Царская немилость (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Как Брехт справился с ним на своих полях в Приморье? Ну, во-первых севооборот сделал в четыре года, чтобы все семена уже имеющиеся в земле проросли. А потом — прополка. Лучше всего для искоренения этой заразы подошёл картофель. Там всё равно нужно тяпать и полоть несколько раз за лето, уничтожая сорняки.

А чтобы не занести эту заразу снова были посажены все от мала до велика на переборку семенного зерна. Элитное зерно создавали. Сначала просеивали, а потом ещё и вручную перебирали. Пора применить полученный опыт.

За зерном Пётр Христианович поехал в Подольск. Ему же не много надо, он на свои эксперименты выделил всего девять гектар земли. Всю остальную свою землю выделил колхозу. То есть, ему нужно для посадки сорок сорокакилограммовых современных мешков пшеницы. На все злаки сразу Пётр кидаться не стал, если сможет справиться с овсюгом на пшенице, то потом за рожь возьмётся.

Сам ходил, заглядывал в продаваемые мешки с зерном и выбирал, сколько у кого купить. Про разносортицу даже и не думал, не существует ещё толком никаких сортов. Что найдут то и сеют, и что прадеды сеяли, то и сейчас в землю бросают.

Привёз, занял пока свободное помещение, что строители уже закончили для производства крахмала и посадил всех детей и дворовых и даже женщин с мужиками в качестве барщины, перебирать пшеницу от мелких, повреждённых зёрен и от овсюга. Некоторые хитрованы пробовали хитрить. Выгнал их и сказал, что семья исключается из колхоза. И пусть назад кастрюли и литовки несут и детей кормить полевая кухня не будет. Проняло. В ногах стали ползать и пообещали работать, пока всё не исправят. Больше проблем не возникло и за три дня всю пшеницу перебрали. Мужиков, как и графа, результат потряс. Разве чуть больше половины оказалось нормальной пшеницы. Пришлось снова за сорока мешками ехать в Подольск.

Не разорение это никакое. Пшеница вообще ничего не стоила. Пуд, то есть шестнадцать с лишним килограмм стоил пятнадцать копеек. Сорок мешков — это сто пудов зерна, или полторы тонны, и они стоили всего пятнадцать рублей.

Тем более что отходы не выбросили, они пошли на те же каши, что варили для детей на полевой кухне. Там овсюг не помеха, как и сломанное зерно или мелкое зерно.

После того как перебрали зерно, Пётр Христианович собрал всех тридцать восемь колхозников и лекцию им про овсюг прочёл, так как даже после того, как увидели результаты переборки многие перешёптывались, что вашество чудит по барской своей неграмотности в крестьянском труде. Деды мол так сажали и прадеды и их прадеды и ничего. Вон они какие все здоровые и бохатые.

— Как я? — Пётр рядом с собой Савела поставил, который ему до пояса.

— Бог дал.

— Ладно, мужики слушайте сюда. Овсюг примесью своих зёрен снижает и качество и количество продовольственного зерна. Убедились же. Посеяли бы как положено десять пудов на десятину, а на самом деле только пять, в два раза урожай должен подняться. Посадим на мои гряды, а осенью проверим. Потом и будем говорить, кто дурней. Только урожайность тут как бы и не главное. Овсюг является распространителем болезней — головни, ржавчины, а также вредных насекомых — гессенской и шведской мух, трипсов, нематод. В период вегетации овсюг расходует в два раза больше влаги, чем обычная пшеничка или рожь и, следовательно, значительнее иссушает почву. Ещё и этим урожайность снижается.

— Генесеновой мухи трипов?

— Насекомых вредных. Видели на ромашке чёрненьких жучков мелких. Это страшный враг. Трипсы. Ромашку нельзя к полю подпускать. Скашивать всё вокруг надо. А нематоды это такие прозрачные червячки в почве, они живут в корнях растений и тоже сильно урожай снижают. Бороться будем.

Граф народ шушукающий осмотрел, подождал, думал уймутся вскоре, да куда там, всё громче и громче шушукаться стали. Не вытерпел Брехт и по столу рукой хлопнул.

— Всё мужики, потом, вечером на завалинке обсудите. Есть ещё одна беда у нас с вами. Это спорынья.

Глава 13

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Событие тридцать седьмое

Отец Ираклий за неделю, что Пётр Христианович его не видел, разительно изменился. Другим человеком стал. Хотя, насчёт человека стоит посомневаться. У человеков таких рож не бывает. Небесный лик служителя божьего РАСТАРАБАНИЛО. Именно с большой буквы. Огромный флюс на месте правой щеки нарисовался. Вместо тыковки, ну, башки, получился баклажан. Тёмно-синий цвет и огромный нарост, на покрытой чужой бородой роже лица.

— Святой отец …

— Я не свяхой охец.

— Ну, да, я же латинянин проклятый. Отец Ираклий, чего это с вами? Провинились перед богом, и он вас наказал. Скоромным оскоромились? — не, так-то прикольно смотрится.

— Не бохохульшхуй. — И скривился, будто у него зуб болит.

— Давайте с трёх раз догадаюсь, у вас зуб болит, а к лекарю в Подольск ехать, денег и кобылы нет?

— Бохит плохляхый, — закивал отец Ираклий и как опять сморщится. Вот так и выглядят вурдалаки.

— Поехали, отвезу вас к своей травнице, а то уже вечер скоро, а до Подольска далеко.

— Хедьма!

— Ладно. Я вам не нянька. Счастливо оставаться. Потом когда абсцесс до мозга дойдёт и вы отправитесь к апостолу Пётру, то честно ему скажите, что вы из-за предрассудков окочурились.

— Хедьма…

— До свидания. Не болейте. Вы пастве здоровым нужны, — Брехт демонстративно медленно стал разворачиваться, потом, как в замедленном кино, сделал первый шаг.

— Хедьма … похожет?

— Не проверишь, не узнаешь. Нам Господь зачем разум дал. Эксперименты проводить.

— Не бохохуйствуй.

— Поехали, отец святой. Ах, блин, не святой. Поехали.

Приехали. Матрёна с Василисой Преблудной в новой купленной Петром Христиановичем агатовой ступке перетирали чего-то серо-зелёное. Вообще, Пётр, когда Василису увидел, то чуть не охренел. На конкурсе мисс мира первое место займёт с огромным отрывом, от всяких Деми Мур. Куда там брюнеткам американским. Если с актрисами сравнивать уж, то на Шарлиз Терон больше всего походила. И глаза тоже синие, а не голубые или там серые. Та вроде от голландцев и немцев внешность получила. А тут исконно-посконное личико, чуть овал более правильный. Красота, в общем. Несусветная. Настоящая ведьма.

— Красавицы! — вломился Пётр в избушку на курьих ножках, втаскивая за собой крестящегося двумя руками попика. Как увидел новый домик, так его чуть родимчик не хватил, — пациента принимайте. Зуб болит у святого отца, тьфу, у отца Ираклия.

Молодая ведьма перекрестилась, и не зашипела, а старая зашипела и не перекрестилась.

— Ну, всякой твари эскулап обязан помощь оказать. Клятва Гиппократа там.

— Конечно, Ваше сиятельство, вон пусть он на скамью сядет, сейчас я отвар ему дам, чтобы болело меньше, — откликнулась младшая ведьма.

— Иже еси на небеси, — начал закатывать глаза отец Ираклий.

Брехт сначала не понял, почему, но проследить решил за взглядом остановившимся попика флюсоватого. Обернулся и сам чуть в штаны не наделал. С блаженной улыбкой на бородавчатой … лице, Матрёна подходила к ним с непонятным кривым ножом.

— Лучшее средство от головной боли — топор? — отошёл в сторону граф.

— Гной там у него. Вскрыть надо. Ты бы, вашество, придержал его, а то порежется, в рот же лезть, будет потом с большим ртом, как проповеди читать смогёт.

— Отче наш, Иже еси на небесех!

Да святится имя Твое,

да приидет Царствие Твое,

да будет воля Твоя,

яко на небеси и на земли. — Звучало не так. Матерно звучало. И вообще кощунство. «Халхие хвое» — о чём это?

— Отец Ираклий, Господь терпел и нам велел. Давайте-ка я вас сзади за руки подержу. А то ведь дёрнетесь и вправду Гуинпленом станете.

— Халхие хвое …— Брехт его сзади одной рукой за локти сграбастал и притянул к себе, а другой взял за гриву нечёсаную и тоже потянул. Матрена ему в открывшейся рот чурбачок вставила и, поковыряв там крючковатым пальцем, залезла ужо после с ножиком своим кривоватым.