Шишли-мышли - Юлия Владимировна Монакова

говорит, что ни на каком другом языке не смогла бы дать своему ребёнку столько, сколько на русском. При этом у неё самой совершенный английский, а также отличный хинди и сносный гуджарати. По этому поводу тоже были крупные ссоры с папиной родней. Когда дада и дади услышали в первый раз, что мама разговаривает со мной по-русски, они начали кричать, что «ребенок свихнётся», что нельзя загружать мозг малышей таким «ненужным мусором», как иностранный язык. Мама ответила, что для неё русский язык — не иностранный, а родной. Она рассказывала мне, что, едва научившись связно говорить, я частенько смешивала в речи английские, индийские и русские слова. Бабушка с дедушкой скорбно воздевали руки, взывая к небесам:

— Мы же предупреждали! Ай, Рам[9], дай хоть каплю ума этой бестолковой ангрези! Она загубит нашу внучку, сделает её сумасшедшей!

Но постепенно в моём сознании всё встало на свои места, и я сообразила, с кем и как мне нужно общаться. С мамой — на русском, с папой и его родней — на хинди, с учителями — на английском. Гуджарати мне так и не дался, но это не беда, потому что все друзья нашего дома отлично знают хинди.

Больше в мамины методы воспитания дада и дади не вмешивались. Самоустранились. Иногда, когда я гощу у них во время каникул, и что-то в моём поведении им не нравится, дади в сердцах может воскликнуть:

— О, боги, какая же невоспитанная эта девчонка, мне стыдно за неё! Совершенно отсутствуют хорошие манеры!

А дада недовольно бурчит:

— Ну, так есть в кого…

Понятно, кого он имеет в виду. Я предпочитаю помалкивать, хотя, на самом деле, что касается хороших манер — той же дади не мешало бы самой поучиться. Я, например, считаю совершенно неприличным громко отрыгивать после еды, тем более женщинам! Мама говориламне, что воспитанные люди так себя не ведут. А ещё некрасиво чавкать и разговаривать с набитым ртом. Но я не делаю дади замечаний, уважая её старость.

Вообще-то, если честно, с мамой ссорятся не только родственники отца. На папу тоже иногда находит. Уф-ф-ф, я ненавижу, когда мои родители ругаются! Особенно если причина какая-нибудь пустяковая. Мама говорит, что они оба слишком эмоциональные, и им бывает трудно сдержаться и не наговорить друг другу кучу обидных слов.

Но больше всего я не люблю, когда мама плачет. Ах, как же я это не люблю!!! Мое сердце сжимается в комочек и мне хочется визжать, колотить стёкла, швырять предметы — только бы не видеть её слез. Наверное, я тоже эмоциональная…

Хуже всего, когда родители стараются скрыть от меня свои скандалы. Они запирают дверь в спальню, и я слышу оттуда их злой шёпот. А потом мама выходит с красными глазами и натянуто улыбается мне напряжёнными губами. Вот эту её фальшивую насквозь улыбку я терпеть не могу. Папа в такие дни уходит из дома и пропадает до поздней ночи у дяди Битту, своего лучшего друга. Они играют там в шахматы и пьют чай, бесконечно разговаривая о политике. А мама долго не ложится спать, ждет возвращения отца.

— Волнуешься? — спрашиваю я её. — Не беспокойся, он скоро придет. Ты же его знаешь, подуется-подуется и сам первый прибежит мириться и просить прощения!

Мама притворно сердится на меня, хотя ей совсем не хочется:

— Ой, не рассуждай с умным видом о том, в чём не разбираешься, а?! И вообще, с чего ты взяла, что мы поссорились?..

— Ой, не считай меня совсем уж маленькой несмышлёной идиоткой, а?! — отвечаю я ей практически с такими же интонациями.

Она не выдерживает и начинает смеяться. Этого-то я и добивалась!.. У меня вообще хорошо получается изображать других людей. Я хочу, когда вырасту, поехать в Болливуд и стать актрисой. По большому секрету — я влюблена в Шахида Капура, и мечтаю сыграть с ним в одном фильме. Ну и что, что он намного старше меня? Шахрукху Кхану, например, уже сорок пять, а с ним в фильмах до сих пор снимаются девятнадцатилетние девушки! Мою тайну про Шахида не знает никто, даже мама. Но идею с Болливудом она поддерживает и вообще говорит, что у меня всё получится. Папа, конечно, будет возражать. А дада, наверное, вообще взбесится — для него будет немыслимым позором, если внучка появится на экране, да ещё станет изображать любовь с каким-нибудь актером! «Порядочные девушки никогда не пойдут ни в модели, ни в актрисы», — часто повторяет он, и по этой причине совсем не любит современных фильмов. Постоянно пересматривает на DVD всякое старьё с Дилипом Кумаром и Саирой Бану[10].

Поздно ночью, лежа в постели в своей комнате, я слышу внизу осторожный звонок в дверь. До меня долетают тихие голоса, но, сколько я ни напрягаю слух — смысл слов разобрать невозможно. Наконец, доносится негромкое хихиканье… Смеются. Значит, всё хорошо! Я вздыхаю с облегчением и моментально засыпаю.

Раньше у папы было два лучших друга, Битту-чача[11] и Рахул-чача. Теперь остался только дядя Битту. С Рахулом папа поссорился из-за мамы. Мне тогда было лет семь, я многого не понимала, кое-что уже подзабылось. Помню, Рахул-чача часто приходил к нам домой, пока папа был на работе у себя в клинике (к тому времени он уже открыл собственную больницу и стал одним из лучших хирургов в городе). Хоть маму и удивляло, что папин друг приходит в его отсутствие, поначалу она встречала Рахула-чачу приветливо, угощала чаем, вежливо расспрашивала о делах, о семье и детях. Он всегда говорил, что просто проезжал мимо и решил заскочить. Но с каждым новым его визитом на мамином лице стало проступать выражение смутного беспокойства. Она уже не была так доброжелательно настроена, отвечала сухо и односложно. Однажды я играла в саду и услышала в доме какой-то непонятный шум. Заглянув через застеклённую дверь веранды на кухню, я увидела, как мама что-то сердито выговаривает дяде Рахулу, а он стоит перед ней злой, с пылающим лицом, и прижимает ладонь к щеке. Что они говорили, мне было не расслышать, но я видела, как мама категорично взмахнула рукой, делая жест, который можно было истолковать только как «Убирайся отсюда!» и никак иначе. Рахул-чача сказал что-то резкое и быстро вышел из кухни. Оставшись одна, мама обхватила голову руками и сползла по стене на пол. Я понимала, что она чем-то страшно расстроена и взволнована, но интуиция подсказывала мне — я не должна сейчас подходитьи спрашивать, что случилось,