Похищение чародея - Кир Булычев

Нарушая все правила мероприятия, путников обогнала телевизионная машина с вращающимся локатором на крыше. Она была кое-как замаскирована под катафалк, и цилиндры операторов и режиссера зловеще покачивались над темной улицей.

Длинное рыло камеры, высунувшееся с тылу катафалка, в последний раз дало на экраны крупным планом лицо Ленина. Зная, что его снимают, Владимир Ильич старался унять дрожь в плечах. Дождь пронизывал его до костей, и казалось, что ледяные капли стекали по печени. Заныл зуб. Еще позавчера жена настойчиво рекомендовала сходить к зубному, но в поликлинике ВТО запись была только на три дня вперед.

Ярхо отряхнулся и закурил, прикрывая огонек от ветра широкими ладонями.

— Спрячьте пачку, — сказал Ленин. — Кто пятьдесят лет назад курил «Беломор»?

— Нас не снимают, — сказал Ярхо. Он говорил уже без эстонского акцента. — Они поехали к вокзалу. Там сейчас начнутся бои.

— Прибавим шагу, — сказал Ленин. — А то разведут мосты.

— Нет. Сегодня ночью их держат путиловцы. Красная гвардия.

— Во сколько нам надо быть в Смольном?

— Пока есть время. Неплохо бы зайти куда-нибудь согреться.

— Вы с ума сошли. Этого же не было.

— А кто знает… В ту ночь мы за ними не наблюдали.

Ярхо выбросил окурок, и он внятно зашипел в черной луже.

Издалека зацокали копыта.

— А ну-ка, отойдите, Владимир Ильич, в эту подворотню. Похоже на казачий разъезд. Боюсь, не засекли ли они, эти троцкисты, вашу явочную квартиру.

— Ближе к тексту, — строго сказал Владимир Ильич, ныряя в темную подворотню. — Какие еще троцкисты? Лева должен сидеть в Смольном и руководить, пока меня там нет.

— Не может быть!

— Да и в самом деле не может быть. Решили обойтись без этой политической проститутки! Там Подвойский и Свердлов. Верные люди. Из ревизионной комиссии.

Казачий разъезд быстро проскакал мимо подворотни, и брызги, поднятые копытами коней, влетели, как от проезжающего автомобиля, в подворотню.

— Пойдем дальше?

— Пойдем. И осторожнее. Шутки шутками, а если мы попадемся на глаза казачьему патрулю, может получиться скандал.

На углу горел костер. Вокруг стояли красногвардейцы. Винтовки были сложены в пирамидку.

— Свои, — сказал Ярхо. — Еще через два квартала мост. А там до Смольного рукой подать.

— Скорей бы, — сказал Ленин.

Один из красногвардейцев повернулся на звук шагов.

— Кто идет? — спросил он.

— В Смольный, — ответил Ярхо. — Пароль — победа. Телевизионщики не проезжали?

— Нечего вам в Смольном делать, — сказал красногвардеец.

— Ты так не разговаривай, — стараясь быть вежливым, сделал замечание Ярхо. — Не знаешь, с кем говоришь.

— Знать не хочу, — сказал красногвардеец.

— А надо бы догадаться. Вас предупредить должны были.

— Знаешь что, — вдруг разозлился красногвардеец. — Вместо того чтобы нотации читать, предъявил бы документы.

Остальные красногвардейцы тоже повернулись к задержанным и внимательно прислушивались к разговору.

— Какие еще документы? — грозно спросил Ярхо. — Не может быть у нас документов. Мы же пароль сказали. И давайте в сторонку, не задерживайте. А то потом локти кусать будете, как в обкоме вызовут вас на ковер.

— Вась, а он тебя пугает, — сказал один из красногвардейцев.

Красногвардейцы довольно громко, не опасаясь казачьих патрулей, засмеялись.

Может быть, вся эта история и закончилась бы благополучно, не вмешайся в нее Владимир Ильич.

— Товагищи, — вдруг сказал он. — Я указываю вам на недостаток геволюционной бдительности. В тот момент, когда вгаг может победить, ваши гужья стоят незагяженные.

— А это что за маскарадная маска? — поинтересовался красногвардеец. — Зуб болит? Врезали?

— Товагищи! — уже громче сказал Ленин. — Я вам именем геволюции пгиказываю…

Он не договорил. Красногвардеец подошел к нему вплотную и сказал:

— Как будто они.

— Мы, мы, — поддержал его Ярхо, решивший, что его наконец узнали.

— И точно, — сказал второй красногвардеец. — Один высокий громила, он замок снимал. Второй, маленький, круглый, и пришил тетю Зою.

— И документов нет, — поддержал его второй.

— Вы же путиловцы! — успел крикнуть Ярхо, когда ему начали крутить руки.

— Мы не путиловцы, а ОБХСС, — ответил красногвардеец и показал под светом повязку с надписью «Дружинник» и без ятя на конце. — Нас вместо милиции здесь оставили. Не всем же в зрелища играть. Кому-то и работать надо. А то ваш брат под шумок тут такого натворит… Ну ладно, пойдем в отделение, там разберемся.

Тем временем другой красногвардеец всмотрелся в лицо Ленина и, ничего не разглядев, сказал товарищу:

— Включи-ка фонарик. Чтой-то лицо его мне очень знакомо.

— Я — Ленин, — сказал Владимир Ильич. Ему уже нечего было терять. Время шло, и в любой момент могло начаться восстание. «Вчера было рано, завтра будет поздно», — повторял он про себя.

Красногвардеец вонзил ему в лицо луч карманного фонарика. Ленин зажмурился. Одним движением красногвардеец сорвал с Ильича мокрый парик, повязку и, как назло, нижний парик с лысиной и бородку.

Человек, стоявший перед красногвардейцем, уже ничем не напоминал вождя революции.

— Обознался, — сказал красногвардеец. — А то чем-то показался похожим.

— Я — Ленин, — повторил вождь революции.

— А ты проходи, проходи. За Ленина ты еще дополнительно получишь. Таким именем не шутят, — сказал красногвардеец, подгоняя задержанных.

8

Часам к трем ночи Керенского вызвали на совещание кабинета министров. Он сказал Зосе, что постарается поскорее вернуться, и Зося пока, чтобы не заснуть завтра, в самый разгар событий, прикорнула на диванчике у гардероба. Там ее и нашел Боря Колобок, собиравший к себе командиров отрядов.

Ночь была злой и темной. С крыши Генерального штаба вырывались слепящие лучи прожекторов, ощупывали фасад Зимнего, пустые баррикады и елозили по площади, освещая овалами дождливую рябь луж. Несколько милиционеров, переодетых городовыми, но с красными повязками на рукавах, закрывали ворота в арке Генштаба. Ворота будут распахнуты в момент штурма.

Из окна комнаты Колобка было видно, как первые отряды рабочих и красногвардейцев подходят со стороны Исаакиевского и прячутся от дождя под промокшими, еще не совсем облетевшими деревьями.

— Докладывайте обстановку, — сказал собравшимся Колобок. Он был строг и подтянут и сильно отличался от давно знакомого и привычного Колобка.

— Мои юнкера уже собрались внизу, — сказал Симеонов. — Почти все. Человек пять отсутствуют, в основном по уважительным причинам. Загребин с завтрашнего дня уходит в отпуск, у него путевка есть — я его отпустил. У одного мать заболела. У Бугаева обострился радикулит.

— Как с оружием?

— Все в порядке. Двадцать винтовок, один пулемет. Четырнадцать охотничьих ружей. И выставка пистолетов из галереи нижнего этажа.

— Дудник, как у тебя?

— Свинец достали. Льем пули. К утру килограммов сто сделаем. Подгонять только трудно. Часть оружия семнадцатого — шестнадцатого веков.

— Мальчики, — сказала Зося, — вы с ума сошли. А если Антипенко узнает?

— Ничего не узнает, — сказал Извицкий. — Я позаботился. Мы с ним восемьсот грамм коньяку приняли за победу революции. Кстати, я пошел бы поспал. Все равно пушки мои без замков.

— Иди, — сказал Колобок. — Спасибо за службу. Как твои девчата, Зося?

— Всего по списку у меня восемьдесят человек. Сейчас в наличии сорок три. Сами понимаете, у кого дети, у кого еще что. Завтра, может, еще человек пятнадцать-двадцать подойдут. И все-таки вы, по-моему, зарываетесь. Что у вас, война, что ли? А вдруг кого-нибудь раните?

— Вот что, ты, Зося, не очень здорово информирована. Придется тебя просветить. Симеонов, будь другом, приведи пленного.

Зосе вдруг вся эта сцена показалась совершенно нереальной. Вот стоит ее хороший приятель, младший научный сотрудник Эрмитажа Боря Колобок, на нем офицерский — а может, это юнкерский? — мундир. На боку кобура. И говорит Колобок о патронах, винтовках и пленных. Может, у него не все в порядке? Позвонить куда-нибудь? Но Симеонов — он же серьезный парень, председатель месткома…

Симеонов втолкнул в дверь парня. У парня были связаны руки. Парень как парень. Брюки-клеш с «молниями» внизу, волосы ниже ушей и куртка без воротника. Приятный в общем парень.

— Посади его, — сказал Колобок.

Парень не спеша сел на пододвинутый стул. Юнкера пересели так, чтобы получше видеть пленного.

— Кончай баланду, — сказал парень высоким голосом. — Закурить лучше дай.

— Фамилия? — спросил Колобок. — Имя?

— Я ж говорил. А сейчас прошу по-человечески: дай закурить.

— Развяжи ему руки.