Собрание сочинений в 15 томах. Том 12 - Герберт Уэллс

«Если бы наши борцы за высокие тарифы дали нам возможность мирно договориться о калькомите с американцами, французами, немцами, русскими и всеми остальными, мы не получили бы урока от этого господина».

Секретарь бросает на него одобрительный взгляд. Он тоже так думает.

По лицу министра иностранных дел видно, что он про себя чертыхается. Он снова начинает возмущаться документом.

«Эта бумага составлена в оскорбительных выражениях».

Да, премьер-министр согласен, что король Пауль выражается очень откровенно.

Министр иностранных дел продолжает:

«Это нельзя считать дипломатическим документом. Это предназначено для публикации. Это — обращение через наши головы ко всему миру».

Премьер-министр пожимает плечами. Как крупный партийный лидер и организатор, он все оценивает по-другому.

Он говорит:

«Независимо от того, нравится это нам или нет, мы будем вынуждены признать идею международного контроля».

Министр иностранных дел вспыхивает от негодования.

«По указке этого… этого опереточного короля!»

Секретарь совершает поступок, требующий большого мужества. Он знает об этом деле больше, чем оба министра. И он говорит:

«По указке здравого смысла, сэр».

Министр иностранных дел, почти забывший о его присутствии, с удивлением оборачивается и пристально смотрит на него. Рушатся самые основы. Кадровые чиновники предаются мечтам, а секретарей посещают видения! Министр иностранных дел в отчаянии. Он оборачивается к стене, на которой висят королевский герб и английский национальный флаг.

«А как же это? Какой теперь во всем этом смысл?»

Он становится спиной к зрителям, потом поворачивается и, подняв дрожащую руку, с горечью говорит:

«Если так будет продолжаться, в один прекрасный день сама Британская империя окажется под контролем…»

Роковые слова одно за другим появляются на экране. Буквы каждого из них постепенно растут, а четыре последних слова мерцают:

«…янки, голландцев, иностранных политиканов, итальяшек, китайцев, индийцев, большевиков».

Он застывает с вытянутой рукой, надеясь устрашить премьер-министра этой ужасной перспективой. Но премьер-министр не теряет спокойствия. «Пусть так, — появляется над его головой, — если они настоящие люди».

Он заметно веселеет. Сказывается врожденный оптимизм. Подняв указательный палец, премьер-министр шутливо говорит:

«Вот увидите — мы будем следовать их советам!»

Но у министра иностранных дел не хватает чувства юмора. Он снова берет декларацию Пауля. «В юности меня учили, что дипломатия — профессия джентльменов! А эта штука… предвыборная листовка!»

Но премьер-министра не так-то легко пронять. Министр иностранных дел почти швыряет документ своему коллеге. Он тупо смотрит с экрана. Это человек из прошлого. Лицо его вытягивается. С помощью специальной съемки его можно сделать очень длинным и худым. Королевский герб и флаг вытягиваются тоже. Министр иностранных дел постепенно исчезает.

На экране премьер-министр. Он что-то обдумывает. Потом становится в позу оратора, говорящего с трибуны. И вот он уже обращается с трибуны к смутно виднеющимся слушателям.

«Господа! Говорят, что международный контроль над калькомитом может повлечь за собой еще более серьезные уступки духу мирового единства».

Риторическая пауза. Премьер-министр стоит, подбоченившись. Позади него сторонники (они немного не в фокусе) с тревогой ловят каждое его слово. На экране надпись:

«Ну, и что же тогда?»

Сторонники премьер-министра все еще беспокоятся. Жестикулируя, он убедительно говорит:

«Повсюду: в промышленности, в торговле, финансовом мире — мы сегодня слышим одно магическое слово».

И вслед за этим на экране крупными буквами вспыхивает:

ОБЪЕДИНЕНИЕ

Видно, как премьер-министр старается убедить своих слушателей.

«В деловой жизни объединение означает конец губительной конкуренции.

В политике оно может положить конец войнам».

Произнося речь, он уже как бы обращается к зрителям.

«Как быть, если миру приходится выбирать между объединением и войной?»

Он произносит горячую речь против войны, и над ним появляются слова «политическое объединение». Ему удается достичь цели: слушатели, до сих пор колебавшиеся, кивают и аплодируют, а на экране появляется вид Нью-Йорка и комната для совещаний, которую мы уже видели в первой части.

2. Как это восприняли в Нью-Йорке

Итак, на экране снова комната для совещаний в Нью-Йорке. Сначала — вид из окна, потом — сама комната.

Поставив ногу на стул, высокий Д. держит в руке какой-то документ и разговаривает с Г. и А. Больше в комнате никого нет.

«Вот декларация Клаверии, Сэвии и Агравии. Здесь прямо сказано, что ни мы, ни англичане не должны монополизировать эксплуатацию калькомита. Нам приказывают… слышите, господа, приказывают…»

Он жестом подчеркивает свои слова.

«Нам приказывают организовать международный контроль над калькомитом и прекратить спекуляцию на патриотических чувствах».

А. говорит:

«И приказывает новоиспеченный монарх Пауль Зелинка».

Вмешивается Г. Нет, А. не прав. Он поправляет:

«Приказывает здравый смысл».

Все трое глядят друг на друга. Высокий Д., подперев подбородок рукой, задумывается.

«Неужели наши действия расходятся со здравым смыслом?»

На экране вьется, а потом исчезает американский флаг.

«Неужели все понятия, связанные с существованием флагов, границ и соперничества между странами, устаревают?»

Хлопнув рукой по документу, Г. говорит:

«Эта декларация повсюду доходит до народов через головы правительств и политических деятелей.

И сотни тысяч людей согласны с королем Паулем».

Высокий человек спрашивает:

«Быть может, мы ближе к всемирному государству, чем осмеливались мечтать?»

Его коллеги смотрят на него во все глаза, а он невозмутимо продолжает:

«Не знаю, как вы, господа, но, если это осуществимо, я за такое государство».

Он улыбается своим ошеломленным собеседникам.

«Да, господа, английский премьер-министр вчера призывал к ОБЪЕДИНЕНИЮ. А почему бы и нет?»

Еще два бизнесмена входят и прислушиваются к разговору. Следом входит Человек-разрушитель, который слушает с удивлением и отвращением. Высокий человек продолжает:

«Если мы хотим соблюдать интересы всего мира, нам придется согласиться на международный контроль. Так велит здравый смысл».

Он поясняет свою мысль. «Не только над калькомитом», — появляется на экране.

Один из вошедших возражает ему. Он отвечает на возражение:

«Нет, сэр. Мы не отказываемся от нашей национальной свободы; напротив, мы расширяем ее. Помните: если другие получат возможность контролировать нашу металлургию, то мы тоже будем контролировать их промышленность».

Разрушитель пытается что-то сказать, но Е. не обращает на него внимания.

«К чему нам держаться за своих правителей? Проклятый национализм. Мы хотим забыть об этом. Нам нужны способные люди, независимо от того, где они родились».

Г. осеняет важная мысль. Чтобы привлечь внимание Д., он хватает его за руку.

«Например, король Пауль!»

По лицу Д. видно, что он согласен.

«Нам не нужны руководящие органы из людей различных национальностей; мы не намерены продолжать борьбу между государствами; нам нужны руководители мирового масштаба».

Все его коллеги, кроме Разрушителя, соглашаются.

Экран тускнеет.

3. Пауль смотрит в будущее

Мы видим короля и королеву Клаверии, которые в ясный полдень стоят с канцлером Хагеном в знакомом парке Клавополисского дворца. Неподалеку виден секретарь. Дворецкий только что объявил о приезде президента Агравии, и все ждут его появления. Теперь никто не носит военной формы, но дворцовые слуги по-прежнему одеты в клаверийские национальные костюмы. Входит Химбескет, вид у него самый красноречивый.

Он кланяется, целует руку королеве и после секундного замешательства (он не знаток дворцового этикета) обменивается с Паулем рукопожатием. Потом произносит маленькую речь:

«Для меня это великое событие… так же как и для всего мира. Вся Европа будет радоваться, ваше величество, тому, что вы учредили контроль над калькомитом».

Паулю немного неловко выслушивать эти комплименты, но принцесса, получившая дворцовое воспитание, держится непринужденно. Химбескет продолжает:

«Просто замечательно, что вы пригласили меня, чтобы познакомить с этим великим человеком, доктором Хартингом».

Он, как обычно, становится в позу народного трибуна и обращается к воображаемым слушателям: