Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Замглавного, то есть Юрик, сказал, что вы здесь уборщицей работали, – вспомнил Леха.
– Да, полы мыла, пока мой Жорик не мог работу найти. Но я думала, что не переломлюсь, если еще один туалет помою. А Жорик мой мог переломиться. Он хотел шедевры делать, а не просто набойки ставить. Мы с ним много ругались. И что оказалось? Конечно, я оказалась права. Мой дорогой Жорик хотел создавать шедевры, а зарабатывать приходилось на простых набойках. Он мог взять одну пару и месяц ее реставрировать. Не хотел ни на что отвлекаться. Творил. Он был похож на них.
– На кого? – не понял Леха.
– На творческих – Юрика, Нику, Семена. Мой Жорик тоже хотел искусства, – пожала плечами тетя Валя.
– Куда ушел замглавного? Юрий? То есть Юрик, – спросил Леха.
– Искать Нику. Только зачем его искать? Он там, где всегда. Вот возьми. Отнеси ему завтрак. Скажи, тетя Валя передала, а то не станет есть или забудет. Всегда голодный ходит. Горе на мою голову. Сколько ни пытаюсь, никогда до конца не доедает. Я говорю, надо есть, а он не может. Болен. Скажи Юрику, что Нику надо в больницу отвезти, обследоваться. Болит у него все внутри. Может, от жизни, может, от других проблем. Пусть его положит. Друзья все-таки.
– А где дядя Жорик? Он так и чинит обувь? – спросил вдруг Леха.
– Ой, дорогой, ты сейчас мне такой комплимент сделал, как сам не думал. Мой дорогой Жорик умер восемь лет назад. Хорошо умер – много людей пришли с ним проститься, – ответила с улыбкой тетя Валя.
– И кто сейчас обувь чинит? – удивился Леха, думая, что сходит с ума. Или еще не протрезвел от домашней настойки.
– Как кто? Жорик! Сначала искали по объявлениям, но никто не умел хотя бы наполовину так чинить, как он. Потом по знакомым спрашивали. Но это тоже сложно – кто из матерей скажет, что сын ленивый или просто в город вырваться хочет? А если плохо работать станет и учиться не захочет, как его уволишь? Родственники не поймут, разговоры пойдут. Одно время помогал Ника, потом Юрик. Сейчас работаю я одна, но сестра обещала прислать племянника. Говорит, хороший мальчик, старательный. Нам надо сохранить бизнес, эту мастерскую. Что бы обо мне муж подумал, если бы я не смогла сберечь его дело? Очень плохо подумал. Все ведь так и ходят сюда по старой памяти, к моему Жорику. Так что приходится соответствовать, – улыбнулась тетя Валя.
– То есть никто не знает, что дядя Жорик умер? – уточнил Леха.
– Кто-то знает, кто-то нет, – пожала плечами тетя Валя. – Мастерская есть. Репутация и после смерти работает, если ты понимаешь, о чем я говорю.
– Вы чините обувь вместо мужа? – удивился Леха.
– Да, а что? Кто сказал, что, если я женщина, не могу делать набойки? Да чтоб ты знал, я за мужа половину заказов делала, когда он над своим дизайном месяцами сидел. – Тетя Валя возмущенно уперла руки в боки.
– Тяжело вам пришлось, – поспешно ответил Леха.
– Всегда тяжело. Когда легко было? Я не помню. Каждый год тяжело, – ответила тетя Валя с удивительным спокойствием и смирением. Будто считала, что нужно быть покорной судьбе и нести свой крест.
– То есть вы работаете под именем мужа и прячете здесь Коляна? – спросил Леха.
– Дорогой, я не знаю, о чем ты сейчас спрашиваешь, но мне не нравится, как ты об этом говоришь, – строго ответила тетя Валя. – Прояви уважение к этому дому. Ты у меня в гостях, веди себя как мужчина. Достойно. Говори со мной как с женщиной. Я не сотрудница редакции, не подчиненная.
– Простите, я не хотел.
– Знаю, дорогой, просто на будущее запомни. Нельзя в чужом доме вести себя неприлично, нельзя с женщиной в таком тоне разговаривать. Что о тебе подумают родители, которые на тебя сверху смотрят? Сейчас они тобой совсем не гордятся.
– Откуда вы знаете, что мои родители умерли? – тихо спросил Леха.
– Дорогой, ты такой маленький, такой бедный, что это сразу видно, – пожала плечами тетя Валя. – Недокормленный ты. Никто тебе подушку на ночь не взбивал, одеялом не укрывал. Зачем мне знать, если я чувствую? Поэтому не обижаюсь. Ты не виноват, что так говоришь.
– А кто виноват? – спросил Леха.
– Никто, дорогой, никто. Жизнь и судьбу нельзя винить. И Бога, если в него веришь, тоже не вини. Если легче от молитв, молись. Мне не стало, хотя я все монастыри на коленях проползла. Всем святым молилась, но никто не откликнулся. Видимо, были заняты. А теперь и в судьбу я перестала верить. После Семена, которого в психушку отправили. Не судьба его туда заточила, а люди. Так бывает. Хочешь бороться с людьми, борись. Не каждый может. Наш Юрик может. Всегда это делал. Тяжело ему. Он как двуликий Янус – один на работе, другой с нами. Не знаю, как он выдерживает. Мой Жорик не смог, сломался. Инсульт, потом инфаркт. Но после инсульта он сам захотел умереть. Врачи успели – голова работала, ходил. Только левая рука отказала. Не мог даже ложку держать. Я говорила – ты правой рукой все шьешь, чинишь, зачем тебе левая? И только тогда узнала, что мой Жорик – левша, переученный. Тогда в школах всех левшей переучивали на правшей. Заставляли писать правой. Моему Жорику левую руку бинтами к телу приматывали, чтобы он не мог ею даже двинуть. Так он научился работать двумя руками. Но когда его никто не видел, шил, приклеивал, строчил, делал набойки только левой. Тогда получалось идеально. Вот возьми, пирог тебе положила. Поешь потом, – сказала тетя Валя, тут же меняя тон и выдавая Лехе еще один пакет. – Только постарайся накормить Нику. Он такой
- Бабушка, которая хотела стать деревом - Маша Трауб - Русская классическая проза
- Коля-Коля-Николай - Петр Сосновский - Русская классическая проза
- Виланд - Оксана Кириллова - Историческая проза / Русская классическая проза
- Гороховый суп - Татьяна Олеговна Ларина - Классическая проза / Русская классическая проза / Ужасы и Мистика
- Творческий отпуск. Рыцарский роман - Джон Симмонс Барт - Остросюжетные любовные романы / Русская классическая проза
- Кедря и Карась - Андрей Лебедев - Русская классическая проза
- Эта спортивная жизнь - Татьяна Пешко - Периодические издания / Русская классическая проза / Прочий юмор
- Перловый суп - Людмила Улицкая - Русская классическая проза
- Коридор истинного пути - Марк Макаров - Русская классическая проза / Ужасы и Мистика
- Коридор - Сергей Каледин - Русская классическая проза