Мой лучший друг товарищ Сталин - Эдвард Радзинский

Меня привезли в Бергхоф днем. «Мерседес» долго поднимался по горе и остановился у здания, больше похожего на гостиницу. Здесь находилась Служба безопасности СС.

На шоссе вдоль проволочной ограды стояла огромная толпа. Это были паломники. Они шли сюда со всей Германии. Долго поднимались в гору в надежде увидеть любимого «Народного Фюрера». Но изгородь и заслон эсэсовцев надежно охраняли территорию Бергхофа.

Паломники стояли в священном молчании, боясь потревожить покой любимого фюрера. Перед ними в столь же священном молчании стояла цепь эсэсовской охраны. Обычно, так и не увидев Его, паломники уходили, забрав с собой на память немного земли, по которой ходил Он. Но и это делало счастливыми граждан страны Гете и Бетховена…

Окруженная горными вершинами, трехэтажная вилла Гитлера выступала из лесной чащи… Здесь, в этом земном раю, и были продуманы захваты стран и кропотливое, заботливое, тотальное истребление целого народа.

Огромный белокурый эсэсовец провел меня к трехэтажному зданию. Мы поднялись по парадной гранитной лестнице. Рядом с домом, на площадке, залитой жарким горным солнцем, высокая длинноногая блондинка в шортах играла с овчаркой. Несколько молодых мужчин в мундирах весело участвовали в этой игре.

Кокетливая идиллия — на фоне голубого неба и покрытых снегом вершин. Игруньей была та, о которой столько доносили мои агенты, — Ева Браун. Эту простодушную хорошенькую женщину кто-то назвал «Разочарованием Истории». Гитлер заботливо скрывал ее, народ должен был знать, что у целомудренного Народного Фюрера только одна жена — Германия. Но здесь, далеко от столицы и людских глаз, бедной Еве разрешено было жить с ее земным богом…

Мы прошли в холл в готическом стиле, украшенный мраморными колоннами и гобеленами, и меня ввели в знаменитый конференц-зал. Я увидел знаменитое гигантское окно — стена из стекла, а за ней — горы, все те же залитые солнцем снежные вершины, и далеко внизу зеленая долина с крошечными веселыми домиками… Австрия, его родина.

Он стоял на этом райском фоне. Был он в коричневой рубашке и черных брюках. Помню, что выглядел моложе, чем на фотографиях. Лицо хищное — мясистый угреватый нос-клюв над аккуратно подстриженными усиками и узкими злыми губами. Прядь волос свисала на потный лоб, плечи покрыты какой-то светлой пылью. (Из донесений агента я знал, что это банальная перхоть, с которой Гитлер тщетно борется…) И взгляд — пристальный, хватающий в тиски, беспощадный взгляд льдистых, светло-голубых глаз.

Я поздоровался. Он, по-прежнему молча, пристально смотрел на меня. (Я носил бороду, коротко стриг волосы — короче, делал все, чтобы стать не похожим на своего великого друга.)

Наконец Гитлер отвернулся и, глядя в окно на земной рай, разразился монологом. Говорил баритоном, с явным австрийским акцентом:

— Вы шпион, работавший в Германии под именем князя Д. Мне рассказали, как ловко вы улизнули, обманули слежку. Неужели вы не еврей? Это они обычно спасаются хитростью, но не мужеством. Я знаю, долгие годы вы создавали у нас сеть красных шпионов. Уверен, почти все они были евреями. Многих мы уже навечно разместили в наших лагерях. Поверьте, как только мы сумеем окончательно решить еврейский вопрос, вы потеряете всю вашу агентуру в Германии. Впрочем, при наших новых дружеских отношениях она вам больше не понадобится. Все детали нашей будущей встречи с господином Сталиным вы обсудите с рейхсминистром… — (Борманом). — Он передаст и мое предложение о другом месте встречи. Сообщите господину Сталину, что я высоко ценю его деятельность и с нетерпением жду нашей встречи. — Он подошел ко мне вплотную, и тон его стал очень доброжелателен, голос мягок: — Передайте ему мою личную просьбу. Я кормлю птиц во время прогулок и заметил, что местные птички обожают зерно с вашей Украины. Я хотел бы регулярно получать такое зерно. Попросите об этом господина Сталина.

Он стоял очень близко, у него дурно пахло изо рта, я с трудом выдерживал. Он что-то почувствовал, отступил на шаг и повернулся ко мне спиной.

Аудиенция закончилась.

Когда я уходил, огромное окно начало подниматься, и ветер с гор проник в комнату.

Мне не пришлось отдохнуть после перелета. У «Мерседеса» меня ждал Борман. Я в последний раз обернулся на выступавшую из деревьев окруженную горами огромную виллу…

(Я приехал сюда вновь в семидесятых годах туристом. В помещении службы безопасности была гостиница, где я и остановился. Оказалось, она располагалась здесь и до Гитлера. Но с его появлением хозяина заставили продать ее. Рядом с гостиницей был вход в бункер, выстроенный для фюрера, который нынче можно посетить за две марки. Это запущенные, полуразрушенные сырые помещения, где когда-то находились роскошные апартаменты Гитлера, Геринга, Евы Браун и Бормана. Спускаться туда я не стал. Вместо этого прошел вниз по дороге пару десятков метров. Здесь, как я помнил, и была вилла. Но теперь все заросло деревьями. Я вступил в этот веселый залитый солнцем лес. С десяток шагов по тропинке — и я увидел сквозь деревья те самые гранитные ступени, по которым когда-то поднимались я и многие тогдашние правители Европы. Ступени — все, что осталось от виллы хозяина тысячелетнего рейха.)

Мы ехали с Борманом по горной дороге. За нами следовала машина охраны с белокурыми высокими молодцами. Воистину ирония: только эти охранники и походили на ту желанную расу, которую не уставали воспевать вожди Рейха. Сами вожди были насмешкой над собственными идеалами. Гитлер — невысокий, узкоплечий, с чересчур длинным туловищем, короткими кривыми ногами и лицом заурядного австрийского буржуа с пародийными усиками, смешно держащий во время выступлений сцепленные руки над причинным местом. Геббельс — крохотный сморчок, жалкий покалеченный уродец, волочивший увечную ногу. Геринг — безобразно растолстевший, с выпадающим громадным животом и расплывшимися, слоновьими чертами лица. Гиммлер — с внешностью ничтожного клерка, этакая хилая канцелярская крыса со срезанным подбородком. Борман — жирный, коротконогий скуластый боксер без шеи, о котором кто-то из них (кажется, Геббельс) сказал: «Если бы карикатуристы нарисовали его фигуру, непременно вышла бы свинья». Антисемит Розенберг, которому насмешница судьба подарила несколько еврейскую внешность… Вся эта компания, требовавшая чистоты расы, удивительно ярко являла ее вырождение…

Борман стал самым близким человеком Гитлера. Как его личный секретарь, он захватил наиважнейшее — распоряжался и гитлеровскими деньгами, и бытом. Гитлер проводил в Бергхофе треть своего времени, и Борман жил тогда рядом с ним. Любая прихоть фюрера моментально исполнялась… Как-то Гитлер, прогуливаясь, посетовал, что крестьянский домик у самой горы портит вид. Уже на следующий день он мог любоваться желанным видом — домик исчез.