Как в книге (СИ) - Марина Мари

Глава 26

Никак не получается собрать мысли в кучу. Я безостановочно хожу по комнате, заглядывая в окно и проверяя телефон. Сильно волнуюсь. Так, будем думать логически. Что произошло после нашей переписки, где он вел себя вполне нормально и доброжелательно? Полет на самолете, потом приезд домой и мое сообщение. Больше ничего. Может у него случилось что-то, не связанное с моей персоной? Почему сразу я виновата в причине его плохого настроения? Да. Видимо кто-то разозлил его, и Максим просто не смог сдержаться и нагрубил мне. С кем не бывает, я готова простить такое. Главное, когда он приедет, нам нужно будет сесть и спокойно поговорить.

Слышу стук в дверь и вздыхаю с облегчением. Приехал. Сейчас мы разберемся и все встает на свои места. Радость долгожданной встречи никто не отменял, потому что я все равно дико хочу прикоснуться к нему, в каком бы настроении он ни был.

Дрожащими руками открываю дверь и вижу причину мои душевных терзаний. Как-всегда очень красивый и стильно одетый. Стоит насупившись и смотри на меня. Глаза чернее ночи, руки в карманах, губы вытянуты в тугую линию. По всем признакам — он чем-то недоволен. Вот только чем? Руки сами тянутся прикоснуться к нему. Последнее время мы часто общались на тему нашей долгожданной встречи, и я представляла, как это будет. В его сообщениях все было пропитано желанием увидеться и ожиданием нашей близости, поэтому у меня нет сомнений на счет его взаимности. Я делаю шаг вперед, провожу рукой по гладкому, только что выбритому лицу и мягко улыбаюсь. Он все еще стоит в проходе, как скала, которую не сдвинуть с места.

— Проходи. — Мы молча делаем синхронный шаг в мою квартиру. Я закрываю дверь и снова поворачиваюсь к нему лицом. Подхожу максимально близко, как кошка, которую срочно нужно приласкать. Мое либидо подскакивает вверх от его запаха и нахождения рядом. Волосы встаю дыбом от нашей близости, даже такой холодной и отстраненной с его стороны. — Что-то случилось? — Он не шевелится, не предпринимает никаких попыток прикоснуться ко мне. Взгляд отводит куда-то перед собой и смотрит, будто в горизонт.

— Да. — Резкий контраст его голоса с моим. Я пытаюсь говорить мягко и осторожно, он же — режет воздух своими словами, как ножом.

— Что произошло? — Я снова предпринимаю попытки растопить его льды физически. Температура моего тела сейчас определенно выше среднего, и я хочу поделиться этим жаром с мужчиной, стоящим напротив меня. Он убирает руку со своего лица, смотри мне в глаза и говорит:

— Нам нужно серьезно поговорить. — Я обескуражена таким заявлением, но деваться некуда. Его внешний вид и настрой не терпят возражений.

— Хорошо. Проходи. — Я показываю рукой в сторону барного стола — Чай, кофе?

— Ничего не нужно. — Мы присаживаемся напротив друг друга. Наступает минутная пауза и воздух в помещении наполняется напряжением. Мне становится неуютно и хочется поскорее разобраться с этим делом, чтобы вдоволь насладиться его присутствием рядом со мной. Ресторан в любом случае отменяется, так что я планирую отбросить весь церемониал и приступить сразу к основной цели этого вечера.

— О чем ты хотел поговорить? — Я первая решаюсь нарушить тишину.

— Ты сегодня отправила мне свою роман. — Я обескуражена таким началом диалога. Как это могло послужить причиной такого настроения? При чем тут может быть моя работа?

— Тебе не понравилось? — Это мое единственное предположение.

— Это не важно. Где ты взяла материал для него? — Я сразу же порываюсь ответить, что все это благодаря одной старой тетради, найденной на рабочем месте, но что-то останавливает меня. По сути, это была кража. Маленькая и безобидная, но факт остается фактом. — Катерина, ответь на мой вопрос. — Говорит он с нажимом.

— Из головы, от куда же еще. — В какой-то степени, это правда. По крайней мере так я пытаюсь оправдать для себя то, что вырвалось из моих уст.

— Не ври мне! — Ну я и дура! Вот зачем было это говорить? Только больше разозлила хищника, который сидит перед тобой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

О боже… И тут до меня доходят все причинно-следственные связи. Дневник. Он знает о нем и том, что основу для произведения я взяла оттуда. Но откуда?

— Отвечай. — Повторяет он более грубым тоном. Я теряюсь, а мой язык категорически отказывается подчиняться. — Катерина, не испытывай мое терпение!

— Я… — Чувствую себя загнанным в угол животным.

— Ты. — Он пытается успокоить свой голос, чтобы не пугать меня, и я продолжила повествование.

— Я просто пришла… там грязь… начала уборку… ну… — Не получается подобрать слова. В голове перекати-поле.

— Куда пришла?

— В архив…

— Дальше, Катерина.

— Ну… между полок была тетрадь… я увидела… в базе не было…

— И ты его просто взяла? Не сделала то, о чем я тебя просил? Не рассказала кому-то из работников? Просто взяла чужую вещь и промолчала? — Уже не говорит Максим и давит на меня на повышенных тонах.

— Нет! Не кричи на меня! — Я срываюсь. Понимаю, что неправа и он имеет полное право злиться, но я же тоже человек!

— Я буду делать то, что считаю нужным! Ты взяла чужую вещь, украла ее, а теперь пытаешься выставить за свою!

— Нет! Не пыталась я ничего присвоить. Я бы рассказала, что это написано на основе этого дневника.

— Это не отменяет твоего проступка.

— Что ты хочешь от меня? Чтобы я извинилась? Извини. Я не думала, что какая-то макулатура может так сильно разозлить тебя.

— Какая-то макулатура?! Не говори о том, чего не знаешь! У тебя 1 минута, чтобы найти хоть одно слово в свое оправдание и вернуть мне тетрадь. — Столько времени, находясь в архиве, он искал этот дневник. Но зачем? По телу пробегают мурашки. Я украла то, что ему было очень нужно.

— Я не собираюсь перед тобой оправдываться! — Отвечаю ему на повышенных тонах игнорируя мой внутренний голос и доводы рассудка. Это защитная реакция на агрессию с его стороны, и я не могу это контролировать.

— 55 секунд.

— Боже… Я просто взяла дневник, потому что люблю находить старые вещи и разглядывать почерки людей. Это глупо, я признаю. Потом увлеклась чтением и поняла, что это то, что я искала долгие годы. Понимаешь? Я проверила все базы и нигде не нашла хозяина и хоть какую-то информацию о нем. Решила, что это потеряшка, а учитывая внешний вид бумаги, довольно старая. Если столько лет тетрадь не была кому-нибудь нужна, значит я могу взять ее себе. А потом я начала писать. Много и активно. Меня увлекло и вот сегодня увидел во что это выросло. — Выговорила я почти на одном дыхании.

— Я тебя услышал, а теперь верни то, что принадлежит мне. — Он сдерживается из последних сил, чтобы не повышать голос, и я вижу нетерпение в его горящих глазах.

— Сдалась тебе эта старая тетрадь? Стоит сейчас из-за нее вот так себя вести? — Я боюсь, что могу расплакаться от его взгляда и голоса, направленного на меня. Я с детства плохо контролирую поток слезной жидкости из глаз, если кто-то давит или проявляет агрессию по отношению ко мне. С возрастом я стала справляться лучше и без труда прячу свои чувства от других, но сейчас другая ситуация. Все-таки Максим мне не чужой и каждое его грубое слово словно иголка в сердце.

— Где? Моя? Тетрадь? — Я встаю и на ватных ногах, пытаясь глубоко дышать и контролировать свое тело, приношу Максиму дневник.

— Почему ты так реагируешь? — Я потаюсь немного успокоиться и поговорить с ним более уравновешенным тоном. Не хочу в конец разругаться из-за всего этого.

— Потому что то, что сейчас лежит в моих руках, я искал это очень много лет.

— Но зачем?

— Это дневник моей матери, Катерина. А брошенный мальчик — это я. — У меня спирает дыхание, и я начинаю активно хватать воздух ртом. Боже мой… Вот почему он так остро реагирует на это! Вся картинка за секунды складывается в моей голове, как кадры кинопленки перед смертью. Вот он просит меня активно заняться архивом, чтобы найти эту тетрадь. Вот мы гуляем, и он рассказывает про свои мать и что долго ищет ее, но не может найти хоть какую-то информацию. Вот его слова про то, что он хочет поскорее распрощаться с издательством из-за памяти об отце, но сейчас не может это сделать. Значит все это время в «Строганов» он оставался из-за этой тетрадки! А я, дура, несколько месяцев не рассказывала ему про находку, хотя она была от него на расстоянии вытянутой руки.