Вовка-центровой 4 - Андрей Готлибович Шопперт

с облупившейся краской. Почему нельзя признать очевидное? Эх, вот, если бы он, Фомин, стал старшим тренером! Тьфу, черт, надо же куда занесло. Юноша с опаской посмотрел на багрового от злости Якушина, словно опасался, что тот узнает о его мыслях. Нет, вроде не обращает внимания.

Светлым лучиком в царстве беспросветного мрака, царящего на поле в первые сорок пять минут, был, разве что, сильный удар Бескова по воротам Никанорова за пару минут до судейского свистка. Пусть и с трудом, но вратарь ЦДКА с ним справился. А в остальном… А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хо-ро-шо!

Мурлыча себе под нос прилипчивые строчки утёсовской песенки, Фомин в перерыве высокими прыжками, чтобы согреться, доскакал до туннеля под трибуны и, первым делом, подошёл к устало развалившемуся на скамейке в углу раздевалки – законном месте вратаря, Третьякову.

- Молоток! – подбодрил он приятеля. – Классно первый тайм отыграл. Видишь, как я и говорил, не так страшен черт. Давай-ка мы с тобой ещё разок проработаем установочку.

- Слышь, Фомин, - окликнул вдруг Вовку бедолага Радикорский. – А со мной можешь так же поработать?

В раздевалке стихло. Маститые, заслуженные футболисты, которые прошли и Крым, и рым, и медные трубы, удивлённо смотрели на своего товарища.

- Севка, ты чего? – попытался было обратиться к товарищу Леонид Соловьёв. – Ты что, правда, веришь, что все эти штучки-дрючки помогают?

- Отстань! – набычился защитник. – Мне плевать, как это работает, но я же вижу: мелкий со своим дружком перед матчем какой-то фигнёй позанимался и теперь тот стеной стоит. А ведь чуть раньше у него коленки тряслись. Признаться по правде, думал, сейчас с центра поля пропускать начнёт. Полную авоську нам накидают. Так что, идите на хер! Фомин, я - следующий после Третьякова.

- В общем-то, можно групповой сеанс провести, - потёр подбородок Вовка. Неужели стронулось? Тихо, главное, не спугнуть клиента!

Неизвестно, что именно повлияло: психологическая установка или самовнушение, но после перерыва Радикорский стал играть гораздо увереннее. По крайней мере, Якушин перестал хвататься за сердце всякий раз, когда мяч оказывался на левом фланге динамовской обороны.

Да и остальные игроки его команды ожили, задвигались, начали все активнее отвечать атакой на атаку, проводить осмысленные комбинации.

- Ну вот, видишь, стоило лишь правильно с ними поговорить и все стало иначе! – орлом глядел на Фомина повеселевший Михей. – Костя, смелее иди на него, смелее!

Вовка отвернулся, пряча улыбку. Ишь, возгордился-то как. А в первом тайме как мокрая курица сидел.

А потом случилось страшное.

Радикорский, которого во втором тайме будто подменили, в очередном единоборстве с Грининым явно не рассчитал, как именно следует останавливать настырного нападающего ЦДКА и срубил его в штрафной площадке. Да так неудачно, что и сам неловко упал на кочковатый газон и зашёлся в крике боли.

А скрипучий гудок судьи матча – знакомого до боли эстонца Саара – и его решительный жест оповестили зрителей, что назначен одиннадцатиметровый.

- Да твою же мать, - выругался Якушин. Незряче посмотрел по сторонам и снова выругался. Длинно и витиевато. Вовка аж заслушался. Эх, помнится, как-то довелось ещё в начале восьмидесятых, когда ни о каком Интернете никто и слыхом не слыхивал, общаться с одним историком. Сосед по даче у друзей, ага. Так тот, однажды, случайно саданув себе по ноге лопатой, как выдал тираду на несколько минут. Да такую, что все рты пораскрывали. «Большой загиб Петра Великого» оказался. А учёный тот, позже выяснилось, кандидатскую по русской обсценной лексике писал. Они ещё потом за ним с тетрадками бегали и просили повторить под запись.

- Фомин, - отмер, наконец, Михей. – Выйдешь вместо Радикорского. Он сегодня, судя по всему, отыгрался. Савдунин идёт на его место. И, Володя, попробуй что-нибудь сделать, я тебя очень прошу!

- Да ладно, чего уж, - неловко сказал Вовка. – Все будет тип-топ, Михал Йосич!

Бить пенальти пошёл Демин. Обычно штрафной удар выполнял Гринин, но его после столкновения с динамовским защитником пришлось заменить.

- Ты сможешь! – подбежал к Третьякову Вовка. – В глаза мне смотри! Реагируй по удару, не гадай. Слышишь?

Третьяков часто-часто закивал.

- Не боись, - с нервной улыбкой сказал он. – Я в порядке, Вов. В крайнем случае, просто обратно в Куйбышев отправят, верно?

- Я тебе дам Куйбышев! – рассердился Фомин. – Нам с тобой ещё в Бразилии за золото играть. Давай!

- Ото-о-йдитте за линнннию, - о, а вот и судья со своим смешным акцентом. Законник, блин. Да иду я, иду.

Демин начал свой разбег. Болельщики затаили дыхание. Кто окажется сильнее, вратарь или форвард? Форвард или…

- Да! – заорал Вовка и первым бросился к лежащему на земле товарищу. – Молодец! Намертво забрал!

А дальше было уже неинтересно. Просто в дополнительное время Фомин разбросал финтами уставших защитников ЦДКА и выкатил мяч Бескову, как на блюдечке. Но разве это они тогда выиграли? Конечно, же нет. Они победили в тот момент, когда нескладный худой верзила Третьяков вытянулся в струну двухсполовинометровуюююю и вытащил, выцарапал сильно пущенный мяч из «девятки» собственных ворот.

[1] «Советский спорт» от 09.10.1948 года

Радикорский - третий.

Глава 10

Событие двадцать первое

Причина вашего провала проста. Вы мало тренировались

Ваш главный соперник – в зеркале

Главное в спорте – не проиграть духом

Только Вовка пристроился на разложенную кровать рядом с Наташей Аполлоновой … Нет, не лёжа. Сидели, обнявшись, и целовались, ну, начали целоваться, как загрохотала входная дверь в квартире. Так входил только хозяин. Генерал. То ли сил девать некуда, то ли специально, предупреждая домашних, что хозяин пришёл, но Аркадий Николаевич всегда толкал с силой дверь, перед тем как зайти. И она, повинуясь какому-то по счёту