Закон полярных путешествий: Рассказы о Чукотке - Альберт Мифтахутдинов

Когда приезжала раньше Аминак в селение из райцентра — прямо праздник был, везде она гость желанный. Обычно, если женщина в меховой одежде — никакого виду. Катится по снегу пушистый ком, ну что тебе медвежонок! А Аминак как пройдет в своей меховщине — даже сам председатель останавливался посреди улицы. И все-то на ней ладно, все красиво, стянуто где нужно, подогнано. Узоры, бисер, вышивка, бантики-фантики на цветном шелку.

— Какая погода будет? — спрашивает Маркин у Вири.

— Ся-а… не знаю. Вечером скажу.

Маркин смеется. Говорит:

— Я радиосводку слушал. Шторм обещают.

— Вири лучше радиосводки, — улыбается Аминак. — Вири не ошибается.

Маркин это знает. Когда-нибудь он закончит диссертацию, и будет в ней много рассказов Вири: и как выслеживать зверя, как определять погоду, какие и когда собирать травы и коренья. Многим щедро делился Вири с молодым любопытным охотоведом.

Маркин никогда не смеялся над приметами, над поверьями Вири, знал, что это верования, легенды и опыт народа, опыт тысячелетий, накопленный и сохраненный в памяти таких вот щедрых и мудрых стариков.

Аминак ставит на стол каютак — деревянное корытце. Это общее блюдо. На нем режется мясо тонкими ломтиками и оставляется, не перекладывается в отдельные тарелки. Пусть каждый берет и макает в блюдце с нерпичьим жиром. Сырое мясо с жиром — вкусная и полезная северная еда, Маркин тоже пристрастился к ней и охотно делит трапезу с Вири. Правда, он никак не может есть без хлеба, не научился. А такую пищу обычно без хлеба едят.

После сырого мяса — вареная оленина. Затем бульон. Потом чай. Еда идет неторопливо, и беседа тоже. Конечно, рассказов ждут от гостя, но пусть сначала поест. Правда, можно не соблюдать обычай и прямо задавать гостю вопросы, потому что не гость он вовсе, а свой. Друг дома. Большое все-таки селение, но Маркин всегда останавливается у Вири, и старому наблюдателю это льстит. Хороший Маркин, и ученый человек, и начальство его уважает — первым здоровается.

— Долго будешь?

Маркин пожимает плечами.

— На охоту пойдешь?

— Если будет охота. Плохо ты наблюдаешь, — смеется Маркин.

Вири шутку понимает, улыбается.

— Все равно морж придет, — говорит Вири.

— А киты?

— Не видел… — вздыхает Вири. — Еще рано…

— Как рано? — удивляется Маркин. — Уже осень, а их нет. Куда делись?

— Ся-а… не знаю… Скоро будут, — упорствует Вири.

Аминак ставит второй чайник.

— В Чутпене был? — спросил Вири.

Маркин кивнул:

— Конечно, я же пешком пришел. Если на вельботе — ты бы увидел…

— В Чутпене охота лучше, — вздохнул Вири.

— Да, — сказал Маркин. — Там льдов еще нет. Моржи на берегу. Все еще греются. Хорошая там погода.

— Хорошая, — вздохнул Вири.

— Там женщина пропала. Ушла в сопки и пропала. Говорят, медведь… Может, шатун…

— Нет, — качает головой Вири. — Рано. Медведи еще не залегли. Шатуну быть рано…

— А кто?

— Кейнын… бурый медведь… Они любят… — вспоминает слово Вири, — любят воровать женщин… когда чуют…

— Что?

—…когда у женщин начинается… это…

— Что?

— Что у нас бывает каждый месяц, — выпалила Аминак, удивляясь бестолковости Маркина.

Тот смутился:

— А-а…

— Наши женщины тогда в сопки не ходят, они знают, — сказал Вири.

— А если приходится быть в палатке, — обратилась Аминак к Маркину, — то мы обносим палатку бельевой веревкой. Белой бельевой веревкой. Просто бросаем ее на кусты шагах в десяти от палатки. Медведь не подойдет. Он боится.

— Почему? — спросил Маркин.

— Не знаю, — ответила Аминак.

— Спроси у него сам, — засмеялся Вири. — Ты ученый охотник, он тебе расскажет.

Аминак расхохоталась. Она живо представила, как неуклюжий стеснительный Маркин беседует с кейныном на столь деликатную тему.

— Да ну вас! — притворно рассердился Маркин. И прислушался. Уловил шаги на крыльце. В комнату влетел Алик — внук Вири, сын Аминак. Остановился, увидав гостя. Поздоровался тихо. Маркин смутился, протянул малышу ладонь: — Ну, здоров, герой!

— Узнал… — сказал Вири.

Алик кивнул, опустил голову. Убежал на кухню к Аминак.

Родила Аминак в восемнадцать, на первом курсе техникума. Пришлось учебу отложить, уехать в соседнее село к дальним родичам по материнской линии, а потом уж вернуться с ребенком домой.

Не спрашивал Вири, кто отец, в таких случаях это не принято, просто был рад внуку. Жил Вири один, жена давно умерла, когда Аминак совсем маленькой была. Знал теперь Вири, что не уедет Аминак из села в райцентр или в город, а если и уедет, все равно внук с ним будет, а двум мужчинам всегда наберется забот, чтобы не скучать, двум одиноким мужчинам всегда много дел на берегу, и в море, и по хозяйству.

Вот и вырос Алик, в первый класс ходит, нулевой он в прошлом году закончил успешно.

Пришел Алик из кухни с куклой, повертел ее, пискнула она два раза, засмеялся мальчик, отнес ее на кровать, убежал к матери.

— Он говорит, — вернулась к мужчинам Аминак, — обещал дядя Андрей в прошлом году пострелять… в тундру на охоту вместе сходить…

— Все помнит, — довольно сказал Вири.

Маркин покопался в рюкзаке, достал маленький ножичек — в чехле и на ремешке, копию своего охотничьего.

— Ихх! — покачал головой Вири.

— Ему, — протянул Маркин нож Аминак.

— Сам отдай.

Ушел Маркин к Алику. Сияющий малыш выскочил на улицу.

— Будет хорошим охотником, — похвалил Маркин мальчика.

— Неизвестно, — сказала Аминак. — В школе этому не учат…

— Готовить надо, — сказал Вири.

— Раньше готовили… — сказал Маркин.

— Ии, — кивнул Вири, — хорошо готовили… Тренировали… Чайник снегом набивали, над жирником подвешивали и тренировали малышей. Чтоб росли сильными и выносливыми… и ловкими. Чайник был как часы…

— Часы? — не понял Маркин.

— Ии… Пламя жирника маленькое, тает снег полчаса… получается вода… Потом вода закипает, через час… Вот и тренируют старики своих малышей, пока вода не закипит, часа полтора…

— А что делали?

— Много… Помню, то приседаем, то прыгаем, то камни тяжелые поднимаем. Или сыромятный ремень из рук друг у друга тянем… Ой! — засмеялся Вири. — Со лба пот течет, из глаз слезы льются, в носу щекотно. Спина мокрая, пот по спине течет… Даже пол возле ног намокал. А чайник-часы висит себе, не поет! Вот уж мы злились — когда же закипит!

— Да-а, как в спортзале…

— Зато редко болели, — сказала Аминак, — только к старости.

— Я не болел, — сказал Вири. — Крепкий был. Один раз болел, стариком. Даже имя новое не брал.

— Больному у нас раньше давали новое имя, чтобы запутать духов, — объяснила Маркину Аминак.

— Я не хотел новое имя. Зачем обманывать духов? Врачи их лучше обманут. Старому не надо новое имя. Ему надо здоровье.

— Отец на рыбалку и сейчас только пешком ходит.

— На Эмгувеем?

— Ага… километров двадцать…

— До реки восемнадцать, — уточнил Маркин.

— Ага, — согласилась она.

Вири закончил свой бесконечный чай, переоделся и, прихватив трубку, ушел во двор. Там на приколе были его собаки. А на столбах, в рост человека над землей, лежали нарты в ожидании первого снега. Там был и его сарай. Надо осмотреть имущество, собак покормить, посмотреть их.

— Я не знал, что тебе привезти, — глядя на куклу и как бы извиняясь, сказал Маркин. — Хотел косметику, да не было польской…

— Мне не идет краситься, — засмеялась Аминак. — Я сразу на русскую становлюсь похожа. Ты невнимательный, никто из наших девушек не красится.

— А замуж ты за кого выходить будешь?

— За эскимоса. Чтобы был из нашего племени.

— А если нет?

— То за чукчу. Берегового. За тундрового не хочу, кочевать не умею.

— А если ни тот, ни другой не захотят?

— Тогда, на худой конец, за русского… Их много теперь приезжает. И все холостые, — засмеялась Аминак.

Не очень-то весело Маркину слушать ее разговоры, не поймет он, когда она шутит, когда нет.

— Надо бы нам с тобой поговорить, — решается он на откровенность. — Встретиться…

— Встречаться и говорить лучше вечером.

— Почему?

— Вечером больше веришь.

— Ну уж не скажи! Вечером тоже порядочно врут.

— Нет! — сказала Аминак, и так сверкнули ее глаза, такая блеснула улыбка, что понял Маркин сразу — про вечер Аминак все знает лучше его.

— Ладно, — сказал он.

Она кивнула.

Маркин вышел на крыльцо и увидел Вири за странным занятием. Старик отрезал каблуки у новых резиновых сапог.