Слова сияния - Брендон Сандерсон

Он лежал в темноте, слушая скороговорку дождя и чувствуя пульсацию в ноге. Влажный, холодный воздух проникал в комнату, и мостовик зарылся в дополнительные одеяла, доставленные интендантом. Свернувшись калачиком, Каладин попытался уснуть, но, проспав почти весь вчерашний день — день, когда отбыла армия Далинара, — обнаружил, что может только бодрствовать.

Он ненавидел ранения и не желал соблюдать постельный режим. Никогда больше.

«Сил...»

Плач приносил мало радости. Приходилось проводить целые дни взаперти, как в ловушке. Бесконечная мгла в небе, судя по всему, влияла на него больше, чем на других, заставляя становиться вялым и равнодушным.

Раздался стук в дверь. Каладин поднял в темноте голову, сел и поудобнее устроился на скамье-кровати.

— Войдите, — сказал он.

Дверь открылась и впустила звук дождя, похожий на топот тысяч маленьких ног. Вместе со звуком просочилось очень мало света. Во время Плача затянутое облаками небо погружало землю в вечные сумерки.

Вошел Моаш. Как обычно, в Доспехах Осколков.

— Шторма, Кэл. Ты спал? Прости.

— Нет, мне не спалось.

— В темноте?

Каладин пожал плечами. Моаш закрыл за собой дверь, снял латную рукавицу и подвесил ее на пояс Доспехов Осколков. Засунув руку под металлическую пластину, он вытащил пригоршню сфер, чтобы осветить комнату. Богатство, которое раньше казалось невероятным для мостовиков, для Моаша теперь было просто карманной мелочью.

— Разве ты не должен охранять короля? — спросил Каладин.

— Я то на дежурстве, то нет, — нетерпеливо ответил Моаш. — Они разместили нас пятерых в непосредственной близости от его покоев. Прямо во дворце! Каладин, это замечательно.

— Когда? — тихо спросил капитан мостовиков.

— Мы не хотим испортить Далинару его экспедицию, — пояснил Моаш, — так что собираемся дождаться, пока он не удалится на некоторое расстояние, возможно, пока не встретится с врагом. Таким образом, он окажется связан боевыми действиями и не станет поворачивать обратно, когда до него дойдут новости. Для Алеткара будет лучше, если он преуспеет и победит паршенди. Он вернется героем… и королем.

Каладин кивнул, почувствовав слабость.

— Мы все распланировали, — продолжил Моаш. — Поднимем тревогу во дворце: якобы замечен Убийца в Белом. Затем будем действовать так же, как сделали в прошлый раз — отошлем всех слуг укрыться в их комнатах. Поблизости не окажется никого, кто бы увидел, чем мы занимаемся, никому не причинят вреда, и все будут полагать, что за случившимся стоит шинский убийца. О лучшей возможности нельзя и мечтать! И тебе ничего не придется делать, Кэл. Грейвс говорит, что нам вообще не понадобится твоя помощь.

— Тогда зачем ты здесь? — спросил Каладин.

— Просто хотел тебя проведать. — Моаш подошел ближе. — То, что сказал Лоупен, правда? Насчет твоих... способностей?

Штормов хердазианин! Лоупен остался в лагере вместе с Даббидом и Хоббером, чтобы позаботиться о бараке и присмотреть за Каладином. По всей видимости, они рассказали Моашу.

— Правда, — ответил Каладин.

— Как это произошло?

— Точно не знаю, — соврал он. — Я обидел Сил, так что не видел ее уже несколько дней. Без нее я не могу втягивать штормсвет.

— Мы это как-нибудь исправим, — подбодрил его Моаш. — Или раздобудем тебе собственные Доспехи и Клинок.

Каладин взглянул на друга.

— Думаю, она покинула меня из-за заговора убить короля, Моаш. Похоже, Сияющие не могут быть вовлечены ни во что подобное.

— Разве Сияющих не должно волновать то, что совершается во благо? Даже если выбор непрост?

— Иногда жизнями нужно жертвовать ради высшей добродетели, — сказал Каладин.

— Да, вот именно!

— Эта фраза прозвучала из уст Амарама в отношении моих друзей, которых он убил, чтобы скрыть свои тайны.

— Ну, тут, очевидно, другое. Он светлоглазый.

Каладин посмотрел на Моаша, глаза которого изменились и стали такого же светлого оттенка, как у любого светлорда. В общем-то, глаза Амарама были того же цвета.

— Как и ты теперь.

— Кэл, — проговорил Моаш, — ты меня тревожишь. Не говори так.

Каладин отвел взгляд.

— Король велел передать тебе послание. Вот почему я здесь. Он хочет, чтобы ты пришел с ним поговорить.

— Что? Зачем?

— Не знаю. Сейчас, в отсутствие Далинара, он сильно налегает на вино. К тому же не легкое оранжевое. Я скажу ему, что у тебя слишком тяжелые раны, чтобы передвигаться.

Каладин согласно кивнул.

— Кэл, — сказал Моаш, — мы ведь можем тебе доверять, правда? Ты ведь не передумал?

— Ты сам сказал, что мне ничего не придется делать, — ответил Каладин. — Я просто должен держаться в сторонке.

«Так или иначе, как бы я смог помешать? Без спрена, раненый».

Все закрутилось слишком серьезно и зашло слишком далеко, чтобы он мог это остановить.

— Замечательно, — сказал Моаш, направившись к двери. — Поправляйся, ладно?

Он вышел, снова оставив Каладина во тьме.

ГЛАВА 78. Противоречивость

АноведьихоставилиЭтоявственноследуетизприродысвязиНогдегдегдегдеБросилиОчевидноКаксветзимнегосолнцаОниушиноварцевНужнонайтиодногоизнихСможемлимыиспользоватьНезнающегоправдуСможемливыковатьоружие

Диаграмма, 17-ая доска пола: параграф 2, каждая 2-ая буква, начиная с 1-ой

В темноте фиолетовые сферы Шаллан оживили дождь. Без сфер она не видела капли, только слышала, как они разбиваются о камни и ткань тента. В свете сфер каждая падающая частичка воды вспыхивала ярко, как спрен звезд.

Девушка сидела с краю тента, ей нравилось наблюдать за дождем в перерывах между рисованием, в то время как другие ученые расположились ближе к центру. Так же поступил Ватах с парой солдат, которые наблюдали за ней, как небоугри за единственным детенышем в выводке. Шаллан забавляло, что ее люди стали такими заботливыми; казалось, что они невероятно горды быть ее солдатами. Честно говоря, она ожидала, что, получив помилование, они сбегут.

Прошло четыре дня Плача, а Шаллан все еще наслаждалась погодой. Почему тихие звуки моросящего дождя так подстегивали воображение? Спрены творчества медленно исчезали вокруг нее, и большинство из них принимали очертания различных предметов в лагере. Вкладываемые и вынимаемые из ножен мечи, крошечные палатки, которые срывает и уносит невидимый ветер.

Ее рисунок изображал Джасну такой, какой она была в ту ночь, всего лишь чуть больше месяца назад, когда Шаллан видела ее в последний раз. Склонившаяся над письменным столом в полутемной каюте корабля, откидывающая назад волосы, освобожденные от привычных узлов и кос. Измученная, подавленная, напуганная.

Изображение не воспроизводило ни одно достоверное воспоминание Шаллан, как это обычно бывало. Она воссоздала то, что запомнила. Интерпретация не была точной. Шаллан гордилась рисунком, потому что в нем ей удалось передать противоречивость Джасны.

Противоречивость. То, что делало людей настоящими. Джасна измучена, но все еще сильна — даже сильнее от того, что обнаружила свою уязвимость. Джасна напугана, но в то же время и смела настолько, насколько можно совместить эти две вещи. Джасна подавлена, но она по-прежнему могущественна.

В последнее время Шаллан пыталась создавать больше рисунков, рожденных воображением. Ее иллюзии будут неполноценными, если она сможет воспроизводить только переживания из собственного опыта. Требовалось обрести способность творить, а не только копировать.

Исчез последний спрен творчества. Он принял вид разбрызганной лужи, в которую наступили сапогом. По листу бумаги пошла рябь, когда на него перебрался Узор.

Он фыркнул.

— Бесполезные существа.

— Спрены творчества?

— Они ничего не делают. Порхают вокруг и наблюдают, любуются. У большинства спренов есть цель. А эти просто притягиваются к чужим целям.

Шаллан откинулась назад, обдумывая услышанное, как учила ее Джасна. Неподалеку ученые и арденты спорили о том, насколько большим был Штормпост. Навани хорошо справилась со своей задачей, лучше, чем Шаллан могла надеяться. Теперь с ней трудилась целая армия ученых, подчиняющаяся ее указаниям.

Неисчислимые ряды близких и далеких огней в ночи вокруг тента указывали на размах армии. Продолжал моросить дождь, отражая фиолетовый свет сфер. Шаллан отобрала все сферы одного цвета.

— Художница Элесет, — произнесла девушка, — однажды провела эксперимент. Она взяла только хорошенько заряженные рубиновые сферы, чтобы осветить свою студию. Ей хотелось увидеть, какой эффект красный свет может оказать на искусство.

— М-м-м-м, — прогудел Узор. — И каким был результат?

— Поначалу во время рисования цвет освещения сильно воздействовал на нее. Ей пришлось использовать слишком мало красного, и цветочные лужайки выглядели размытыми.