Каменный убийца - Луиз Пенни

– Значит, это было убийство, Арман, – сказала Рейн-Мари, в недоумении покачивая головой. Они были вдвоем в библиотеке, и он только что ввел ее в курс дела. – Но как можно столкнуть эту статую с пьедестала голыми руками?

– Этот же вопрос задает и семья, – сказал Бовуар, войдя в комнату вместе с Лакост. – Минуту назад я сообщил им, что мы считаем это убийством.

– И?.. – спросил Гамаш.

– Ну, вы же знаете, как это бывает. Сегодня они верят, на следующий день – нет, – сказал Бовуар. – Не могу их в этом винить. Я довел до их сведения, что они могут покинуть Большой зал, но не гостиницу. И конечно, доступ на место преступления закрыт. Вас хотели видеть Питер и Клара Морроу, – сказал он старшему инспектору.

– Хорошо. Я тоже хочу с ними поговорить. Расскажите мне, что вам известно.

Агент Лакост села в мягкое кресло напротив Рейн-Мари, а двое мужчин устроились на кожаном диване; их головы почти соприкасались, когда Бовуар склонился над своим блокнотом, а Гамаш наклонился к Бовуару. Рейн-Мари подумала, что они немного напоминают матрешку – один в другом. Крупный, мощный Арман чуть ли не по-отцовски склоняется над Бовуаром, размером и возрастом поменьше.

Пока Арман наблюдал за работой на месте преступления, она звонила их сыну Даниелю. Тот очень хотел обсудить с отцом имя, которое они выбрали для ребенка. Он, так же как и она, знал, что означает имя Оноре для Армана. И хотя Даниель никогда и ни в чем не обидел отца, сейчас он был исполнен решимости дать ребенку это имя. Но что Арман Гамаш скажет сыну, узнав о возможном появлении еще одного Оноре Гамаша? И о том, что это имя будет носить его внук?

– Что говорят сами Морроу о том, как они провели предыдущий вечер? – спросил Гамаш.

Бовуар заглянул в свой блокнот:

– Семья в полном составе была на обеде. За одним столом. После обеда они разошлись. Питер с Кларой пришли сюда, выпивали. Сказали, что вы были с ними.

– Бо́льшую часть времени, – подтвердила Рейн-Мари. – Мы сидели на террасе. Но мы видели их через окно.

Бовуар кивнул. Он любил ясность.

– Месье и мадам Финни остались за столом и пили кофе, – подхватила отчет Изабель Лакост. – Томас и Сандра отправились в Большой зал. Томас играл на пианино, а Мариана отвела наверх своего ребенка.

– Бин, – сказала Рейн-Мари.

– Бин? – переспросил Бовуар. – Какой такой Бин?

– Бин Морроу, я думаю.

Они в замешательстве посмотрели друг на друга, потом Рейн-Мари улыбнулась.

– Бин – это имя ребенка, – объяснила она, – если вам угодно.

Ему это не было угодно. Угодно ему было одно: чтобы все это скорее кончилось. Жан Ги Бовуар давно подозревал, что все англичане чокнутые. И такое имя лишний раз подтверждало его убеждение. Кому еще могла прийти в голову мысль назвать ребенка Бин?[50]

– А Джулия? – спросил Гамаш. – Чем она занималась вчера вечером?

– Томас и Сандра Морроу говорят, что она пошла в сад прогуляться, – сказала Лакост.

– Она прошла в библиотеку из сада через москитную дверь, – вспомнила Рейн-Мари. – Мы к тому времени все были здесь. К нам присоединились Томас и Сандра Морроу. И Мариана. Старики Финни отправились спать.

– Они отправились спать до появления Джулии или после? – спросил Гамаш у жены.

Они уставились друг на друга, потом оба отрицательно покачали головой.

– Не могу вспомнить, – сказала Рейн-Мари. – Это имеет значение?

– Действия людей перед убийством всегда имеют значение.

– Ты же не думаешь, что они убили Джулию? – спросила Рейн-Мари и тут же пожалела, что задала этот вопрос мужу перед его подчиненными.

Но он вроде бы не обратил на это внимания.

– Какое у вас сложилось впечатление о Джулии Мартин, сэр? – спросила Лакост.

– Она была элегантная, умная и образованная. Она была самокритичная и обаятельная и знала это. Ты согласна? – спросил он у жены, и та кивнула в ответ. – Она была очень вежливая, что контрастировало с остальными членами семьи. Почти излишне вежливая. Она была очень милая, добрая, и я полагал, что именно такое впечатление она и хотела производить.

– А разве у большинства людей это не так? – спросила Лакост.

– Большинство людей хочет производить хорошее впечатление, это верно, – сказал Гамаш. – Нас учат быть вежливыми. Но у Джулии Мартин это было, на мой взгляд, чем-то большим, чем желание. Скорее, потребностью.

– У меня тоже создалось такое впечатление, – сказала Рейн-Мари. – Но мне показалось, что в ней было и желание манипулировать людьми. Помнишь, она поведала тебе историю о своей первой работе?

Гамаш пересказал Бовуару и Лакост историю о первой работе Джулии и реакции ее матери.

– Какой ужас говорить такие слова дочери, – сказала Лакост. – Внушать ей, будто она ничего не значит в этой жизни, что ее роль сводится к тому, чтобы быть кроткой и благодарной.

– Да, это ужасно, – согласилась Рейн-Мари. – Такое может искалечить человека. Но почему она сорок лет спустя рассказывает эту историю?

– И почему, как ты думаешь? – спросил Гамаш.

– Мне показалось любопытным, что она рассказала об этом тебе, а не нам. Но с другой стороны, я ведь не мужчина.

– Любопытно, – сказал Гамаш. – Что конкретно ты имеешь в виду?

– Я думаю, что она, как и многие женщины, в обществе мужчин вела себя иначе, чем в обществе женщин. А мужчины, похоже, не способны испытывать сочувствие к женщине, нуждающейся в эмоциональной поддержке. Даже ты. Джулия была уязвима. Но она, я думаю, пользовалась этим. Возможно, всю жизнь. И ее трагедия была не в низкой самооценке, хотя она и оценивала себя невысоко. Ее трагедия состояла в том, что она всегда находила мужчин, чтобы те спасали ее. Ей никогда не приходилось спасать себя самой. Она никогда не чувствовала, что способна на это.

– Насколько я понимаю, она приблизилась к тому, чтобы узнать, способна ли, – сказала агент Лакост, ни на миг не упускавшая нить разговора Рейн-Мари и Гамаша. – Она оставила мужа и начала новую жизнь.

– Да, верно, – сказал Бовуар. – С миллионами долларов. Не сказал бы, что это корректный тест на самодостаточность. Она – та самая Джулия Мартин, жена владельца страховой компании, который получил срок по приговору суда?

– Да, – ответил Гамаш.

– И что она делает в первую голову? – заметила Рейн-Мари. – Приезжает сюда. К семье. Она снова ищет помощи.

– Так ли? – спросил Гамаш чуть ли не у себя самого. – Может быть, ей нужно было от них что-то другое?

– Например? – поинтересовался Бовуар.

– Не знаю. Может быть, она ввела меня в заблуждение, но у меня возникло такое ощущение, что за ее приездом сюда стояло что-то еще. Она знала, что помощи от своей семьи она вряд ли дождется. Не думаю, что она приехала сюда за помощью.

– Месть? – спросила Рейн-Мари. – Ты помнишь прошлый вечер?

Она рассказала инспектору Бовуару и агенту Лакост о сцене между Джулией и ее родней.

– Так вы думаете, она приехала сюда, чтобы облегчить душу? – спросил Бовуар. – Она сказала преступнику-мужу, чтобы он убирался к чертовой матери, и теперь пришло время послать туда же матушку и остальных?

– Не знаю, – ответила Рейн-Мари. – Дело в том, что ее вспышка казалась такой спонтанной, такой неожиданной.

– Так ли это было на самом деле? – спросил Гамаш. Раньше ему это не приходило в голову, а теперь он вдруг задумался. – Мог ли кто-то из них спровоцировать эту вспышку? В конечном счете никто не знает тебя лучше твоей семьи.

– И о чем вы говорили? – спросила Лакост.

– О туалетах, – ответил Гамаш.

– О туалетах? – переспросил Бовуар.

Роскошь гостиницы произвела на него впечатление, но если высшие офицеры Квебекской полиции и богатеи на отдыхе говорят о таких вещах, то, черт побери, он может чувствовать себя здесь в своей тарелке.

Дверь открылась, и вошла Клементин Дюбуа, а следом за ней метрдотель и два официанта с подносами.

– Я подумала, что вам пора подкрепиться, – сказала хозяйка гостиницы. – Семье мы тоже отнесли еду и напитки.

– Как они? – спросил Гамаш.

– Расстроены. Они хотят вас видеть.

Гамаш посмотрел на поднос с холодным овощным супом, на поверхности которого плавали изящные листики мяты и завитки из лимонной корочки. На другом подносе размещались блюда с сэндвичами, ростбифом, копченым лососем, томатами и сыром бри. На последнем подносе стояли бутылки с имбирным лимонадом, настойкой с экстрактом хвои, имбирным элем и пивом и ведерко с бутылкой белого вина на льду.

– Merci. – Гамаш взял имбирный лимонад и спросил у метрдотеля: – Вы не знаете, когда вчера началась гроза?

– Я обошел напоследок все помещения и лег в постель. Меня разбудил удар грома такой силы, что я чуть не выпрыгнул из кровати. Я посмотрел на электронные часы – они показывали час с чем-то. Не успел разглядеть: электричество выключилось.