Искатель. 1970. Выпуск №2 - Петр Губанов

— Какая неосторожность и легкомыслие, господин майор. Вашим пистолетом могли воспользоваться…

— Вы сюда проникли не для того, чтобы читать мне нравоучения, господин обер-лейтенант! — с яростью сказал Бломберг.

— Яволь, господин майор! Мы продолжим нашу беседу в другом месте.

«…Что с Мари? Если арестовали меня, то ее наверняка постигла та же участь… О подлые, гнусные шакалы! Как я вас теперь ненавижу!»

…Бломберг сидел в машине, стиснутый с обеих сторон двумя рослыми гестаповцами с угрюмыми, враждебными физиономиями. Эйхенау сидел впереди, рядом с шофером. Он молчал, и это помогло инженеру взять себя в руки, приготовиться к тому, что его ожидало там, куда его везла машина тайной полиции.

Но, к удивлению Бломберга, Эйхенау приказал шоферу ехать не в гестапо, а на завод концерна. У проходной машина миновала решетчатые ворота с впаянными огромными буквами «Герман Геринг» и направилась к темному кирпичному зданию дирекции.

Привычная картина заводских корпусов, наполненных грохотом тяжелых машин, прокатного стана, ревом огня в домнах, металлическим звоном и сигналами паровозных и корабельных гудков, вернула Бломбергу хладнокровие и веру в собственные силы.

Выйдя из машины, гестаповцы повели Бломберга на второй этаж, в кабинет генерального директора. Служащие концерна с удивлением провожали взглядом инженер-майора, который появился на работе с гестаповским эскортом.

Бломберга уже поджидал Ратенау. Сам генеральный директор поручил коммерческому директору «разобраться в происшествии», которое бросало «зловещую тень» на репутацию руководства завода, и потребовал от Ратенау любым способом замять скандал.

— Позор, Бломберг! Какое бесчестье! — обрушил на инженера поток ругательств Ратенау.

Бломберг спокойно наблюдал за неистовой яростной вспышкой Ратенау. Тот явно взвинчивал себя, пытаясь психически ошеломить, обезоружить инженера.

Бломберг окинул взглядом просторный кабинет. Здесь ничего не изменилось с тех пор, как он в последний раз, перед командировкой на Восток, получил инструкцию от генерального директора. На стене висел огромный схематический план всей территории металлургического комбината с расположенными на ней производственными объектами. Рядом с письменным столом в витрине стоял — макет комбината.

— Невероятно, Бломберг! — снова выкрикнул Ратенау. — Вы, офицер рейха, связаны с подпольщиками, похитившими бюст Ленина!

«Теперь ясно, почему Дальбрюгге и Вольт так настойчиво расспрашивали меня, что я знаю о бюсте Ленина, — мгновенно сопоставил Бломберг то, что сейчас услышал из уст Ратенау, с настойчивыми вопросами эсэсовцев там, в казино. — Бюст не переплавлен. Его кто-то спас… Они подозревают в этом и меня…»

— Господин Ратенау, — сказал Бломберг спокойно, — я не понимаю, почему придается такое большое значение пропаже каких-то шестидесяти килограммов бронзы и в чем, собственно, обвиняют меня.

— Не прикидывайтесь наивным, Бломберг! — грубо оборвал инженера Эйхенау. — Вы отлично понимаете, почему враги рейха похитили именно бюст большевистского вождя. Они же не стали спасать другие памятники, которые находились в том же вагоне…

— Я еще раз повторяю, господа, политические мотивы всей этой истории меня совершенно не интересуют. К ней я не имею никакого отношения. Я инженер, металлург и хорошо разбираюсь только в том, что касается моей профессии.

— Там, в автобусе, вы, Бломберг, придерживались иной точки зрения! — Эйхенау обошел Бломберга и встал рядом с Ратенау. — Помогать внутренним врагам рейха, подпольщикам, коммунистам — это что, тоже элементы вашей профессии?

— Господин обер-лейтенант предъявляет мне совершенно необоснованные обвинения. Я удивлен, как вы, господин Ратенау, зная меня уже не один год, позволяете вести Эйхенау разговор в таком неуважительном тоне.

— Вам нужны факты, доказательства? Пожалуйста!

Обер-лейтенант раскрыл портфель и высыпал на стол пачку фотографий.

— Подойдите поближе, Бломберг. Смотрите внимательно. Здесь зафиксирована вся ваша воскресная прогулка от Линца до Вены. Вот остановка под Мельком. Дом на Пратер-штрассе, восемнадцать. «Штайер» въезжает в ворота и снова выезжает. Наконец, приятное времяпрепровождение в Гринциге. Эти фотографии, так сказать, предварительная заготовка для тюремного архива…

— Ну и что? — Бломберг в упор посмотрел на обер-лейтенанта. — Обычная воскресная поездка и столь же обычная работа гестапо. Не вижу ничего инкриминирующего.

— Кто он? — Эйхенау схватил фотографию Кернау.

— Отец моей невесты.

— А этот господин?

Обер-лейтенант извлек из портфеля еще один снимок. Бломберг сразу заметил, как схожи черты Мари с лицом этого незнакомого ему человека. И понял: своим ответом он сам загнал себя в угол. Бломберг не винил Мари за то, что она раньше не показала ему свой семейный фотоальбом. Но эта оплошность могла привести к тяжелым последствиям.

— Вы доставили в Вену на своем «штайере» двух членов подпольной организации Сопротивления — Мари Клекнер и часового мастера Кернау, — резко отчеканил Эйхенау. — Он-то и выдавал себя за «отца» фрейлейн Клекнер. В багажнике вашей машины был ящик, в котором преступники спрятали, быть может, взрывчатку, оружие, печатный станок, гектограф, типографский шрифт или — не исключено — даже похищенный ими бюст Ленина.

Обер-лейтенант заметил, как изменилось, посерело лицо инженера, но истолковал это по-своему, надеясь все новыми и новыми подробностями гестаповской слежки бросить строптивого майора на лопатки.

— Во дворе дома номер восемнадцать этот ящик был перенесен с помощью других подпольщиков в кузов грузовика и вывезен из Вены в неизвестном пока направлении.

— Что вы от меня хотите? Я ничего не знаю. Мы действительно поехали с моей невестой в Вену, провести вечер в Гринциге. Ее отца (Бломберг не хотел отказываться от первоначальной версии подпольщиков) по ее просьбе я просто подбросил в Вену по пути. В ящике же находился станок для его часовой мастерской. Вот и все…

Бломберг устало опустился на стул и на мгновение закрыл лицо ладонью.

— Мы охотно допускаем, дорогой Бломберг, — Ратенау неожиданно перешел на фамильярный, дружелюбный тон, — что вы стали жертвой циничного, расчетливого обмана, так сказать, слепым орудием в руках врагов рейха. Подпольщики бессовестно злоупотребили вашим чувством, страстной любовью к Мари Клекнер, ради осуществления своих преступных целей.

Речь коммерческого директора доходила до сознания Бломберга словно издалека, будто его отделяла стеклянная стена. Теперь Бломберг понял все до конца. «…Ты поступила правильно, Мари. Вы словно предугадали, что возникнет такая опасная ситуация, когда излишняя осведомленность могла бы привести к роковым последствиям. И ты, и Кернау выполнили свою задачу! Ошибку допустил я, не предупредив тебя заранее и откровенно об этой гестаповской слежке… Прости меня, родная…»