Под куполом - Стивен Кинг

Трусы у нее были влажными, и лужа натекла между ее растопыренных ног. Она уписалась или прежде чем нажать на курок, или сразу же после. Олли думал, что, наверное, после.

БАХ. Тишина.

Вблизи работал молодчик в армейской форме. Совсем юный. На рукавах не имел никаких нашивок, и Олли догадался, что тот, вероятно, рядовой. На вид ему было лет шестнадцать, однако Олли думал, что тот должен быть старше. Он слышал о ребятах, которые прибавляли себе возраст, только бы попасть на службу, но думал, что такое случалось до того, как повсюду завелись компьютеры, чтобы отслеживать такие вещи.

Армейский молодчик огляделся вокруг, увидел, что на него никто не обращает внимания, и заговорил потихоньку. С южным акцентом.

— Парень! А не прекратил бы ты бросать свой камень? Сдуреть можно.

— Так уйди куда-нибудь, — ответил Олли.

БАХ. Тишина.

— Не моогу. Приказ.

Олли промолчал. Вместо этого вновь бросил камень.

БАХ. Тишина.

— Зачем ты это делаешь? — спросил армеец. Сейчас он уже только делал вид, что все еще занят щитами, а на самом деле ему хотелось поболтать с Олли.

— Потому что рано или поздно какой-то из них не отскочит. А когда это случится, я встану и пойду отсюда, чтобы никогда больше не видеть этой фермы. Не доить никогда никаких коров. Какой там воздух, с вашей стороны?

— Хороший. Прохладный, правда. Я сам из Южной Каролины. У нас в Южной Каролине совсем не так в октябре, я тебе говорю.

Там, где находился Олли, в трех ярдах от юноши с юга, было жарко. Да еще и пахло.

Армеец показал рукой мимо Олли.

— Почему бы тебе не закоончить бросать камни и не заняться теми коровами? — Последнее слово у него прозвучало как коуовами. — Завести их в коровник, подоить их или повтирать им «лесной мазюки» в дойки, или что-нибудь такое.

— Нам нет потребности их загонять, они сами знают, куда идти. Но теперь нет и нужды их доить, и бальзама втирать нет смысла тоже. Дойки у них сухие.

— Эй?

— Эй. Мой отец говорит, что-то не то с травой. Он говорит, что трава плохая, потому что плохой воздух. Знаешь, тут не очень приятно пахнет. Пахнет дерьмом.

— Эй? — армейский юноша выглядел растроганным. Он еще пару раз ударил молотком по забитым в землю столбам двух противоположных щитов, хотя те и без этого уже довольно надежно стояли.

— Эй. Моя мать убила себя сегодня утром.

Армейский юноша как раз поднял молоток для очередного удара. Теперь рука, в которой он его держал, просто упала, повиснув вдоль его тела.

— Ты смеешься надо мной, мальчик?

— Нет. Она застрелилась на кухне прямо возле стола. Я ее там и нашел.

— Ох, сука, как это гадко, — сделал шаг к Куполу армеец.

— Мы отвезли моего брата в город, когда он умер в прошлое воскресенье, потому что он еще был жив, чуточку жив, но моя мама была уже мертвее мертвой, и мы похоронили ее там, на холме. Мы с моим отцом. Ей там нравилось. Там красиво было, пока все здесь так не испортилось.

— Господи Иисусе, мальчик! Так ты же там пережил такое, словно в аду побывал!

— Я и сейчас здесь, — сказал Олли, и вместе с этими словами словно какой-то кран открылся в нем и мальчик начал плакать. Он встал и направился к Куполу. Они с юным солдатом стояли друг напротив друга на расстоянии меньше фута. Солдат поднял руку, скривившись чуточку от энергетического импульса, который пробил его насквозь и утих. Тогда он положил на Купол ладонь с растопыренными пальцами. Олли тоже поднял руку и прижал ее к куполу со своей стороны. Их ладони, казалось, касаются одна другой, палец пальца, но на самом деле они оставались разделенными. Это был напрасный жест, который вновь и вновь будет дублироваться на следующий день: сотни, нет, тысячи раз.

— Мальчик…

— Рядовой Эймс! — гаркнул кто-то. — Ну-ка, хватай свою сраку в руки и прочь оттуда!

Рядовой Эймс вздрогнул, словно застигнутый во время поедания запрещенного варенья ребенок.

— Отправляйся сюда! Бегом!

— Держись, мальчик, — бросил рядовой Эймс и побежал получать выговор.

Олли сообразил, что тому светит разве что выговор, потому что разжаловать рядового некуда. Ну, не посадят же его на гауптвахту за то, что разговаривал с каким-то животным из зоопарка. «Я даже не получил никаких орешков», — подумал Олли.

На миг он остановился взглядом на коровах, которые больше не давали молока, которые даже траву почти перестали щипать, и вновь сел возле своего рюкзака. Поискал в нем и выбрал хороший круглый камень. Вспомнил облупленный лак на ногтях матери, на той ее руке, возле которой еще дымился пистолет. А потом бросил камень. Тот ударился о Купол и отскочил.

БАХ. Тишина.

10

В четыре часа дня в тот четверг, когда север Новой Англии находился в полумраке, а в Честер Милле сквозь похожую на носок прореху в тучах сияло, словно какой-то туманный прожектор, солнце, Джинни Томлинсон пошла проверить, как чувствует себя Джуниор. Спросила у него, не нужно ли ему какое-то лекарство против головной боли. Он ответил, что не нужно, потом передумал и попросил тайленола или адвила[403]. Когда она вернулась, он направился через комнату ей навстречу, чтобы взять лекарство. Она записала в его карточке: «Хромота еще присутствует, но, похоже, что исправляется».

Когда через сорок пять минут туда заглянул Терстон Маршалл, палата была пустой. Он решил, что Джуниор пошел в холл, но, поискав его там, он не нашел никого, кроме Эмили Вайтхаус, инфарктной пациентки. Эмили выздоравливала чудесно. Терстон спросил у нее, не видела ли она русого юноши, который прихрамывает. Она ответила, что нет. Терстон вернулся к палате Джуниора и заглянул в шкаф. Там было пусто. Юноша, вероятно с опухолью в мозге, оделся и сам себя выписал из больницы, не переживая за бумажную волокиту.

11

Джуниор шел домой. Похоже на то, что его хромота почти полностью выправилась, как только у него разогрелись мышцы. И темная замковая щель, которая плавала перед его левым глазом, уменьшилась до размера бисеринки. Может, он все-таки получил только небольшую дозу талия? Судить тяжело. Да хоть там как, но он должен выполнить свое обещание Богу. Если он позаботится о детях Эпплтонов, Бог позаботится о нем.

Когда он покинул госпиталь (через задние двери), убийство отца стояло на первом месте в его списке спешных дел. Но когда он наконец-то подошел к своему дому — дому, в котором умерла его мать, того дома, где умерли Лестер Коггинс и Бренда Перкинс, — планы у него изменились. Если он убьет отца сейчас, отменит чрезвычайное городское собрание. Джуниор этого не хотел, потому что городское собрание обеспечило хорошее прикрытие для выполнения его главной миссии. Большинство копов будут находиться там, и таким образом добраться до подвала будет легче. Вот только жаль, не будет у него с собой отравленных армейских жетонов. С какой радостью он забил бы их в глотку сдыхающему Бааарби.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});