Хроники Дебила. Свиток 2. Непобедимый - Егор Чекрыгин

Нет, не то чтобы она была дебилкой наподобие меня, в смысле, не как я, а по-настоящему умалишенной. Просто это был такой классический женский образ блондинки из анекдотов, способной прожить жизнь на инстинктах, не прибегая к услугам мозга. Правда, понял я это уже значительно позже. А тогда почему-то выбрал ее. Может, потому, что не считал всю эту женитьбу чем-то серьезным? Или потому, что Там о подобном типаже мог только мечтать? Или потому, что она смотрела на меня глазами милого беззащитного котенка?

«Дебил!» — словно услышал я общий облегченно-удивленный выдох у себя за спиной. Еще бы, выбирая третьим, мог выбрать любую, а выбрал самую уродину.

Звали мою новую благоверную Тинкш’итат, но я ее быстро переделал в Тишку, потому как выговаривать такое имечко, да еще и в моменты интимной близости, — это себя сильно ненавидеть надо. Да и простая незамысловатая собачья кличка Тишка подходила ей куда больше вычурного имечка Тинкш’итат. Вне постели она ассоциировалась у меня исключительно с милым и забавным домашним зверьком, отлично создающим уют и вносящим разнообразие в повседневные будни. С этакой зверушкой приятно проводить время, дразня бантиком на нитке или усадив на коленки и поглаживая мягкую шкурку. В такие моменты с ней можно даже поговорить, обсудив произошедшее за день и планы на будущее, главное, чтобы она не заговорила в ответ, а то и крыша с перепугу может съехать.

О, кстати! О зверушках! Мы ведь в поселке и собак взяли. Часть из них ушла добровольно вместе с бывшими хозяйками. А еще двух щенков я нагло узурпировал для себя, подобрав в каком-то сарае.

Кто-то, может, скажет, «подумаешь, фигня какая — собаки», а я ведь… я всегда мечтал иметь собаку. Но получилось вот только сейчас. Одно плохо — ни слуг, ни родителей тут нету, так что присматривать за ними приходится самому, ну разве что заботу о кормежке можно на Тишку свалить.

Но дрессировать их я буду исключительно сам. Хочу выучить своих псов на этаких сторожей-телохранителей, плюс розыскных и охотничьих собак. Поскольку (самому-то себе не соврешь), до сих пор жив и сыт исключительно стараниями Лга’нхи. Это для него выследить и убить зверя, как в магазин сходить. А мои же охотничьи успехи, увы, не столь великолепны. Не приспособлен я для чтения следов, скрадывания и прочих засад. Олени меня и чуют за километр, и удирают за секунду. А вот если у меня будут собаки…

Кстати, о дрессировке. Тишка и сама неплохо поддавалась дрессировке, и на предмет готовки, пошива, стирки и прочих бабьих дел была уже отлично натаскана мамкой и старшими сестрами. И, кажется, неплохо соображала, какая ей подвалила удача, что сам Великий Шаман обратил на нее, уродку худосочную, внимание. Так что всячески пыталась мне услужить и потрафить, что, ясное дело, тешило мое мужское самолюбие. И, может, по этой же причине, а может, по причине природной незлобивости Тишка молча и покорно сносила все наезды и шпыняния Осакат. (Что к счастью — ко всем моим проблемам, мне только еще бабьих разборок и не хватало.)

Кстати, любуясь своей Тишкой, да и приглядываясь к другим бабам, оценил, насколько же нам повезло с сестренкой. Видно, все-таки чему-то ее в доме дяди такому учили, недаром она тогда с ним торговать в Степь поехала. Потому как, в отличие от многих здешних баб и (чего там греха таить) мужиков, Осакат умела пользоваться мозгами, ходя подчас и чисто с женской логикой. Но Витьком вон командовала — куда там любой генеральше.

Кстати, о Витьке! Вон он опять за ней следом притопал, делая вид, что просто прогуливается. Махнул ему призывно рукой, может, через этого хмыря подберу ключики к гневному сердцу сестренки? Уж он-то верно, знает, как ее умаслить, коли она его до сих пор не зарезала за назойливость.

«Все-таки мозги нуждаются в пище, сиречь информации, — продолжал размышлять я, заглядывая в принесенный мне котел и привычно доставая заныканную за поясом ложку. — Чем больше они ее обрабатывают, тем смышленей индивид».

Вон тот же Леокай — иному нашему государственному мужу фору даст. Мордуй, пусть его хитрости и казались мне детскими, а соображал неплохо, каждую мою идею улавливал с ходу, по два раза объяснять не приходилось. А вот уже Бокти хоть он и регулярно занимался бизнесом в Вал’аклаве, но уже сильно уступал вышеперечисленным деятелям. А иной вояка из его команды чисто дуб-дубом, с трудом считает на пальцах до пяти, не может связанно сказать десятка слов. Правда, может выследить оленя в лесу или, пройдя через тот же лес без всякого компаса, выйти в точно заданную точку. Да. Видно, мозги бывают разные. И, может, даже под соломенной шевелюрой моей женушки скрывается какой-то непознанный гений. Хотя вряд ли. Если не считать постели. Тут она не тормозила и все схватывала на лету. Впрочем (хи-хи), не будем об этом.

Расправляясь с принесенной кашей (Тишкина работа, явственный привкус местных травок), вел с Витьком солидную беседу взрослых мужей, которую бабам надо слушать с почтительным благоговением. Поговорили об охоте, о воинских делах, обсудили перспективы на урожай (будто я чего-то в сельском хозяйстве понимаю, как, впрочем, судя по всему, и Витек). Потом осторожно затронули дела духовные. Витька распирало любопытство, чего это я делаю?

— Глаз, чтобы за этими, — неопределенно кивнул я в сторону Реки и поселка, — присматривать. А то как бы опять они за прежнее не принялись!

— Вишь ты, какое колдовство, — солидно так удивился Витек. — А что, ты думаешь, случись тебе быть в Вал’аклаве, и оттуда глазом этим увидишь, или нет?

— Увижу.

— А верно, из Улота-то не увидишь, далеко будет?

— Из Улота не увижу. Но почувствую! Есть такая штука, «телевидение» называется! С его помощью вообще в любой уголок мира заглянуть можно. Нужен только спутник… э-э-э… в мире духов, который тебе картинку передаст.

— Да-а… — завистливо протянул Витек. — Большое колдовство!

Хм. Я задумчиво оглядел Витька. Парнишка бойкий, шустрый, явно не дурак, все на лету схватывает. А не сделать ли мне из него подносчика пива? В смысле, ученика шамана? А то болтается, как не пришей, не будем говорить, чего — куда. А тут солидное ремесло, должность хоть и нервная, но уважаемая, и мне, опять же, грязную работу будет на кого свалить.

— А ну-ка, Витек, — вкрадчивым голосом начал я, — возьми-ка вон ту каменюку ага, вон сюда приставь, наклони чуток и другой каменюкой сверху ударь. Да не лупи ты со всей дури-то, рубило сломаешь, осторожненько, потом сам почувствуешь, как надо. Ага, вот вдоль вот этой линии, так и долби. Пусть кусочки маленькие отлетают. Это неважно. Лучше лишние полдня постучать, чем с одного раза все испортить. Вот, молодца. Вот так и бей. Ага, молодец. Все на лету схватываешь. Так что попал ты, короче! Я говорю, стучи давай, — работы еще непочатый край, а он отвлекается!

Следующие три дня Витек упорно стучал под моим бдительным присмотром, щенки резвились рядом в травке, охотясь на кузнечиков (даже эти сучьи дети намекают мне на мои обязанности), а я мыслил. Все о том же — о празднике.

Казалось бы, такой пустяк! Да и что с этим дикарями чикаться? Как скажу, так и будет! Не считая Лга’нхи и Осакат, «забритые» и их новые семейства — люди фактически подневольные. Коли уж я Лга’нхи уговорил общее племя с «забритыми» создать, мотивирую это тем, что из этого «забритого» племени можно в любой момент выписаться, стоит только мне узор со шкуры стереть. И, мол, когда придет время наше племя возрождать, мы…

А вот с «забритыми» и их семействами все было не столь гладко. Если с бабами все вроде понятно, бабы да дети с бою взяты и новым хозяевам-мужьям отданы. Дело, может, не столь уж приятное, но привычное, из рамок местных обычаев не вылезает.

А вот с самими «забритыми» — дело куда сложнее. И непонятно, чья «неволя» более лютая — у них или у пленных баб. Может, формально, ни у нас с Лга’нхи, ни даже у Леокая власти, над ними никакой и не было. Но и собственной власти в смысле воли (или, вернее, Воли с большой буквы), они не имеют.

Мое попадание в иной мир — пустяк по сравнению с тем, как «попали» они, когда верблюжатники, уничтожив их племена, сотворили из них некую подвластную себе людскую массу. Это я Там жил, зная про разные формы организации общества, разные культуры, разные менталитеты. А они, их предки, может быть, по тысячам лет жили в абсолютно неменяющемся мире. Или меняющемся настолько медленно, что человеческое восприятие не в силах было это заметить.

Еще Там читал, что 99 % истории человечества приходится на каменный век. В смысле, с тех пор, как миллионы[5] лет назад, получеловек-полуобезьяна начал использовать каменные инструменты, и до моих компьютерных дней человечество жило в том самом океане безвременья, о котором у нас сохранились лишь крупицы знаний. Менялись климат и фауна. Люди постепенно все больше уходили в своем развитии от обезьян и так же неторопливо, со скоростью биологической эволюции, развивали технологии.