Пустой Амулет - Пол Боулз

Возможно, Вы никогда не видели типичной маленькой недорогой парижской гостиницы двадцатых годов. (К тому времени, когда Вы приехали в Париж после Второй мировой, все немного изменилось.) На этаже было всего три-четыре номера, лестницы и коридоры устилали толстые ковры, а окна закрывались двойными шторами. Обычно в комнате было два источника света: одна люстра висела посредине потолка, а другая лампочка — в головах над кроватью. Обе крепились к системе блоков, которые позволяли двигать их вверх или вниз по мере надобности. Обои всегда темные, с широкими цветными полосами, которые, возможно, когда-то были слишком яркими, но об этом уже не узнаешь, потому что они давно потемнели от времени. В таких номерах легко чувствовать себя упакованным и защищенным, и они до сих пор мне часто снятся. Впрочем, подобные сны неприятны: всегда кажется, будто я собираюсь съехать и уступить номер кому-то другому. В каждом сне ощущается подсознательная тревога.

Между прочим, у Вас нет никаких оснований упрекать меня в том, что я никак не отреагировал на Ваш последний горестный рассказ. Подобные реакции могут быть лишь эмоциональными по своей природе, и, по-моему, никогда не имеет смысла выражать свои эмоции на словах. Тем не менее, уверяю Вас, что, читая Ваше письмо, я очень сильно огорчился и понял, что Вы переживаете новые страдания: я полагал, что поделился этим впечатлением раньше.

Возможно, Вы помните (хотя, наверное, нет, Вы ведь никогда не раскрываете книг, написанных в нашем столетии) фразу Кастора из «La Nausée»:[11] «Je те survis». (В американском издании она неумело переведена как «Я пережил самого себя».) Я понимаю ощущение Кастора, пережившего самого себя; оно сродни моему ощущению, хотя свое я бы выразил словами: «Ма vie est posthume».[12] Улавливаете разницу?

У меня часто возникало желание, чтобы кто-нибудь переписал концовку «Гекльберри Финна», убрав заключительные фарсовые сцены, которые Твен, вероятно, смущенный лирическим размахом почти завершенной книги, счел необходимыми, для того чтобы его произведение по достоинству оценили американские читатели. Это великий американский роман, безнадежно испорченный бессмысленным авторским саботажем. Мне было бы интересно узнать Ваше мнение, или, возможно, Вам кажется, что эта книга не заслуживает какого-либо мнения, поскольку неудавшийся шедевр — вовсе не шедевр? Все же успешно скопировать стиль, так чтобы незаметен был шов, а последующий текст служил убедительным продолжением предыдущего, — это, похоже, непосильная задача. Лично я за нее бы не взялся.

По-моему, сокращение объема внимания — предупредительный знак подкрадывающегося маразма, я считаю это одной из форм впадения в детство. Поживем — увидим.

VI

Я не упоминал о той нарастающей враждебности, которую заметил в Ваших письмах, так как полагал, что она направлена не на меня, а на мир в целом. Теперь же я вижу, что глубоко ошибался. Сначала Вы сказали, что в своих письмах я просто потакаю своим желаниям. Я не обратил внимания, посчитав это всего лишь критикой моего метода. Но я не мог пропустить слово «злорадство». Увидев его, я понял, что лучше завершить переписку одной несомненно жестокой открыткой «Поправляйтесь» и на этом закончить.

Мне кажется, в этот последний период жизни Вам, возможно, следовало бы отказаться от своих мазохистских наклонностей. Я вижу, что Вы придерживаетесь противоположного мнения и, наоборот, намерены дать им волю. Это очень скверно. Очевидно, я ничем не могу Вам отсюда помочь, и мне остается прекратить диалог. Но я надеюсь, что, погружаясь в добровольное небытие, Вы вспомните (хотя Вы и не вспомните), что я предпринял эту скромную и бесплодную попытку помочь Вам остаться человеком.

Hasta el otro mundo[13] как говаривала Роза Лопес.

переводчик: Валерий Нугатов

Неуместный визит

После нескольких сотен лет скитаний в космосе у Святой Розенды возникло желание вернуться на Землю. В последнее время она стала скучать по родине, и у нее появилась безрассудная мысль, что, ощутив испанскую землю под ногами, она снова будет счастлива. О своем прибытии она не возвестила. Если ее узнают, всеобщее внимание лишит ее желанного покоя.

Пока же, чтобы ощутить полную связь с Землей, Святой Розенде следовало материализоваться; только так можно убедиться в реальности окружающего. Это, конечно, сделало ее видимой — изрядная помеха, отчасти из-за ее старомодных одежд, а тем более из-за легкой ауры вокруг головы, в которой сразу узнавался нимб.

Ее прибытие было внезапным: она просто возникла как-то днем за кустами в общественном саду провинциального испанского города. На скамейке сидела женщина, преподававшая химию в соседнем колледже. Увидев Святую Розенду, она в панике вскочила и убежала. Это не предвещало спокойного пребывания на Земле, и Святая Розенда поняла, что городов следует избегать.

Так что она приземлилась на поле возле деревушки на острове Менорка. Она решила опуститься тут, потому что ей понравился пейзаж и она подумала, что тут никто не живет. Но поблизости оказалась деревенская девочка, собиравшая зелень; увидев внезапное появление Святой Розенды, она ошеломленно вскочила. Святая тут же дематериализовалась, но было поздно. Девочка помчалась к деревне, вопя, что увидела чудо. К ее истории отнеслись с полным доверием. Несколько сот человек выбежали в поле, надеясь взглянуть на святое видение. Паря в небесах, Святая Розенда поглядела на них и решила перенестись на материк. Проблема была в том, как найти приятное место и незаметно остаться там.

Учитывая многочисленные трудности, предстоявшие Святой Розенде, удивительно, что она не отказалась от своего замысла и не вернулась в космос. Она не могла общаться с людьми, даже если бы захотела, поскольку у нее не было голоса. Читать и писать она не умела: ведь в ее времена даже святым не обязательно было обучаться грамоте.

Идеальных условий для возвращения на родину не было, но выбора у нее не оставалось. Раз ей захотелось пребывать на Земле, с этим следует смириться. Мелкие неприятности, между тем, вполне искупало то, что у нее не было нужды есть или спать, а более всего — возможность мгновенно дематериализоваться, если ей что-то не нравилось. В любом случае, она вернулась не для того, чтобы общаться с людьми; напротив, Святая Розенда надеялась избежать всяких контактов с ними.

Так что она отыскала симпатичную пещеру на склоне холма и, устроившись недалеко от входа, смотрела на залитый солнцем пейзаж, а потом закрыла глаза и обдумала перемены, случившиеся с тех пор, как она покинула землю. Она знала, что планета не стоит на месте, все течет и меняется, так что невероятные изменения, которые, похоже, произошли за время ее отсутствия, ее не поразили. Больше всего ее беспокоила одежда, ибо она поняла, что именно наряд в первую очередь отличает ее от других женщин. Она не обретет желанного покоя, пока не станет похожей на них. Размышляя об этом, она обмотала голову тряпицей, найденной в пещере. Хотя бы нимб не будет виден.

Как-то днем, на миг открыв глаза, она увидела двух мальчиков, играющих неподалеку от входа в пещеру. Похоже, они ее заметили, но не обратили особого внимания. Успокоившись, она закрыла глаза. Когда же открыла их снова, мальчиков не было. Они появлялись почти каждый день, но к пещере не подходили.

Но она не знала, что мальчики сказали родителям о странной женщине, которая каждый день сидит на одном и том же месте. Поскольку неподалеку находились казармы и военный аэродром на другой стороне холма, жителей просили сообщать о подозрительных личностях.

Отец мальчиков рассказал караульному о женщине, живущей в пещере, и в результате Святую Розенду посетила группа солдат: они заставили ее пройти к джипу, ожидавшему на дороге за перелеском. Солдаты все время что-то спрашивали: она слышала и отчасти понимала, но ответить не могла. В основном, из любопытства, она решила уступить и пойти с ними; возможно, удастся узнать, чего они хотят. Кроме того, ей казалось, что будет в высшей степени бестактным преобразиться и исчезнуть у них на глазах. Она предпочитала делать это в одиночестве.

Сначала ее отвезли в полицейский участок: она не могла понять, что творится вокруг. Оттуда препроводили в больницу, объяснив дежурной сестре, что задержали глухонемую. Другая сестра отвела ее в маленькую комнату и оставила в одиночестве, заперев дверь. Врач, который должен был ее обследовать, заметил, как ее ведут в здание, и из-за диковинного наряда и намотанной на голову тряпки немедленно заподозрил, что это переодетый мужчина. Когда он услышал от сестры, что женщина не может говорить, его подозрения усилились.

«Vamos a ver»[14], — сказал он себе, открывая дверь комнаты, где ее оставили. За миг до этого Святая Розенда, возмущенная, что ее заперли в какой-то каморке и утомленная бессмысленной процедурой, дематериализовалась. Комната была пуста. Возмущенный врач вызвал сестру и сказал, что из-за ее беспечности, быть может, сбежал опасный преступник. Сестра ответила, что дверь была заперта, да и в любом случае, по ее мнению, это была просто умственно отсталая женщина, вот и все. Как бы то ни было, предупредили полицию и организовали поиски, поначалу — в больнице.