Кактус Нострадамуса - Логунова Елена в «Эксмо»

– И что дальше? – поторопил меня Зяма. – Вчерашний труп был в розовом жакете, и что с того?

– А то, что этот жакет был точной копией моего! – я потыкала пальцем в направлении химчистки, куда убыл аналог. – И их таких в продаже было только два. Один купила я, а второй – невысокая пухлая девица с круглым веснушчатым лицом и длинными рыжими волосами. Что интересно: жакет не подходил ей ни по размеру, ни по фасону, ни по цвету, но она буквально содрала его с манекена в витрине, едва увидела.

– Бывает, – заметил братец, мечтательно жмурясь. – Я, признаться, тоже многих раздел…

Ревнивица Трошкина насупилась.

– Я говорю о манекенах, милая, – успокоил ее Зяма. – Кому как, а мне вполне понятно внезапное и нестерпимое желание приобрести необыкновенно красивую вещь.

– Ты меня не слушаешь, – рассердилась я. – Это на мне та вещь была необыкновенно красивой! А на этой рыжей смотрелась хуже некуда! Тем не менее она раскошелилась на покупку, тут же напялила новую вещь и пришла в ней – куда? На лодочную станцию в парке!

– Куда и тебя вызвала телефонным звонком шантажистка, – снова помогла Зяме Алка. – Понимаешь?

Братец хлопнул ресницами.

– Он не понимает, ему нужно все разжевать, – посетовала я. – Зяма! Эта рыжая пришла на встречу с тобой в таком же розовом, как у меня. И это странно и подозрительно!

– Согласен. И что?

Мы с Трошкиной переглянулись.

В самом деле, и что? И ничего. Просто странный и подозрительный факт, который нужно отметить.

– Я-то вам зачем понадобился? – наседал Зяма.

Алка вздохнула и мужественно взяла вину на себя:

– Прости меня, Зямочка! Шел дождь, а трамвая все не было…

– Ну, знаете ли! Я вам кто – личный водитель?!

Обиженный братец оттолкнул стул и зашагал прочь от кафешки. Трошкина, разумеется, подскочила и побежала за ним следом. Я осталась на месте.

Во-первых, у меня еще были недоеденные пончики. А во-вторых, милые бранятся – только тешатся. Я не сомневалась, что голубки помирятся и вскоре вернутся ко мне, мирно воркуя.

– Кстати, по поводу Зяминого вопроса «И что?» – встрепенулся мой внутренний голос. – Нужно было сказать: «А то, что твоя шантажистка, похоже, убита!»

Я обдумала сказанное и не смогла решить, хорошо это или плохо?

С одной стороны, единственный способ победить шантажиста – уничтожить его, в этом единодушно сходятся все авторы детективов, которых я перечитала немало.

С другой стороны, уничтожать шантажиста, не уничтожив компромат, которым он располагает, представляется бессмысленным. А пресловутого дневника Лизоньки мы ведь так и не получили! Интересно, где же он сейчас?

На эту тему размышлять можно было бесконечно долго, поскольку личность шантажистки мы не установили и круг ее знакомств очертить не могли.

Надо будет постараться узнать у Кулебякина, кто она такая, эта вчерашняя покойница.

Этим соображением я поставила в детективном деле точку с запятой и сосредоточилась на пончиках. Они заслуживали внимания и заняли меня минут на десять.

Потом позвонил Зяма, как я и ожидала – веселый и бодрый. По просьбе Трошкиной он призвал меня сей же час покинуть пончиковую и подняться к ним на верхний этаж, где развернута очень интересная выставка.

Эскалатор вознес меня на четвертый этаж и выгрузил у временной перегородки, призванной держать и не пущать на выставку эротической картины «Свобода приходит нагая» несовершеннолетних граждан.

Под знаком «18+» в заграждении была прорезана дверь. Я вошла в нее, ожидая встретить контролера с чекистским прищуром и с паспортом в руках доказывать ему свою половозрелость, но никакой проверки на входе не было.

– Свобода ведь! – отметил мой внутренний голос.

– Нагая же, – напомнила я, осторожно осматриваясь.

Я девушка современная, но не вполне свободная от комплексов. Порнографию я не смотрю, а в секс-шоп заглянула лишь однажды и была изрядно шокирована богатыми колбасными рядами резиновых органов. От выставки под названием «Свобода приходит нагая» в смысле бескультурного шока можно было ожидать многого, а мне не хотелось выглядеть дикой пейзанкой, с визгом убегающей в кусты при виде беспорточного пастушка.

Эрос миловал – обнаженных мужских гениталий я не увидела. Зато на выставке было очень много художественно оформленных зон бикини и выразительных грудей.

Наиболее вызывающе смотрелись пышные розовые перси, пристроенные на белокаменный собор вместо традиционных золотых куполов. Изящные крестики на устремленных в небо сосках смотрелись как пирсинг.

Живописное полотно имело гигантские размеры – 3х3 метра, не меньше, и заодно использовалось как задник для желающих сфотографироваться в балаклавах. Трикотажных масок кислотных расцветок было три – желтенькая, зелененькая и красненькая, и они шли нарасхват. Люди в очереди стояли, чтобы сделать снимок.

В середине вереницы ожидающих я увидела Трошкину. Она помахала мне ручкой и спросила, едва я приблизилась:

– А Зяма где? Мы же хотели втроем сфотографироваться.

– Где, где, – намертво задавив напрашивающуюся в связи с обилием бикини нецензурную рифму, пробормотала я и огляделась. – Он же с тобой ушел?

– А потом ушел от меня, чтобы поторопить тебя. Странно, что вы с ним не встретились.

Я попыталась вспомнить, кто ехал на эскалаторе встречным мне курсом. Нет, не Зяма, а какой-то дюжий малый из тех, на кого не стоит засматриваться, чтобы не нарваться на неприятности.

Алка тут же позвонила братцу, но его мобильный был глух и нем. Я напомнила подружке, что у Зямки сейчас нет сотовой связи, потому что он насмерть замочил свой аппарат на лодочной станции в парке. Именно поэтому я ему сегодня звонила на наш домашний номер.

– Сколько проблем с этими мужчинами! – фыркнула Трошкина.

Дружно ругая всех мужчин вообще и персонально нашего безответственного и недисциплинированного Зяму, мы поискали его по этажам, но нигде не нашли, обиделись и уехали из торгового центра на такси.

– Ну, братец, погоди! – шептала я.

А братец-то ничего плохого не делал.

Выйдя за дверь с табличкой «18+», чтобы поторопись сестру-копушу, Зяма ступил на движущуюся лесенку и спустя мгновение подвергся нападению – настолько неожиданному, что не успел ни удивиться, ни испугаться.

Кто-то сильный, как снежный человек, подхватил его сзади под колени и одним рывком перевалил за стеклянный бортик эскалатора, косо протянувшегося над многометровой пропастью.

Резкий поворот в судьбе Казимира Кузнецова свершился за одну секунду и при полном отсутствии публики.

Антонина Гусакова, частный предприниматель и женщина в самом расцвете сил, подняла глаза к потолку и фамильярно попросила:

– Боженька, пошли мне уже мужичка хоть какого-нибудь, а?

Будучи деловой русской бабой, Антонина привыкла общаться с разного рода проверяющими и всяческим начальством в манере, органично сочетающей подхалимаж с нахрапистостью и просьбу с подкупом.

– А я на церковь пожертвую, – пообещала она Боженьке, продолжая фокусировать умильный взор на зеленом пластмассовом хвостике, торчащем из потолка.

Перекрытие было изобретательно сделано из пары толстых поролоновых матрасов, снаружи выкрашенных зеленой краской и утыканных искусственными цветами. Для тех, кто смотрит сверху, сооружение походило на травянистый пригорок, поросший оранжевыми ромашками, что чудесно сочеталось с вывеской «Нейл-бар «Ноготки». Дешево, эстетично и практично, считала Антонина, обоснованно полагая, что любую другую крышу давно уже проломил бы какой-нибудь летающий объект.

Нейл-бар располагался на пятачке под эскалатором, с которого безрукие покупатели то и дело роняли сумки, пакеты, обувные коробки и разную мелочь вроде очков, ключей и мобильников. Поролон принимал эти дары свыше благосклонно и без малейшего вреда для конструкции. Когда хнычущие раззявы прибегали к Антонине за своими вещичками, она ставила стремянку и доставала из своих ромашковых зарослей чужую потерю. Как правило, за это ей перепадало вознаграждение – не такое серьезное, чтобы тянуло на статью дохода, но все-таки приятное.

Антонина Гусакова ценила маленькие радости жизни и с Божьей помощью умело извлекала их из окружающей среды.

Небеса и на этот раз не обошли Антонину своим вниманием. Не успела она перевести взгляд с потолка на свои свежевыкрашенные ногти, как на символическую крышу салона свалилась чья-то на редкость тяжелая утрата. Поролон на стыке промялся, и из образовавшейся между мягкими плитами щели в бассейн с индонезийскими рыбками для экзотического педикюра шумно рухнуло крупное тело.

И внешне, и по духу Антонина Гусакова была типичной русской женщиной, хотя еще ни разу не ходила в горящие избы и не останавливала коней на скаку (просто не представилась возможность). Антонине не были свойственны беспомощная растерянность и малодушное промедление в действиях, она почти никогда не боялась взять дело в свои руки. Единственное исключение составлял тот самый случай, когда ногти на руках деловой русской женщины покрывал непросохший французский лак.