Пламенный цветок (СИ) - Ризман Мира Keganis

— А что такое Пламенный цветок? — осмелилась на новый вопрос Рениса, но тут же прикусила губу, заметив, как посуровел взгляд полукровки.

— Вы ведь ещё не забыли богиню Кихинис? — спросил он и, завидя утвердительный кивок, с печалью продолжил: — Богиня ещё дитя, и её огонь пока нестабилен и небезопасен для всего мира. Угомонить это пламя способна лишь шестёрка агни, но Касайрис…

— Предала совет агни, — закончила за него Рениса, вспоминая последние строчки письма.

— Именно! И это вполне могло бы обернуться катастрофой, если бы предусмотрительный отец Аулуса — Демон Высшего Порядка — не спрятал по миру несколько спасительных артефактов. Вот только один хранится на Одоре, а к землям драконов ныне нет никакой возможности подобраться, другой пропал без вести под толщами ледников на Шат-ру, а все легенды о нём, после завоевания местного населения эльфами, были безвозвратно истреблены. Вот и остался только Пламенный цветок, доверенный Трёхликому.

«Какое-то слишком удачное совпадение!» — подумалось Ренисе, но развивать пришедшую мысль она не стала, опасаясь прийти к ещё более предосудительным выводам. Вместо этого уткнулась в судовой журнал, с каждой страницей которого ощущала, как в ней зарождается невольная симпатия к сумасбродному капитану. Лорд явно любил приключения и не был отягощён моральными принципами, что порой вызывало восхищение его необычайной дерзостью и храбростью. Погрузившись в пиратские истории, она совсем позабыла о времени. Один журнал сменялся другим, увлекательная жизнь лорда Торика постепенно начала утомлять, а упоминаний о Трёхликом так и не встречалось. Зато нашлось объяснение загадочному туману. Оказалось, причиной его был изобретённый лордом Ториком особый порошок для усмирения нередко впадающей в безумие команды. Тот содержал в себе крохотные частицы вампирской стали, чьи уникальные свойства рассеивали всякого рода магию и лишали некоторых врождённых особенностей, например, таких, как смена облика. Вспоминая странные болезненные ощущения от соприкосновения с туманом, Рениса осознала, что неприятное покалывание очень сильно напоминало ей о закончившихся неудачей попытках преображения. Так же стала понятна и причина массового нападения: находясь в зверином обличии, волшебники остро реагировали на запах крови. Он окончательно дурманил их и без того измученное инстинктами сознание. Зная эту особенность, лорд Торик в бою стремился, как можно скорее ранить противника. Стоило только пролиться хоть капле крови, и участь чужого судна была решена: монстры-волшебники не знали ни жалости, ни сострадания.

Знакомясь с очередным беспощадным сражением, Рениса устало смежила глаза и, сама того не ожидая, провалилась в сон.

Настроение 5. Сомнения. Этьен

Этьен:

Этот взгляд! Сердце невольно дрогнуло в груди. «Не может быть!» — стрелой пронеслось в сознании, но почти тут же вспыхнувшая надежда угасла. Торина привычно потупила взор, и вся магия испарилась.

«Показалось…» — с разочарованием подумал Этьен, стараясь придать своей кислой улыбке привычную живость, но получалось из ряда вон плохо. Виной тому, безусловно, являлось, в первую очередь, жуткое воспоминание, которое, верно, ему никогда не стереть из памяти. Погребающая стройную фигурку снежная лавина, уносящая в море не только её хрупкое тело, но и бросившегося ей на помощь лучшего друга. Их гибель обещала остаться вечным немым укором, и жестокие слова Касайрис не могли изменить этого отношения. Второй, и при том не менее печальной причиной, была сидящая рядом и светящаяся от счастья жена. Нет, даже не она. Её нелепые выходки он мог бы ещё стерпеть напоследок. Проблема же оказалась куда глубже и сложнее, и она обещала только расти вместе с крохотным тельцем наследника.

Ещё утром его жизнь была полна скромных надежд и чаяний. Он лихо разъезжал по прибрежным фортам с королевским указом о скорейшей подготовке к возможному вторжению. Было что-то воодушевляющее в том, как оживлялись солдаты, переставая бродить, как сонные мухи. Этьен видел, как в их глазах разгорался неподдельный азарт. Всё же служба в форте обычно не отличалась разнообразием. Унылая и монотонная, за несколько лет она частенько превращала бойких юношей в аморфных увальней, способных только дремать на посту. В этот же раз новости о возможной провокации со стороны Бэрлока заставило встрепенуться даже старых вояк. Этьен не поленился потратить время и на обсуждения с каждым генералом стратегии ведения битв, мысленно прикидывая в уме, что из вооружения за оставшийся срок можно было ещё успеть доставить из столицы. Так же он оставил внушительные заказы всем плотникам и кузнецам в ближайших деревнях, собираясь снабдить катапультами каждое селение. Приходилось рассчитывать только на механизмы, хитрость и продуманную тактику: допускать же разъярённых бэрлокцев к ближнему бою было равносильно признанию поражения. В прямой схватке с опытными бойцами даже у солдата линкской армии, чтобы достойно противостоять не хватило бы ни сноровки, ни умений, ни мощи. И всё же, несмотря на огромную разницу в военном потенциале, Этьен не спешил списывать со счетов миролюбивых жителей королевства. Он прекрасно знал, что главная их сила — это сплочённость и почти маниакальная верность. На защиту страны здесь готов был встать даже новорожденный телёнок.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Благая весть из дворца застала его в столичных доках. Проверив готовность порта, Этьен как раз договаривался с одним из доверенных контрабандистов о доставке срочного послания принцессе Шанталь, когда белоснежный почтовый голубь спустился ему на плечо. Вопреки всем опасениям, проблема разрешилась сама собой: принцессу нашли. Возвращаясь во дворец, Этьен тщательно продумывал свой грядущий диалог с тестем. Он не собирался тянуть или откладывать, намереваясь сегодня же покончить со всеми обязательствами. Именно эта мысль грела его по пути к супружеской спальне. Он совсем не жаждал общения с женой, но Зарина, по словам слуг, не покидала постели всю последнюю неделю. Хорошие манеры требовали от него непременно проведать бедняжку, но, едва переступив порог гостиной, жизнь Этьена вновь полетела в пропасть. Зарина сидела у окна в любимом кресле, и в самом деле выглядела очень и очень плохо. Настолько, что на первый взгляд могло показаться, что у несчастной уже нет шансов, и недуг прочно закрепился в её хрупком измождённом теле. Но уже в следующий миг, когда их глаза встретились, Этьена будто ударило молнией. Разряд прошёл через всё тело, оставив после себя солоноватый привкус крови во рту. Кажется, от шока он случайно прикусил себе язык.

— Что скажешь? — Голос Зарины был непривычно слаб, впервые потеряв даже излюбленные капризные нотки.

— Это мальчик, — хрипло выдавил из себя Этьен, делая шаг навстречу жене. Её лицо озарилось неподдельным счастьем. Исхудавшие руки тут же обхватили ещё совсем плоский живот и принялись любовно оглаживать недавно зародившегося наследника. Для всякого, кто понимал, каково это выносить ребёнка-полукровку, подобный жест вполне мог показаться полным безумием. Крохотный малыш, чьё сердце начало биться всего несколько недель назад, безжалостно высасывал все жизненные силы из своей матери, обещая в скором времени погубить и её, и себя. Но Зарина будто бы позабыла о грозящей ей серьёзной опасности, устремляя всю свою нежность растущей проблеме. Впрочем, Этьену трудно было её судить. Он слишком хорошо знал, как она мечтала о сыне! Как расстроилась, когда выяснилось, что их первенцем будет девочка, и каждый раз заливалась слезами, слыша его непреклонный отказ о попытках зачать нового малыша. Он не хотел больше детей. Не желал рисковать жизнью матери уже рождённой дочери, хотя бы потому, что прекрасно знал — вторая беременность будет ещё тяжелее первой. Большинству женщин и вовсе не довелось её пережить. Они умирали в лучшем случае в родах, а в худшем, едва живот начинал выпирать из-под юбок. Да, многие из них были лишены поддержки равнодушных к подобного рода наследникам отцов, и всё же Этьен резонно считал, что испытываемые муки и возможные риски, не стоили подобных жертв. Как же так получилось, что он просчитался? Ответ терялся где-то между его бесстыдными похождениями к любовницам и разыгрываемым спектаклем, где ему отводилась роль любящего супруга. Тщетно пытаясь выбраться хоть ненадолго с Линка, он не смог должным образом проследить за временем, упустив, когда беспечные три месяца превратились в уязвимые полгода. Вот только теперь было поздно корить себя за легкомыслие: приходилось признавать ставшую роковой ошибку и брать ответственность за её последствия.