Викинги Британии - Джон Каппер

В этой, по сути своей, мужской религии чувствуется недостаток более мягких качеств и добродетелей. Образ «Всеотца» Одина – божества смерти, войны и коварства – излучает не больше доброты, чем выбитое в скале каменное лицо старика с острова Хой. Однако сфера влияния Одина была ограничена: в мифологию Севера он пришел довольно поздно – не раньше железного века. Несмотря на то, что Один – это наш саксонский Воден, его культ вряд ли достиг западных берегов Британии. Воплощение высоких душевных – почти духовных – качеств, Один привлекал все больше аристократические умы; в то время как в сердцах обычных простолюдинов он никогда не мог преодолеть простую силу Тора.

Тор, Тор Громовержец, был, безусловно, главным богом британских викингов. Повелитель грома и молнии, вызывавшихся ударами его молота Мьельнир, Тор был воплощением силы и веселья, причем сила всегда была на первом месте. У Тора больше человеческих качеств, он всегда готов по-братски протянуть руку помощи. Сохранение мира во время различных людских собраний также было в его ведении; надлежащим образом устроенный тинг должен был начинаться в день Тора – в четверг. Даже когда Тор и уступил пальму первенства Одину, он остался, если можно так выразиться, «позади, но рядом» с Одином.

Красочная и детально разработанная германская версия мифа рисует Тора стражем Асгарда – жилища богов. В самой большой зале Асгарда – Вальгалле – сидит сам Один, при помощи двух своих воронов – Помнящего и Думающего – руководящий с высоты своего престола делами людей. Туда слетаются валькирии – вестницы смерти, «высокие девы в шлемах, в кольчуге, окропленной кровью», унося с собой с бранных полей на Земле через мост Радуги выбранных ими героев. Какого иного рая мог пожелать викинг, помимо этого места сражений и празднеств? Здесь приятно проводить дневные часы в поединках со своими собратьями. Вечером наступает перемирие, а затем в сумерках все отправляются верхом домой, садятся ужинать за столом Одина, а валькирии в шелковых одеждах разносят мед и мясо дикого кабана, и этот ужин «постоянно варят, а к вечеру он снова цел».[159]

Трусу, слабаку и умершему «пустячной смертью» от болезни или старости оставалось мечтать только о пронизывающем холоде Нифльхейма. Охраняемый сторожевым псом Гармом, управляемый неумолимой богиней Хель, Нифльхейм является не столько страной возмездия, сколько попросту жалким местопребыванием. Его вечная зима контрастировала с сияющим летом Асгарда.

Образ Бальдра Прекраснолицего добавляет еще один штрих к юношескому веселью Асгарда. «Он так прекрасен лицом и так светел, что исходит от него сияние».[160] В образе бога Бальдра, убитого стрелой из омелы благодаря злобному коварству Локи, нередко видят следы поклонения деревьям. Кроме него в Асгарде живет также Фрейр, сын Ньорда, который воплощает рыцарский дух: «Лучший среди могучих воинов жилища Асов, он не обидел ни одной девы и ни одной жены. Он развязывает путы пленников».

Однако полный каталог богов оказался бы не только слишком длинным, но еще и весьма непоследовательным. Здесь все четко разложить по ящичкам не удается. Характерные черты плавно перетекают от одного божества к другому, словно тени ветвей на земле, переплетающиеся друг с другом и накладывающиеся друг на друга. Фрейю, например, можно спутать с Фригг, так как обе являются богинями-покровительницами женщин и домашнего очага. Фрейр и Фрей срастаются в один образ, будучи покровителями плодородия. Тюр, древний бог войны, как и Ньорд, бог навигации, полностью теряются под сенью Тора.

Как бы ни была сложна и запутана северная мифология, в ней проглядывают гораздо более древние корни. На мировоззрении людей болезненно сказывались не только долгие жестокие зимы и суровые морские пейзажи Севера, над ними довлели также и суеверия. Знамения и сны, колдуны и волшебники, гномы и духи воды, земли и воздуха – со всеми ними, плохими или хорошими, норманн вынужден был считаться.

Поклонение природе никогда не уходило далеко от самой природы. Храмы располагались среди деревьев, что напоминает нам рощи друидов, которые и на самом деле были с ними схожи. Вспомним, что одним из первых деяний короля Бриана после его победы под Дублином была отправка людей на север, дабы они уничтожили, как место нечестивых обрядов, «Рощу Тора».

Предполагают, что сама форма этого храма с закругленными углами символически повторяла дерево. При этом внутреннее убранство главной залы, судя по всему, почти не отличалось от залы обыкновенного дома, за исключением роскошной обстановки и богатых украшений. Само святилище, вместе с алтарем и изображением богов, находилось в пристройке в дальнем конце здания. На алтаре лежала самая сакральная вещь – священное кольцо Тора. Это кольцо было похищено из дублинского храма предшественником Бриана не только из-за того, что в нем было много золота. Молот был эмблемой Тора, кольцо же являлось его собственноручной печатью. Свои самые страшные клятвы мужи давали на нем. Разве не на этом кольце Гутрум дал клятву соблюдать Уэдморское соглашение с Альфредом? И, похоже на то, что один древний оркнейский обычай, который и по сей день не совсем забыт, воскрешает память о кольце Тора. Среди мрачных мегалитов на Стеннисе один называется Кольцо-Камень, через круглое отверстие которого молодой человек и девушка в день помолвки жмут друг другу руки в знак верности.

Само ношение кольца Тора было знаком принадлежности к жречеству. С этим кольцом на руке жрец был особым человеком; без него он был мирянин во всем, кроме звания, обычный человек, который мог убивать и которого могли убить так же свободно, как и любого другого. Нередко человек совмещал функции жреца и вождя, и это было для него настоящей удачей. Роль жреца в своем собственном храме мог исполнять любой землевладелец; кроме того, человек мог стать жрецом, унаследовав это право или купив его. Правда, надо сказать, что отдельная каста священников была так же чужда духу викингов, как и особая таинственность жертвоприношений. Праздничные ритуалы могли проводиться не только в храме, но и на открытом воздухе и даже в помещении обычного мирского жилища.

Обязательной частью ритуала в храме или в обычном доме было то, что в центре пола зажигался огонь. Ритуал начинался с умерщвления жертвы, после чего жрец при помощи священной веточки окроплял сидящих на скамейках участников обряда и все остальное помещение кровью. Вслед за этим провозглашались тосты в честь богов и умерших родичей. «Благосклонные к людям, боги повернули свои головы к подношению». Жрецы делали маленький глоток крови, после чего по кругу пускался Кубок Памяти, наполненный медом или вином, который выпивался в честь умерших.

Со временем в жертву все чаще стали приносить лошадей, а не рабов или военнопленных, как это было раньше, хотя в Швеции массовые людские жертвоприношения в Упсале продолжались вплоть до одиннадцатого века. Сохранилось предание, что в Дании Свейн Вилобородый, чтобы получить помощь богов в своей первой экспедиции в Англию, принес в жертву ребенка. Однако принесение в жертву отдельных людей через вырезание на них орла прекратились только после окончательной победы христианства. Такое жертвоприношение врага, столь любимое норвежцами, имело то преимущество, что совмещало в себе жертву и Тору, и Одину, а также становилось местью непосредственно самому врагу: убийца таким образом восстанавливал попранную честь. Другой зловещий обычай – еще более древний, – распространенный также в далекой Полинезии, вполне мог продержаться и до самых поздних времен. Обычай отмечать первый спуск на воду военного корабля бросанием пленников на катки, по которым его спускали, был еще не вполне забыт даже во времена Олава сына Трюггви. В эпоху правления Олава один из епископов благочестиво заменил эту традицию вполне христианским обрядом освящения корабля.

В годы бедствий или «великих начинаний» имели место особые священные празднования, в дополнение к ним проводились и регулярные торжества. Во время летнего и зимнего солнцестояний, осеннего и весеннего равноденствий люди зажигали гигантские костры, чтобы почтить ход Солнца. Бельтан, «Майский День», отмечал начало сезона навигации, на Зимний День в середине октября приходился праздник урожая, благодарение за урожай корабля и плуга. Самым важным праздником был Йоль, длившийся целый месяц. Он начинался в середине января и достигал своего пика в Двенадцатую Ночь. В течение всех двадцати четырех дней, пока длился праздник, «люди должны были жить в мире и не работать больше, чем это было необходимо».

В мире викингов невозможно было силой ускорить полную победу христианства. Под давлением внешнего принуждения, подобно тому, как это было в Норвегии при двух Олавах, люди только притворились бы верующими, но в сердце упорно продолжали бы цепляться за убеждения своих отцов. Так. Олав сын Трюггви, взойдя на престол, «потребовал, чтобы все люди приняли крещение, а тех. кто противился, он подвергал жестоким наказаниям, некоторых убивал, других велел покалечить, а еще других изгонял из страны».[161] Неудивительно, что он был сметен той самой волной, которую вызвал. Олав. крещенный на островах Силли и прошедший обряд конфирмации в Англии, показал, как он понимает свою новую веру, еще до того, как он покинул Британские острова: он насильно обратил в христианство ярла Сигурда и забрал с собой его сына. Но поведение Сигурда, вскоре вернувшегося к своим старым убеждениям, показало ценность подобных методов.