Я начинаю войну! - Николай Пиков

Ну и рассказал ему, что афганская армия находится в стадии формирования. В наличии 10 дивизий, 300 самолетов, из них «МиГ» — 21, шестьсот танков, из них современных «Т-62» — 92 штуки, 1500 стволов артиллерии. Армия обучается. Трудность состоит в большой протяженности границ, которые армия и охраняет. Времени на обучение армии в этих условиях мало. Сейчас формируются погранвойска. Укрепим ими армию, сделаем ее более многочисленной. Нам нужны средства связи и вертолеты на случай развертывания боевых действий, вторжения банд.

Он на меня посмотрел и говорит: «Так войска надо вводить или нет?»

Я говорю: «Леонид Ильич, мое, и не только мое, мнение, но и генерала Павловского, который меня напутствовал до встречи с вами, таково: вводить войска не нужно! Не нужно, Леонид Ильич!»

«Но почему?»

«Армия способна во взаимодействии с пограничниками контролировать положение дел на границе. Это первое. Второе — если мы, Леонид Ильич, введем туда войска, американцы предпримут все, чтобы сделать боеспособными вооруженные отряды, которые формируются за границей из числа беженцев. Они их подготовят. Придет время, когда они вторгнутся в Афганистан. И третье — наша армия не готова драться в горах».

Устинов тут встрял, прервав меня: «Вы не расписывайтесь за армию!»

Я говорю: «Дмитрий Федорович, у меня есть основания так говорить. Ко мне же в группу приезжают офицеры-советники из наших внутренних округов. Вы их собираетесь ввести в Афганистан? Они понятия не имеют, что такое горы! Я пробыл в Одесском округе сколько лет, но ни одного учения в горах не провел. Такое положение дел во всех внутренних округах. Они не готовы!»

Ну и четвертое — ввод войск потребует колоссальных материальных затрат. Кроме того, будут людские потери. И еще одно — хоть и говорят, что наши войска собираются расставить по гарнизонам, могу сказать, что так вряд ли получится. Придется нам воевать первым эшелоном, а афганцам — вторым».

Он говорит: «Спасибо, товарищ генерал. Идите, чайку попейте в соседнюю комнату. Если хотите что-то посущественней — выбирайте, пожалуйста, по здоровью».

Я пошел в другую комнату, а Иванов стал докладывать после меня. Что он говорил, не знаю, но, когда мы сели потом с Огарковым к нему в машину, Николай Васильевич мне и говорит: «Лев (он меня только так звал), мы проиграли».

Больше он мне ничего не сказал. Я понял, что Политбюро приняло сторону Иванова.

ВОПРОС: Вы потом общались с Ивановым?

ГОРЕЛОВ: Ну а как же!

ВОПРОС: Что он вам говорил?

ГОРЕЛОВ: Ничего не говорил, мы с ним поехали после этого на пьянку, которая, кстати, не состоялась. Я подумал, что они сейчас завезут меня и не выпустят оттуда!

ВОПРОС:???

ГОРЕЛОВ: Могли и посадить. Я же против них выступил. Я это чувствовал. Мое мнение о ситуации в Афганистане с мнением представителя КГБ не совпадало, было диаметрально противоположным!

ВОПРОС: Вы сказали на Политбюро, что если мы введем войска, то мы и будем драться в первом эшелоне, а афганцы во втором. Откуда у вас была такая уверенность?

ГОРЕЛОВ: Ну, а зачем им кровь проливать, если пришла Советская Армия? Они решат: пусть сами подерутся!

ВОПРОС: Вы сказали, что, когда вас уже вернули в Москву, узнали о вводе войск. Но вы же не могли не видеть, что что-то необычное происходит? Взять прибытие нашего батальона в Баграм…

ГОРЕЛОВ: Ввод баграмского батальона я расценил как меру по охране авиационной базы.

Я догадывался, конечно, что на эту базу потом могут сесть наши самолеты. Но вот для чего? Думалось, что, может быть, для того, чтобы наши транспортники доставляли в блокированный Хост продовольствие. В то время я думал несколько о другом. Я подумывал, что было бы хорошо Афганистану иметь свои десантные войска. А в баграмском батальоне я был пару раз. Мысль о готовящемся вводе войск в голову, конечно, приходила. Взять хотя бы приезд в Афганистан того же Гуськова. Гуськов — замкомандующего ВДВ. Он прибыл в Афганистан с группой офицеров. В ходе своей поездки он познакомился с аэродромом в Баграме, другими аэродромами. Полетали мы с ним, потом он улетел. Но, честно говоря, я думал, что он приехал проверить этот батальон. Правда, тогда такая мысль мелькнула.

А вот когда я окончательно прозрел насчет ввода войск, это когда он приехал еще раз и, не представившись мне, работал в Кабуле, ездил по всем объектам. Об этом мне доложил военный атташе. Почему он мне тогда недоверие высказал? Почему не представился по приезде, как это положено? Мы же дивизиями вместе командовали, это же мой друг?! Значит, если будет ввод войск, первыми пойдут десантники? То есть они провели разведку на местности. Так и я когда-то проводил ее в Праге, за три месяца перед небезызвестными событиями. Почему меня не информировали? Наверное, потому, что подозревали, что я могу проболтаться. Они знали о моих тесных отношениях с Амином. С этой точки зрения они сделали верный шаг.

ВОПРОС: В некоторых источниках писали, что вы и Иванов рассматривали возможность ввода спецбригады в Афганистан?

ГОРЕЛОВ: Я такой директивы не подписывал.

ВОПРОС: Не подписывали?

ГОРЕЛОВ: Не подписывал. Хотя в документах, возможно, где-то это и есть. Пусть пишут, что хотят, я не подписывал.

ВОПРОС: Возникает вопрос. Могло случиться так, что от вашего имени проводилась какая-либо работа, о которой вы могли не знать?

ГОРЕЛОВ: Возможно. Машина работала слаженно. Может быть, посол с Ивановым что-то и решили, а меня спросить забыли или не захотели. Они-то подписали, а меня пригласить для подписи забыли. Моя подпись, видимо, уже была тогда не обязательна.

ВОПРОС: Как вы узнали, что вас снимают с должности Главного военного советника?

ГОРЕЛОВ: Я отслужил в Афганистане с 1975 по 1979 год. Это же сколько лет! Посылали туда меня на три года, а меня все время то Дауд назад не пускал, писал телеграммы — оставьте военным советником Горелова, — то Амин. Я уже хотел замениться, но Тараки тоже стал писать — оставьте нам этого Главного военного советника.

Я и Огаркову сказал: «Целесообразно меня заменить».

Он говорит: «Лев, понимаете, такая обстановка, побудьте еще, мы вас заменим».

Возможно, это мои домыслы, но все же, как мне кажется, убрали меня из Афганистана именно из-за моей позиции по вопросу ввода войск. Убрали сразу по прилете в Афганистан после моей московской поездки, после Политбюро. В Москве меня начальник ГШ принял. У министра не был — не пригласили даже. Вот и весь сказ.

ВОПРОС: Вы передавали дела…

ГОРЕЛОВ: Да, передал дела. Мы со сменщиком полетали по всем войскам. Я тогда ему единственное сказал: «Не ввязывайся в политику, занимайся боевой подготовкой, готовь войска к войне. Ввяжешься, начнешь поддерживать одну из партийных группировок, предположим, «Хальк», — на вас обрушатся другие офицеры. Они не будут работать с вами. Лучше относиться ко всем одинаково. И выслушивать, всех выслушивать».

ВОПРОС: Вы долго проработали в Афганистане, знали внутренний климат, людей. Когда ввели войска, к вам потом за помощью не обращались?

ГОРЕЛОВ: Как-то в конце 80-го года позвонил начальник Генерального штаба: «Как вы смотрите на то, чтобы вернуться в Афганистан?»

Я как был у телефонной трубки, так и встал по стойке «смирно». Отвечаю: категорически против! Категорически! Как я туда вернусь?! Все, с кем я работал, расстреляны. Начальник Генерального штаба расстрелян, а это был мой лучший друг. Он же был полностью просоветский человек! И других постреляли. Семьи всех расстрелянных живут в микрорайоне, они никуда не делись. Как я буду смотреть им в глаза? Они подумают, что войска ввели с моей подачи. Я туда не поеду! Отказался, и все.

ВОПРОС: Вы когда говорили про начальника Генштаба, вы Якуба имели в виду?

ГОРЕЛОВ: Да, Якуба. Хороший был парень, закончил нашу Академию. Боже мой! Я же сам его рекомендовал в Академию Генерального штаба, хотел, чтобы в Афганистане был полностью «пронаш» человек! А он любил Советский Союз, был очень деловой человек. Хотя Ватанджар тоже был хороший, просоветский парень, но не такой, как Якуб. Если так можно выразиться, немного «вихлявый». Мог при случае и в сторону уйти. Хотя я и с ним был в хороших отношениях…

Рассказывает генерал-майор Василий Петрович Заплатин (бывший советник первого Начальника ГлавПУ афганской армии)

Я был на должности старшего инспектора Политуправления Сухопутных войск. В моем ведении были все политорганы, партийные организации всех групп войск — в Германии, Центральная, Южная и Северная группы войск. То есть ведомство А. А. Епишева.

Судьба сложилась так, что в этот период я уехал в командировку в Германию, пробыл всего два дня, поступает сигнал — срочно позвонить в Москву. Звоню в Москву. Пытаюсь уточнить, в чем дело. — «Узнаешь здесь».