Начинали мы на Славутиче... - Сергей Андрющенко

— Противник остановлен.

— Знаю. Но этого мало. Надо восстановить положение.

— Примем все меры.

— Готовьте свои соображения. Утром к вам прибудет командующий фронтом, — сказал в заключение А. Н. Боголюбов.

Сразу же после разговора я вызвал к себе всех начальников отделов и служб и, проинформировав их о прибытии командующего фронтом, дал указание подготовиться каждому по своей линии к докладу. На это отводилось два с половиной часа. К этому сроку все данные должны были сосредоточиться в оперативном отделе, где их следовало обобщить, чтобы подготовить комкору для принятия решения.

Никому из операторов, так же, впрочем, как и мне, в ту ночь не пришлось даже вздремнуть. Но зато к утру работа была закончена, и начальник оперативного отдела подполковник В. С. Новиков с удовлетворением сказал мне:

— Все готово, Сергей Александрович.

— Подождите радоваться, — предупредил я. — Могут быть такие вопросы, которых мы с вами не ожидаем.

— Ручаюсь, что мы предусмотрели все.

Чуваков встать не смог, и встречать командующего фронтом пришлось мне. Заслышав шум подъезжающих машин, я выскочил из избы и сразу почувствовал леденящий холод. Сыпал снег. Резкими порывами налетал ветер, пронизывая шинель как решето. Невольно подумалось: «Каково-то сейчас в окопах…»

Вместе с генералом Н. Ф. Ватутиным приехали член Военного совета фронта К. В. Крайнюков, командир 4-го гвардейского танкового корпуса П. П. Полубояров и командир 25-го танкового корпуса Ф. Г. Аникушкин.

Когда мы вошли в дом, лежащий на кровати Чуваков попытался приподняться.

— Лежите, лежите, — торопливо остановил его Ватутин. — И не разговаривайте: вам это тяжело. Отвечать будет ваш начальник штаба. Он же в курсе дела. Верно, товарищ Андрющенко?

Я впервые видел командующего фронтом так близко. Николай Федорович был невысокого роста, коренастый, плотный. На его широком улыбчивом лице светились большие умные глаза. Высокий бугристый лоб был исчерчен резкими наломанными морщинами.

Ватутин попросил подробнее доложить ему о противнике. Я сделал знак начальнику разведотдела, и Курнышев подал заранее приготовленную карту. Ее ночью захватили в одном из подбитых немецких танков разведчики 226-й стрелковой дивизии. На карте были подробно нанесены обстановка, расположение гитлеровских войск, места нанесения их ударов на нашем направлении. Это был ценнейший для нас документ, раскрывающий замысел противника. Из него вытекало, что 1-я танковая и дивизия СС «Адольф Гитлер» наступают вдоль железной дороги Коростень — Малин, а 7-я танковая дивизия — с юга в направлении Устиновка, Слободка с целью соединиться с указанной выше группировкой и, окружив часть сил 60-й армии в районе Малин, Чеповичи, уничтожить их.

Едва взглянув на карту, командующий фронтом быстро спросил:

— Где раздобыли?

Я коротко рассказал, при каких обстоятельствах была захвачена карта.

— Молодцы ваши разведчики! — заметил Ватутин. — Эта карта лишний раз подтверждает правильность нашего прогноза относительно замысла противника. Немедленно снимите для себя копию, а карту отправьте нам для доклада Генштабу. Продолжайте, пожалуйста…

Я обрисовал положение, сложившееся к исходу минувшего дня, доложил о потерях, которые были особенно большими в 226-й стрелковой дивизии, принявшей на себя танковый удар врага.

— А где были ваши танки? — повернулся Ватутин к Полубоярову. — Вы же должны были взаимодействовать с двадцать третьим корпусом на этом направлении.

Поскольку командир 4-го гвардейского танкового корпуса задержался с ответом, я был вынужден доложить, что одна из подчиненных нам бригад вела бой вместе с 226-й дивизией.

— Я обращаюсь к Полубоярову, — строго заметил Ватутин.

Полубояров пожал плечами и спокойно сказал:

— Начальник штаба корпуса доложил вам правильно, товарищ командующий, но танков-то у нас маловато: в бригадах по пятнадцать — двадцать машин, не более. Главные же силы по распоряжению генерала Черняховского ведут тяжелые бои с танками противника на стыке с тринадцатой армией.

Ватутин повернулся к Аникушкину:

— А к вам Чуваков обращался за помощью?

— Но мы же в вашем резерве, товарищ командующий, — доложил командир танкового корпуса.

Ватутин наклонился к карте и, обращаясь к Чувакову и ко мне, сказал:

— Необходимо за счет сто сорок седьмой и восьмой дивизий, собрав силы, двадцать третьего декабря восстановить утраченное положение. Я дам команду поддержать ваши действия авиацией. Через несколько дней нам предстоят новые большие дела. Конкретную задачу получите от командарма.

Генералы Н. Ф. Ватутин и К. В. Крайнюков уехали в штаб Черняховского, а мы начали ускоренными темпами готовить контрудар. Начать его было решено во второй половине дня 23 декабря. 226-я стрелковая должна была действовать совместно с частями, снятыми со второстепенных направлений. К участку прорыва мы подтянули три четверти всей артиллерии корпуса, а противотанковые орудия выдвинули в боевые порядки пехоты непосредственно к переднему краю. Для более конкретного руководства предстоящим боем, поскольку Н. Е. Чуваков чувствовал себя еще очень плохо, мне с группой офицеров штаба пришлось перебраться на наблюдательный пункт корпуса, расположенный в нескольких десятках метров от НП Петренко, где мы и оставались до завершения ликвидации прорыва. Вместе со мной там находились артиллеристы во главе с полковником В. А. Квашневским, начальник связи подполковник А. Ф. Шацкий с командиром корпусного батальона связи майором Н. М. Готовченко, операторы В. Е. Салогубов и К. Г. Андриевский.

Утром гитлеровцы предприняли четыре атаки силою до двух пехотных батальонов в сопровождении 20 танков. Ни одна из них успеха не имела. Тогда противник попытался ударить по участку обороны 8-й стрелковой дивизии. Генерал А. С. Смирнов позвонил мне и сказал:

— Мой левый фланг атакуют до полка пехоты и двадцать танков. А там у нас очень жидкая оборона. Мы же сняли часть сил. Может быть, подбросите туда что-нибудь?

— Ни в коем случае… Держитесь наличными силами. Постараемся помочь вам артиллерией, — ответил я и тут же приказал Квашневскому огнем корпусной артиллерийской группы помочь дивизии отразить атаку противника.

Для выяснения того, как организована оборона в левофланговом полку 8-й стрелковой и какой рубеж он занимает, туда был послан начальник топослужбы майор А. Ф. Зозуль. Через три часа он доложил, что атака немцев отбита, полк занимает позиции согласно приказу.

Видимо, чувствуя, что мы готовимся к ответному удару, гитлеровцы начали срочно укреплять занимаемые позиции, устанавливать минные поля, закапывать в землю танки, превращая их в огневые точки, значительно укреплявшие опорные пункты обороны.

В 14.00 23 декабря после короткой артиллерийской и авиационной подготовки 226-я дивизия во взаимодействии с подразделениями 4-го гвардейского танкового корпуса, частями 8-й и 147-й дивизий перешла в наступление. Противник попытался задержать наши войска на рубеже железнодорожной насыпи севернее Чеповичей и даже заставил наши стрелковые цепи залечь под артиллерийским и танковым огнем. Но полковник В. А. Квашневский приказал корпусной и трем дивизионным артиллерийским группам накрыть немецкие артбатареи и опорные пункты. Они были подавлены. Совместно с танками наша пехота снова двинулась в атаку.

В какой-то момент боя произошла заминка в продвижении частей 147-й стрелковой. Я связался с начальником штаба дивизии полковником И. С. Герасимовым:

— Почему топчетесь на месте?

— Встретили узел сопротивления, — доложил Герасимов. — Там у немцев танки и орудия, много инженерных заграждений.

— Так обтекайте этот узел и двигайтесь дальше не задерживаясь! Ваш сосед Петренко ушел вперед.

Подозвав капитана Макурина, я приказал послать корпусную группу разграждения на участок 147-й дивизии.

— Разрешите самому проследить за этим на месте? — попросил он.

Я ценил смелость капитана, но ведь место корпусного инженера было все-таки там, где решались основные вопросы управления войсками, потому спросил его:

— Разве у вас нет исполнителей, в которых вы были бы абсолютно уверены?

— Свой глаз вернее, — смутился Макурин и тут же добавил: — Сейчас распоряжусь, товарищ полковник.

К 16 часам гитлеровцы были выбиты из всех пристанционных построек. Станция Чеповичи перешла в наши руки. Линия фронта теперь проходила за ней более чем в полутора километрах. Развивая успех в направлении хутора Балярка, наши полки овладели восточной окраиной Липляпы, колхозом «Перемога» и селом Иосифовка. Положение на участке 226-й стрелковой дивизии было полностью восстановлено.

На следующий день немцы, правда, попытались вернуть утраченные позиции. Они атаковали части 8-й стрелковой большими силами пехоты в сопровождении 30 танков, 12 самоходок и 15 бронемашин, но были отброшены, понеся большие потери. Всего в этих тяжелых боях в районе Чеповичей нами во взаимодействии с 4-м гвардейским танковым корпусом было подбито и сожжено свыше 100 танков и бронемашин, уничтожено 78 пулеметов, 24 миномета, 15 орудий и до 4200 солдат и офицеров противника. Большую роль, особенно в борьбе с танками, сыграла артиллерия. Опыт боев за Чеповичи показал возросшую маневренность противотанковых средств. Именно благодаря тому, что мы могли быстро перемещать их на наиболее угрожаемые направления, наши части успешно противостояли массированным танковым ударам немцев.