На глубоких виражах - Сергей Луганский

Генерал, ничего не сказав, только рассмеялся и погрозил Рязанову пальцем.

Американцы, подвыпив, попросили музыки и танцев. Мы вспомнили, что кто-то из наших по вечерам пиликает на баяне. Послали за баянистом.

Было уже поздно, и я хотел незаметно уйти. Уже в дверях я расслышал громкий голос американского полковника, просившего баяниста сыграть вальс Штрауса, Мне стало смешно: наш баянист умел играть только барыню.

На другой день американцы получили возможность увидеть всю мощь советской авиации, Началось наступление, и над нашими головами нескончаемым потоком шли тяжелые эскадры бомбардировщиков, "петляковых", штурмовиков, надежно прикрытых истребителями. Самолеты шли несколькими ярусами. Зрелище было внушительное. Американцы смотрели с серьезными лицами. Не знаю, но, быть может, именно эта картина несокрушимой воздушной мощи России, которую гости наблюдали с нашего аэродрома, заставила союзников поторопиться. Во всяком случае, вскоре после этих событий мы узнали, что второй фронт в Европе открыт.

В тот же день наши гости попросили показать им воздушный бой. Они еще не видели "Яковлевых" в деле. Я подумал, что как раз вчера им представлялся прекрасный случай посмотреть настоящий бой наших истребителей с "фоккерами", но... Словом, я ничего не сказал о вчерашнем конфузе американцев и распорядился поднять в воздух две боевых машины.

Взлетели Кузьмичев и Шут. Сначала они продемонстрировали несколько фигур высшего пилотажа, а затем провели показательный воздушный бой. Американцы, задрав головы, внимательно наблюдали. Высокий сухопарый полковник горячился, о чем-то живо рассказывал генералу. Тот коротко отвечал.

Едва самолеты наших товарищей приземлились, американский полковник, размашисто шагая, подошел к одной из машин, быстро оглядел ее со стороны, затем ногтем постучал по крылу. По лицу его скользнула снисходительная усмешка. Он постучал еще раз и прислушался.

- Да-да, - сказал я. - Фанера. Настоящая фанера.

- О! - воскликнул полковник и что-то быстро залопотал.

Я не стал ждать перевода.

- Фанера, но вашу "кобру", между прочим, с одного захода - фьють!.. Это точно.

Полковник выслушал перевод и добродушно рассмеялся:

- Не может быть!

- Ах, так!

Поспорили. Полковник, разгорячившись, скинул пилотку и быстрыми шагами направился к "кобре", Мне ничего не оставалось, как садиться в свой ЯК.

Взлетели. Американец управлял самолетом четко и уверенно. Сошлись раз и разминулись. Снова стали сближаться. После второго захода я "прицепился" к хвосту американца и уже не выпускал его. Устав, полковник повел самолет на посадку.

На аэродроме он горячо пожал мне руку, похлопал по плечу и, отцепив от своего погона литой значок, изображавший орла, протянул мне:

- Желаю стать полковником!

Я подарил ему зажигалку. Полковник повертел мой подарок в руках и растерянно обратился к генералу. Переводчик с улыбкой перевел:

- Не понимает, почему именно зажигалка. Говорит, может быть, это намек? Мало огня к войне?

Раздался общий дружный смех.

Дядю Мишу, так звали мешковатого пожилого бойца аэродромной охраны, знал весь полк. Был дядя Миша угрюм, неразговорчив, но тем не менее отзывчив на любое чужое горе. До войны жил и работал в Ленинграде вагоновожатым трамвая. Дядю Мишу призвали на фронт, а его семья осталась в осажденном Ленинграде.

Когда сняли блокаду Ленинграда, дядя Миша получил долгожданное письмо. Об этом с радостью узнал весь полк. Но письмо было безрадостным. Я читал его и помню старательный детский почерк: "Вчера схоронил мамку на саночках на кладбище... Папка, бей немцев хорошенько..." - писал сынишка дяди Миши, оставшийся теперь сиротой в огромном городе.

Дядя Миша ни о чем не просил, Ребята сами собрали крупную сумму денег и снарядили старика в Ленинград в краткосрочный отпуск: устроить сына в детский дом.

Помнится, мы с Кузьмичевым собрались в полет, парой, на свободную охоту. Дядя Миша подошел попрощаться. Я стоял на плоскости самолета, надевал парашют.

- Едешь, дядя Миша?

- Еду. Спасибо за все, товарищ командир.

- Ну что ты, дядя Миша. Передавай привет сыну. Устраивай его получше и возвращайся.

Старик вытер глаза.

- Ничего, дядя Миша, сейчас мы получим с немцев и за твоих. Дай только встретить.

- Дай вам бог... Дай бог.

Не знаю почему, но все время пока мы с Кузьмичевым летали, у меня перед глазами стояла сгорбленная несчастная фигура плачущего старика.

От тяжелых раздумий меня отвлек голос моего напарника, Кузьмичев заметил четыре самолета противника. Четыре? Я внимательно вгляделся. Да, навстречу нам шла четверка вражеских истребителей,

- Иван Федорович, - сказал я в микрофон, - держись ближе. Это они.

О дружной четверке немецких асов мы уже слыхали. Они неизменно появлялись вчетвером, ходили боевым строем, дрались слаженно и лихо. Ребята не раз жаловались на них,

Немцы приблизились, и мы увидели окрашенные в яркий красный цвет капоты вражеских машин. Сомнений не было - это та самая четверка.

Нас с Кузьмичевым двое, и это заставляло задуматься. Ввязываться в открытый бой - опасно. Удирать - как-то неловко, Что же предпринять?

Впереди по голубому безмятежному небу плыло одинокое облако. Может быть...

- Иван Федорович, оттянись. Оттянись! Зайдем в облако и сделаем переворот.

Летать с Кузьмичевым мне приходилось не раз, и мы научились с полуслова понимать друг друга.

На виду у немцев наши самолеты нырнули в облако. Немецкие асы, надо полагать, только усмехнулись такой детской уловке и, не меняя боевого строя, стали ждать, когда мы появимся. Собственно, мы и не рассчитывали, что немцы ринутся за нами в облако. Это было бы глупо. Немцы ожидали нас внизу, готовясь сразу же расстрелять в упор, а мы, едва скрывшись в облако, перевернулись и, резко изменив курс, вынырнули над самыми головами немцев.

Спикировав сверху, мы сразу сбили два вражеских самолета, Оставшаяся пара упала в затяжное пике, перешла на бреющий полет и пошла прочь.

- Домой, Иван Федорович, - сказал я, - Хватит. Я еще надеялся застать дядю Мишу и сообщить ему весть о расплате, но не успел - старик уже уехал.

Ну и выдался денек!

С утра нашему полку была поставлена задача прикрывать штурмовики. Дело хоть и привычное, но, прямо скажу, не совсем приятное, потому что штурмовики обычно привлекают на себя такой огонь, такое количество истребителей, что после боя порой не верится: каким чудом удалось уцелеть? Между нами, истребителями, прикрытие штурмовиков считалось делом тяжелым и чрезвычайно опасным. Мы сильно завидовали тому же Александру Покрышкину, который со своими ребятами забирался на огромную высоту и там парил, высматривая добычу. Свободная охота! Чего лучше?!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});