. «Такамори, кажется, думает, что весь дом — пепельница».

Как большинство мужчин, Такамори был небрежен с сигаретным пеплом. Он использовал все, что ему казалось удобным, — вазы для цветов, баночки от крема Томоэ.

— Такамори.

— Ну что еще?

— Мне сделали предложение.

— О? У него, наверное, винтиков не хватает.

— Осако из моей фирмы...

— А, этот парень с лицом, похожим на мою подметку...

Сказав это, Такамори встал, потянулся и вышел в темный сад. Падающая звезда пересекла ночное небо, и Такамори отвернулся, будто это был плохой знак.

В доме зазвонил телефон, и Томоэ сняла трубку. Ее голос прозвучал странно:

— Гиндза?.. Хорошо. — Она положила трубку и позвала брата: — Такамори! Гастон ранен, он сейчас в полицейском участке Маруноути. Звонили оттуда.

***

Все японские полицейские участки, похоже, строили по одному проекту. Так же как и в участке, где брат с сестрой уже были, здесь вход располагался выше, чем у соседних зданий, отчего проникнуть внутрь было затруднительно. Каменные ступени придавали ему строгий и официальный вид. «Надо бы понизить вход и убрать ненужное крыльцо — тогда они станут ближе к народу» — такая мысль пришла в голову Такамори, когда они входили в полицейский участок Маруноути. Как любой человек, чья молодость пришлась на войну, Такамори никак не мог избавиться от некоторого страха при входе в полицейский участок. Однако внутри подобное чувство исчезало. Молодой полицейский в приемной вежливо объяснил им, куда идти.