Я начинаю войну! - Николай Пиков

Хочу подчеркнуть, что атмосфера для работы военного советника при Дауде была намного лучше. Он нас поддерживал во всех мероприятиях. А когда пришли Тараки, Бабрак, началась драчка между ними. Это здорово отражалось на офицерском корпусе. Начались «непонятки». Говорим — надо сделать то-то. Начинается пробуксовка. С трудом пробивали вопросы. Правда, многое сделали, многое успели.

С приходом новой власти были введены политорганы. Приехал советник при Главном политическом управлении, начали создавать коммунистические ячейки, организации. Василий Петрович Заплатин этим руководил, он очень много сделал по созданию политорганов в армии, и это послужило делу сплочения армейских рядов. Он, кстати говоря, очень много работал, старался примирить эти две группировки. Он много что сделал: во всех полках и дивизиях были созданы политорганы. Кое-как это помогло сплотить армейский коллектив. Но в целом все относились друг к другу с подозрением. В частности, командиры — к партийным организациям. Конечно, с подозрением относились, но в голос не высказывались. Однако чувствовалось во многом, что командиры не хотят делиться властью с политработниками. Не хотел командир иметь ни помощника, ни заместителя. Он все делал сам.

ВОПРОС: После революции приехали еще советники по другим линиям, КГБ?..

ГОРЕЛОВ: После этого приехали советники по пограничным войскам, начали создавать пограничные войска. Это дало нам право собирать армию. Многие части стояли на границе с Пакистаном, а мы их стали в кучу собирать, вместе, дислокацией начали заниматься. А погранвойска, которые только формировались, стали на границе свои дела делать. С пограничниками мы в самом тесном контакте были, но становление погранвойск только начиналось. С ПГУ (Первое Главное управление КГБ при СМ СССР), честно вам говорю, отношений никаких не имел, вот такие дела…

ВОПРОС: Пишут, что отношения между «Хальк» и «Парчам», а иногда и противоречия со временем отразились и на наших советниках. Кто-то больше общался с халькистами, кто-то — с парчамистами.

ГОРЕЛОВ: Честно сказать, мы этого не замечали. Каждый день, когда ко мне приезжали вечером советники с работы, я им говорил — ребята, сейчас такая обстановка тяжелая, они дерутся между собой, не лезьте в эту драку, не поддерживайте ни тех, ни других, занимайтесь подготовкой армии, боевой подготовкой.

Потом, это уже был другой этап, Николай Васильевич Огарков мне говорил: «Лев Николаевич, в Афганистане мы бомбой и снарядом порядка не наведем».

ВОПРОС: Произошла революция, пришли к власти так называемые коммунисты. Вы говорили, что до этого обстановка в стране была достаточно стабильная, — как отразилась на ней революция?

ГОРЕЛОВ: Я видел все это, располагал достоверной информацией о том, что обстановка в стране усложнилась. Усложнялась в каком плане: к примеру, я — бедный человек, у меня дом. И есть там 20, 30, 50 соток земли. Вы — богатый человек. Мне отдают вашу землю, а они не могут брать и не берут. Единицы из бедняков взяли, потому что у них это было запрещено традициями, законом, что ли. Ну не брали они землю. Начались противоречия на селе, кругом-то у них одно село. На офицерах все это тоже здорово отражалось. Офицеры же тоже многие выходцы из сельских районов.

ВОПРОС: Недовольство в армии стало возникать из-за этих земельных реформ?

ГОРЕЛОВ: Да, правильно, из-за земельных реформ.

ВОПРОС: Что все-таки стало происходить в стране? Какое-то началось сопротивление?

ГОРЕЛОВ: Внутри сопротивления не было. Началось активное вторжение извне. Со стороны Пакистана. Усилилось его влияние на бандформирования, так мы их называли. И началась активная подрывная агитационная работа против Тараки и Амина.

ВОПРОС: Как это выглядело на практике, что происходило?

ГОРЕЛОВ: Засылались банды, начало формироваться сопротивление. Сопротивление выражалось по-разному: организовывались акции протеста, имели место и нападения на Вооруженные силы, ведь почти в каждом районе стояли войска. Конечно, было много недовольных политикой Тараки. Но в основном вся подрывная работа против Тараки, против коммунистического режима, как они его называли, организовывалась из Пакистана.

ВОПРОС: А вы когда познакомились с Тараки, с Амином, расскажите, пожалуйста.

ГОРЕЛОВ: 5 мая я был приглашен на обед к послу. Неожиданно появляются Тараки с Амином. Посол представил меня, Тараки поинтересовался, откуда я, кто таков. Коммунист я или нет, про семью спрашивал, как мы здесь устроились, как работаем, какие взаимоотношения у нас с нашими офицерами, каково количество советников.

Посол тут и говорит: «Ну, вы с ним побеседуйте». Мы сели отдельно в сторонку с Тараки, стали говорить…

Я ему рассказал о положении в армии. Он потом Амина пригласил, сел и Амин рядом. В последующем я с ним много раз встречался, мы проводили операции — Ургунскую, к примеру. Две дивизии тогда участвовали в операции, когда туда пакистанцы вторглись. Пришлось освобождать территорию. Барикотскую. Я Тараки про каждую операцию отдельно докладывал. Как я потом понял, к этим моим докладам очень ревниво относился Амин. В том плане, что потом как-то сказал мне: «В последующем докладывайте мне, не обязательно докладывать Тараки». Было дело…

На меня Тараки произвел очень хорошее впечатление: добродушный человек. Добрая о нем осталась память. Амин — работоспособный, мог работать по 18 часов в сутки, не спать ночью, работать. Очень работоспособный, имел большое влияние в армии. Он был большим авторитетом. Амин и раньше, когда еще в подполье был, курировал армию. От халькистов. Тараки ему доверял, он его звал своим сыном, а тот звал его своим отцом. Амин — грамотный был мужик.

Мне казалось — я, может, чуть вперед забегаю, — когда вопрос стоял о штурме дворца, о вводе наших войск, если бы мне приказали убрать этого Амина и если бы вопрос о вводе войск встал только из-за Амина, я бы мог отравить его в любую минуту, выполнить это решение у меня возможность была. Мы с Павловским частенько сидели вместе с Амином — готовили ургунскую, барикотскую операции. В общем, дружбу с Амином можно было бы и закончить, если, повторяю, вопрос о вводе войск в Афганистан упирался бы только в него.

Амин был сложный человек. Писал письмо Брежневу. Как-то раз мы с ним за полночь работали. Я уехал домой, и вдруг сразу присылают за мной машину: «Амин вас просит снова приехать». За час до этого я с Амином беседовал перед своим отлетом в Москву: был разбор, подведение итогов работы советников. Я ему доложил, что уезжаю в Москву, за меня остается такой-то, но он попросил передать привет Брежневу.

Я приезжаю ночью опять к нему, он говорит: «Передадите письмо Брежневу». Я отвечаю: «Товарищ Амин, я далек от Брежнева, но письмо передам начальнику Генерального штаба или министру. С ними я встречаюсь». Я думаю, что сейчас мне дадут письмо. А он и говорит: «Письмо завтра вам на аэродроме вручат». Понимаете его шаг?

Куда мне ехать, что делать, ума не приложу. Это же чисто дипломатическая работа, посол должен знать. Я еду на другой машине к послу, докладываю. Он говорит: «Епт! Как же прочитать это письмо, ну как же его прочитать?»

Я отвечаю: «Пока письма нет».

Приехали на аэродром, вот-вот самолет взлетит, меня провожают все: министр обороны, прочие. Нет письма. Все, конец. Я уже бегу по трапу, и вдруг за мной бежит начальник Главного Политического управления — мне письмо. Самолет взлетает, наши кагэбисты не прочитали, никто. И посол не прочитал. Я прилетаю в Москву, письмо вручаю начальнику Генштаба. Николай Васильевич говорит: «Ну что, будем читать?»

Я говорю: «Товарищ маршал, решение ваше…» — «Ладно, передадим КГБ…»

Не знаю, что там было, но передал. Что Амин просил в этом письме, я потом узнал. Он просил встретиться с Брежневым в любой точке, на нашей территории, в Афганистане. Но, конечно, ответа он не получил.

И еще одно: Амин был очень работоспособный. Если бы с ним удалось наладить хороший контакт, можно было бы этим пользоваться какое-то время.

ВОПРОС: Это как раз тот вопрос, который я хотел задать. Много разговоров было — Амин американским агентом не был… Что вы про это думаете?

ГОРЕЛОВ: Я отвечу вам — по этому вопросу я переговорил с десятками офицеров афганской армии. Из этих разговоров вынес для себя, что никаких официальных данных, что он был завербован разведкой США, нет. Но он там учился. В этой связи появились разного рода домыслы, что якобы работает на американскую разведку, то есть на США. Но я так не думаю. Его надо было придержать, назначить ему хорошего политического советника, договориться с ним. Его надо было удержать на какое-то время, потом, может быть, снять, но на время становления режима надо было его удержать.

ВОПРОС: Вы так говорите, хотя тогда еще был жив Тараки, как будто главным был Амин, а не Тараки.