Глаз Эвы - Карин Фоссум

Подруги продолжали пить кофе, не обращая внимания на то, что происходило вокруг; кто-то приходил, кто-то уходил, официанты убирали со столиков, потом на них ставили новые чашки и тарелки; движение на улице было оживленным. Стоило им встретиться, как они тут же забывали обо всем — так было всегда.

— Помнишь, как мы высыпали картофельную муку на памятник китобоям, когда хотели сделать медуз? — смеясь, спросила Эва.

— А ты помнишь, как мы брызгали спреем в ульи Странде? — спросила Майя. — И тебя искусали пчелы?

— Еще бы, — улыбнулась Эва. — И ты везла меня домой в тачке и ругалась, а я ревела, как корова. Да уж, это была настоящая жизнь. Помню, температура у меня была сорок один градус. Папа тогда решил, что нам не стоит больше дружить. Я, кстати, до сих пор не понимаю, как тебе удалось дотащить меня до дома. Я даже с мальчишками не могла сама знакомиться.

— Да, ты с благодарностью принимала тех, кого удавалось найти мне. Хотя, по правде говоря, никто из них гроша ломаного не стоил.

— Естественно. Ты выбирала себе самого симпатичного, а мне доставался его приятель. Если бы не ты, я наверняка до сих пор оставалась бы девственницей.

Майя, прищурившись, взглянула на подругу.

— На самом деле ты довольно интересная, Эва. Может, тебе следовало бы стать натурщицей у какого-нибудь художника, а не писать самой?

— Ха! Ты просто не знаешь, какие гроши они зарабатывают!

— Во всяком случае, это был бы постоянный источник дохода. Я к тому, что у тебя не было бы проблем с клиентами, если бы ты дала себя соблазнить и стала работать со мной на пару. Я таких длинных ног вообще никогда не видела. Интересно, тебе всегда удается покупать брюки нужной длины?

— Я только юбки ношу.

Внезапно Эву охватил истерический смех.

— Ты что?

— А помнишь фру Сколленборг?

— Давай не будем!

Они помолчали.

— А почему ты решила открыть гостиницу именно в Нормандии?

— Ну, о том, чтобы затевать что-то в этом мещанском царстве, и речи быть не может.

— Значит, мы опять потеряем друг друга. А я только-только тебя нашла.

— Знаешь, поехали со мной, а? Франция — это самое подходящее место для такой художницы, как ты, разве нет?

— Ты же знаешь, что я не могу.

— Да нет, не знаю.

— У меня Эмма. Ей только шесть лет, скоро семь. Ходит в детский сад.

— Ты что, думаешь, ребенок не может вырасти во Франции?

— Может, конечно, но у нее ведь еще отец…

— Но разве она не с тобой живет?

— Со мной, — ответила Эва со вздохом.

— Вечно ты все усложняешь, — сказала Майя. — И всегда этим отличалась. Ясное дело: ты вполне можешь поехать со мной во Францию, если захочешь. Я даже придумала для тебя работу в гостинице. Работать по пять минут, но каждую ночь: прогуливаться по коридору в белой ночной рубашке с подсвечником на пять свечей. Мне хочется завести собственное привидение. А в остальное время можешь писать свои картины.

Эва допила кофе. Она ненадолго забыла о своих проблемах, а сейчас снова вспомнила и загрустила.

— А где ты будешь ужинать сегодня?

— Я никогда не ужинаю. Ем сыр и хлеб; вообще мало думаю о еде.

— Кошмар. Понятно теперь, почему ты такая тощая. Как ты можешь нарисовать что-нибудь путное, если не питаешься нормально? Тебе надо есть мясо! Сегодня мы ужинаем вдвоем. Пойдем в «Кухню Ханны».

— Но это же самый дорогой ресторан в городе!

— Неужели? Меня это не волнует, я знаю только, что у них самая вкусная в городе еда.

— К тому же я съела пирожные и наелась.

— Ничего, до ужина успеешь проголодаться.

Эва не стала протестовать и предпочла подчиниться. Все было так, как раньше. Майя была полна идей. Майя принимала решения и шла впереди, а Эва ковыляла за ней.

***

Они под руку вышли из «Глассмагасинет», прошли по брусчатке рыночной площади, ощущая тепло друг друга. Все было, как раньше. Эва много раз проходила мимо «Ханны», но даже не думала о том, чтобы зайти туда. Сейчас же двери распахнулись перед ними, Майя впорхнула в ресторан с довольной улыбкой, а Эва попыталась придать своему лицу соответствующее выражение — уверенности в себе. Метрдотель вежливо улыбнулся Майе. Даже если он и знал, благодаря чему Майя оплачивает счета, он хорошо это скрывал, и улыбка его не выражала ровным счетом ничего. Он осторожно дотронулся до руки постоянной посетительницы и проводил подруг к свободному столику. Эве пришлось сдать плащ в гардероб. Под плащом была линялая майка, и она чувствовала себя не слишком уютно.

— Роберт, как обычно, — сказала Майя. — Два раза.

Он кивнул и исчез.

Эва опустилась на стул и с любопытством огляделась вокруг. В ресторане царила особая тишина, присущая очень дорогим заведениям. Раньше она никогда такого не видела. Майя сидела спокойно — чувствовалось, что она давно перестала обращать внимание на подобные вещи.

— Слушай, а расскажи мне, как это, — с любопытством попросила Эва, — работать так, как ты.

Майя склонила голову набок.

— Ага, значит, тебе любопытно. А то я не знала! Все люди одинаковые.

Эва сделала обиженное лицо.

— Ничего особенного, — ответила Майя. — Обычная рутинная работа. — Она уставилась на скатерть и продолжала взволнованно: — Я не устаю удивляться мужикам. Как трудно бывает их удовлетворить и как быстро они кончают. Наверное, им кажется, что это самый лучший секс, — заметила она задумчиво, — яростный, грубый, без всяких там прелюдий и прочих церемоний. И никаких возражений. Всего десять минут, и все. Даже подумать не успевают. Да и я тоже делаю все, чтобы не думать. Только мило улыбаюсь, когда они платят. Но на самом деле…

— Что?

— Пора завязывать. Я уже давно этим занимаюсь.

Она подлила в бокалы вина.

— А сколько они тебе платят?

— Штуку. Ну, плюс-минус. Сначала деньги, потом товар. Лежу тихо с закрытыми глазами, с улыбкой на устах, ни единого звука. И никаких там поцелуев и объятий. Я ненавижу сюсюкать с ними, как с младенцами. Одежду снял, презерватив надел. Все равно что трясти однорукого бандита — главное вытрясти деньги.

— Тысячу крон? А сколько человек в день обычно приходит?

— Человека четыре-пять, иногда больше. Пять раз в неделю. Четыре недели в месяц. Так что можешь умножать.

— Они приходят к тебе домой, на квартиру?

— Да.

Официант поставил на стол креветочный коктейль и белое вино.

— А где ты живешь?

— На улице Торденшоллсгате, в многоквартирном доме.

— А соседи? Они не подозревают, чем ты занимаешься?

— Они не подозревают, они знают. А кое-кто из них — мои постоянные клиенты.

Эва угрюмо вздохнула. Она с наслаждением жевала креветку, огромную, как раковая шейка.

— Кстати, у меня есть еще одна спальня, — неожиданно добавила Майя.

Эва фыркнула.

— Так и вижу себя: перепуганная, как двенадцатилетняя девственница.

— Только первую неделю, а потом это становится работой. Ты могла бы работать несколько часов, пока Эмма в детском саду. Подумай, сколько вкусной еды ты могла бы ей купить!

— Она и так поперек себя шире.

— Ну, тогда фрукты, курицу и салат, — предложила Майя.

— Это невероятно, но мне даже захотелось попробовать, — призналась Эва. — Только я слишком труслива. Я для этого не гожусь.

На какое-то мгновение она пожалела о своих словах.

— Посмотрим.

Официант убрал тарелки и тут же появился с новыми: филе, маленькие морковки, брокколи и печеная картошка. И налил в бокалы красного вина.

— Но ты ведь не работаешь сегодня вечером?

— У меня сегодня выходной, а завтра работы немного. Твое здоровье!

Эва наслаждалась: нежное мясо так и таяло во рту, красное вино комнатной температуры выгодно отличалось от отцовской «Канепы». Бутылка быстро опустела, и Майя заказала еще одну.

— Знаешь, я никак не могу прийти в себя, — удивленно произнесла Эва. — Не могу представить, что ты действительно продаешь свое тело.

— Это лучше, чем продавать свою душу, — последовал неожиданный ответ. — Разве художники занимаются не этим? Если уж и есть у человека что-то свое, что он прячет от других, то это наверняка душа. Тело всего лишь оболочка, и я не вижу в нем ничего священного. Так почему бы не поделиться им, не быть щедрой, если кому-то оно может доставить удовольствие? Но душа — выставлять свои собственные мечты и тоску, свой собственный страх и отчаяние на всеобщее обозрение где-нибудь в галерее, а потом еще и получать за это деньги — вот это я называю настоящей проституцией.

Эва застыла. Изо рта у нее торчала морковка.

— Ну, это не совсем так.

— Неужели? Разве не об этом говорят все художники? Разве они не говорят, что надо отважиться раздеться до конца?

— Где ты всего этого набралась?

— Я шлюха, а не дура. Многие думают, что это одно и то же, — распространенное заблуждение.